Боль моего сердца

Он сидел на холодном подоконнике, закутавшись в пушистый плед и сжимая тонкими озябшими пальцами кружку с обжигающим латте. Осень выстудила его квартиру точно так же, как боль потери выморозила его душу. Он натянул на кисти толстый вязанный свитер и подтянул к подбородку острые колени, выглядывающие из продранных джинсов. Его жизнь кончена. В ней не осталось больше ничего, только боль. Боль от предательства того единственного, чьей любви жаждало всё его существо. Но она была ему не нужна. - Тилль, почему? – в который раз прошептал Хайко дрожащими губами. – Почему он, почему не я?! Он смотрел в залитое дождем окно, и его профиль белел, словно нежная лилия, на фоне темного провала в ненастную берлинскую ночь. Хайко знал ответ, но все равно упрямо снова и снова спрашивал себя, почему, отвергнув его чистое чувство, Тилль бросился в объятия этого ничтожества? Эта сучка бросит его, как только он наскучит ей, это сердце не может любить! Ведь Рихард не способен любить никого, кроме себя. Хайко смахнул непрошеную слезу с худой щеки, но на ее место набежал десяток новых. - Ты ошибся, любимый, - прошептал Хайко, открывая окно. – Ты пожалеешь, но будет поздно. Ветер полоснул по лицу, когда он шагнул с подоконника в пустоту. Равнодушный серый город продолжал жить своей жизнью, не заметив распластанную на холодной булыжной мостовой тонкую фигурку. Горячее сердце перестало биться и скоро стало таким же холодным, как этот жестокий мир.

***

- Тилль! Он покончил с собой! – личико Рихарда побледнело от ужаса. – Он выбросился из окна. Это мы, мы виноваты! Мы убили его! Рихард заломил руки и бросился Тиллю на грудь. - Я не вынесу этого! – воскликнул Тилль и оттолкнул от себя Рихарда. – Ты соблазнил меня, ничтожный подонок! Тебе нужно было лишь мое тело, а Хайко любил меня, любил по-настоящему, но теперь он навсегда для меня потерян, а мы обречены жить с этим бременем! Тилль вцепился себе в волосы и вырвал оттуда пару клоков. Его зеленые глаза горели отчаянием. - Нет, что ты говоришь! Как ты можешь?! – Рихард упал в ноги любимого, протягивая ему руки. – Не отвергай меня, заклинаю! Ведь нам было так хорошо вместе! Мы справимся, мы переживем этот момент нашей жизни и еще сможем быть счастливы! - Отойди от меня, исчадие сатаны! – Тилль отпихнул любовника от себя. Еще несколько минут назад он продал бы душу, чтобы быть рядом с этим прекрасным чудовищем, но сейчас всё изменилось. Его маленький самоотверженный Хайко мертв! Он погубил нежный цветок, попав под власть чар этого развратного монстра. - Тогда убей меня, - воскликнул Рихард, разрывая рубашку на своей груди. – Без тебя мне не жить! – Слезы заструились по его лицу, но он не замечал этого. - Я сам вас всех убью! – послышалось от двери, и на пороге появился бледный, как смерть, Шнайдер. – Два ублюдка! Вы отняли у меня то, что было мне дороже жизни! Вы принесли его в жертву своей грязной страсти, растоптав это непорочное дитя и лишив меня надежды добиться его любви! Он был поистине страшен в эту секунду. Белое лицо резко контрастировало с рассыпавшимися в беспорядке, спутавшимися тёмными кудрями, а на лице сверкали ненавистью пронзительные голубые глаза.       Хайко похоронили в такой дождливый день, как и тот, в который он погиб. Через неделю старый кладбищенский сторож нашел на его могиле уже остывшее тело Тилля. Окоченевшая рука его сжимала хрупкую белую лилию – символ его утраты. Шнайдер погиб в пьяной драке в баре Сан-Франциско, поговаривают, что по сей день его неприкаянный дух колесит на вороном "Харлее" по раскаленным трассам Калифорнии. Рихард ушел в монастырь, где окончил свои дни в беспрестанных молитвах и посте. Говорят, ему очень была к лицу черная сутана. Флаке в порыве отчаяния распродал все свое имущество и теперь бродяжничает, ночуя под мостами и играя днем в переходах метро. Оливер… Слушайте, а где Оливер, в конце концов? Нет, ну безобразие, никогда его нет, когда надо.