Synapse

Слегка влажные листья, едва касаясь земли, проносились по мостовой, кружась по пустой проселочной дороге в Ислингтоне и собираясь в рассыпающиеся, покрытые снегом кучки, или попадая в плен «дворников» на лобовых стеклах припаркованных автомобилей. Прозрачные как стекло лужицы скопились у забитых канализационных люков. Потянув шарф, Доминик поправил его так, чтобы укрыть как можно больше шеи от потоков холодного воздуха. Костыли Мэтта шумно стучали с каждым шагом. - Хочешь сходить еще куда-нибудь? – спросил его Дом. Стук. Стук. Стук. - Где тут секс-шоп? - В конце Оксфорд-стрит. Мэтт нервно хихикнул, глядя под ноги, после чего вновь замолчал, обдумывая вопрос Дома. Они завернули за угол, выходя на гораздо более заполненную людьми улицу; Дом указал на лестницу, которая вела под землю, к станции метро Энджел. - Да, а мы можем пойти на Трафальгарскую площадь? Я просто обожаю Трафальгарскую площадь. Это моя любимая часть Лондона. Его желудок болезненно сжался, и Дом выдохнул через нос, намеренно придавая лицу безразличное выражение. Мэтт был слишком занят спуском по лестнице, чтобы заметить. Одной рукой он опирался на перила, другой же держал костыли. - Наверное, - Дом пожал плечами, - но нам немного не по пути. Придется лишний раз прокатиться на метро. - Не-а, - прощебетал Мэтт, спрыгивая с нижней ступеньки. – Я могу пройтись пешком, к тому же, отсюда до площади не так далеко, как ты думаешь. В любом случае, станция на этой линии. Давай просто пойдем туда? Немного прогуляемся по подземке? Доминик закусил губу, тут же прикусывая язык, когда Мэтт одарил его восторженным взглядом своих ярких голубых глаз. - Да! Конечно. Тогда, идем на Чаринг-Кросс. Ступив на эскалатор, Мэтт развернулся на нижней ступеньке и широко улыбнулся Дому, слегка пихая того головой в грудь. - Ты высокий. - Ты странный, - ответил Доминик, взлохматив волосы Мэттью. Оглушительный грохот поезда делал разговор невозможным на протяжении всего их пути до Чаринг-Кросс, где они наткнулись на толпу людей, идущих обедать в свой перерыв или опаздывающих на деловые встречи. Мэтт шел по платформе без посторонней помощи. Было проще ходить медленнее, чем каждый раз быть причиной того, что бесконечное количество людей спотыкалось об его костыли. Все время их прогулки по Трафальгарской площади Дом сдерживался, концентрируясь на поддержании разговора с Мэттом и пытаясь не выдать ноющей боли в своем сердце. Его взгляд постоянно возвращался к той каменной плите фонтана, у которой они встретились. Не смотря на то, что это была последняя реакция, которую он хотел испытывать, Доминик ощутил горечь. Голос в его голове прошептал, что не было ничего такого, что могло бы остановить его от того, чтобы рассказать все Мэтту, но он тут же заставил его замолчать. В этом просто не было смысла. То, что они пережили вместе в Synapse, не поддавалось описанию – ни одна комбинация слов не смогла бы объяснить Мэтту то, что чувствовал тогда Доминик. Он никогда не поймет до конца, каково это было, ощущать тепло уходящего солнца на своих плечах после их первого объятия у фонтана, или любовь, наполнившую собой мир, который он придумал для них обоих. Когда Дом обернулся, то увидел Мэттью, щурящегося от прохладного солнечного света, освещающего колонну Нельсона, - он улыбался, глядя наверх и закрывая одной рукой лицо, - именно тогда Доминик почувствовал, что вся горечь начинает куда-то испаряться. Все дело было в этой дурацкой улыбке; в этом переднем кривом зубе, который слегка выпирал наружу, - в это время Мэтт безвольно уронил руку, развернувшись на месте, другой рукой вяло поддерживая костыли, оглядывая площадь и наблюдая за автобусами, заявляющими о своих правах на места в кольцевой дороге. - Хороший денек, - сказал он Дому, наблюдая за тем, как солнечный свет отражался от воды в фонтанах, пока небольшие каскады воды разбивались о ледяные осколки. – То есть, холодно так, что можно себе все яйца отморозить, но все равно хорошо! Доминик ощутил, как на его губах появляется добрая улыбка, а на сердце становится спокойно. Дело было не в том, чтобы Мэттью вспомнил, и не в том, чтобы состоять с ним в отношениях. Ему и так повезло, потому что он был жив. Как бы закрепляя осознание в своем мозгу, Доминик вспомнил о всех тех часах, проведенных у больничной койки Мэтта, когда он смотрел на бледное и безжизненное лицо перед собой, держал слабую руку и отчаянно ждал хоть малейшего движения – судороги, глубокого вдоха или подергивания пальцев, переплетенных с его собственными. Доминик оглянулся – Мэттью слегка присел, наступая на голубя и держа перед собой костыль в качестве оружия. Голубь поднял голову в его сторону и, суетно взмахнув крыльями, отлетел на несколько шагов назад. Мэтт прыгнул вперед, неистово крича и размахивая костылем в воздухе до тех пор, пока птица в испуге не сорвалась с места и не улетела к ступенькам Национальной галереи. Он только начал приставать ко второму голубю, как почувствовал на своей талии руки Дома, обнимающего его со спины. - Привет, - хихикнул он, тыкая в одну из рук, обвивающихся вокруг его живота, пока подбородок Доминика устроился на его плече. – Что такое? - Просто рад, что ты здесь, - поступил ответ в форме тихого и довольного бормотания за ухом. - Я тоже, - ответил Мэтт, поворачивая голову, чтобы лучше видеть Доминика. Он улыбнулся. Они придвинулись к ближайшей статуе – льву, возвышавшемуся на большом каменном постаменте, – и следующие пятнадцать минут провели в рассеянном разглядывании толпы людей, проходящей через площадь: местные гиды махали руками, поторапливая группы туристов, которые беспорядочно кружили по площади, фотографируя то, что фотографировать было нельзя, и крича на своих детей, лезущих на огромные каменные выступы у колонны Нельсона. Мэттью провел большим пальцем по тыльной стороне ладони Доминика, покоящейся на его животе. Он снова и снова касался костяшек пальцев блондина, чувствуя холодную кожу, и сплел их пальцы вместе, чтобы согреть ее. Руки, обвитые вокруг его талии, крепче прижали Мэттью к себе, и он почувствовал странное теплое покалывание внизу живота. В конце концов, холод победил, и молодые люди побрели в сторону Оксфорд-стрит, останавливаясь лишь раз, чтобы дать ногам Мэттью отдохнуть; они сидели на площади Пикадилли, наблюдая за потоком машин, проносящихся мимо мигающих реклам и ярких растяжек. Какой-то человек, прислонившись к стене здания, играл на саксофоне – каждая нота была унесена прочь бибикающим сигналом автомобиля или ревом мотора автобуса, который, высадив очередную толпу на тротуар, отъезжал от остановки. Мэтт прижался к боку Доминика, наблюдая за тем, как к уличному музыканту подошел полицейский, спрашивая, что он делает. - Он играет на гребаном саксофоне, придурок, - пробормотал Мэтт, поднимаясь на ноги и поднимая костыли с кривой усмешкой на губах. Он протянул руку Доминику, помогая тому встать. – Ладно, пойдем отсюда. Магазин находился на другой стороне дороги, на улице, ответвленной от Оксфорд-стрит и ведущей в тихий и редко посещаемый квартал города. - Я никогда раньше не был в секс-шопе, - хихикнул Мэтт, останавливаясь у двери. – Входи. Ты первый. - Неплохая попытка, но мне придется придерживать дверь, так что, - замолк Дом с ухмылкой на губах, подталкивая парня вперед и открывая перед ним дверь. Мэттью шагнул внутрь с угрюмым видом, но через секунду уже улыбался, ставя костыли у стены на входе, и прошел к ближайшей витрине, исследуя товары, выстроившиеся вдоль полок. Закрыв дверь, тем самым отгораживая их от морозного воздуха, Доминик проследовал за ним, неловко улыбаясь парню, стоящему за прилавком. Он обернулся и увидел Мэттью, стоящего за стеллажами и пытавшегося впихнуть свои руки в пару кружевных черных перчаток без пальцев, которые доходили ему почти до локтей – ему пришлось закатать рукава свитера. Черная лента, перевязанная крест-накрест на том месте, где ткани не было, резко контрастировала с абсолютной белизной тощих рук Мэттью. Как только он закончил их натягивать, то хихикнул, после чего пошевелил пальцами и потянулся к кисточкам для сосков. - Господи, - прошипел Дом сквозь смех, который оказался слишком громким в тишине магазина, - что за хрень ты творишь? - Нравятся? – Мэтт снова хихикнул, вытягивая вперед одну, покрытую черным кружевом руку. – Мне нравятся. Мои запястья выглядят достаточно сексуально. Как у настоящей викторианской шлюшки. Дом сдержал смех, проводя вверх-вниз пальцами по его руке, после чего отдернул свою и зажмурился. - Отъебись, мне не следует представлять тебя в черном кружеве, - усмехнулся он, поворачиваясь и внимательно разглядывая полку слева от себя. - Нет, следует, - Мэтт провел кончиками пальцев по руке Доминика и рассмеялся, когда тот подпрыгнул на месте, вздрогнув. – Хорошо, хорошо, я их сниму. Они ходили туда-сюда, разглядывая содержимое витрин, - Мэтт шел впереди, и, казалось, был очарован всем, что только брал в руки. На свое удивление, Доминик не чувствовал ни малейшего дискомфорта или неловкости, которые он ощущал в тот единственный раз, когда бывал в этом магазине; он проследовал за брюнетом в открытую дверь, и вскоре обнаружил Мэттью, уставившегося на небольшую отгороженную комнатку – по всей видимости, последний зал магазина. Стены украшали различные секс-игрушки. - О боже, у нее есть присоски, - прошептал Мэтт, подбегая вперед и снимая со стены тонкую красную анальную пробку. – Дом. Дом! Смотри! – он приклеил основание пробки ко лбу и начал размахивать ей из стороны в сторону, громко хохоча. – Я дилдорог! - Господи, блять, боже мой, - Дом расхохотался, закрывая лицо руками, когда Мэтт начал ржать как лошадь и «рыть» землю ногой, будто готовился к скачкам. Доминик схватил с витрины ближайшую игрушку с присосками – шестидюймовый черный дилдо – и приклеил его на лоб, наклоняя голову, чтобы отразить атаку Мэтта. Наклонившись в сторону, он перешел в контрнаступление, но Мэтт его блокировал, самым концом своей пробки сбивая дилдо с головы Доминика – блондин развернулся и вновь атаковал. Руки молодых людей были за спиной, так как никто не хотел хитрить. Это было делом чести. - Иди нахуй, - выдохнул Мэтт, уклоняясь от очередного толчка, - у тебя, по крайней мере, на три дюйма длиннее, сволочь, это не честно – - Ты это начал – ауч, вот ты козел – Вопль поражения Мэтта превратился в беспомощные стоны и смешки, когда анальная пробка, была, наконец, сбита с его головы, падая на пол – Доминик поднял ее и убрал обе игрушки на место, сотрясаясь от смеха. - Окей, - вздохнул Мэтт, укладывая подбородок на плечо Доминика, - хорошо, я сейчас сконцентрируюсь. Честно. - Так что ты ищешь? – спросил Доминик. - Ничего особенного, просто что-то большее, чтобы попробовать, - ответил Мэтт, выбирая один из фалоимитаторов и тыкая в него пальцем, изучая материал. Дом бродил вдоль витрин в противоположной стороне зала, с любопытством разглядывая ряды игрушек. - Анальные шарики? - Нет, что-то в форме, эм, члена. - Вибрирующий? Он немедленно округлил глаза. - Черт, об этом я даже и не подумал. Да. Думаю, да. Звучит неплохо. Вот этот, как раз, вибрирует, и он вполне подходящего размера. Посмотришь? Бросив разглядывание витрин, Доминик вернулся на другую сторону, глядя на устройство, которое Мэтт аккуратно держал двумя пальцами. Его брови приподнялись в удивлении. - Фиолетовый и блестящий? - О, да какая нахрен разница, - отрезал Мэтт, хихикая. – Не то, чтобы я буду придавать этому значение, когда он окажется там. И у него подходящая форма и вообще все. - Хорошо, - фыркнул Доминик, выбирая одну из запечатанных коробок на витрине и направляясь к кассе. – Но твой малоубедительный аргумент «я не гей» теперь абсолютно точно недействителен. *** Костыли стукнули по тротуару еще раз; Мэттью отдал пакет Доминику, когда они покинули магазин, неоднократно благодаря блондина за «приобретение» миллионов оргазмов, которые, Мэтт был уверен, были ему обеспечены. Также на дне пакета лежала бутылочка смазки. Они прошли Пикадилли, не останавливаясь на отдых. - Нет, нет, я в порядке, - настаивал Мэттью, кивая на дорогу, ведущую к Трафальгарской площади. – Давай просто вернемся домой. - Потому что ты хочешь поиграть со своей новой игрушкой? – подразнил его Доминик, с ухмылкой глядя себе под ноги. - Да, потому что я хочу поиграть со своей новой игрушкой. - Хочешь, чтобы я внезапно вспомнил важную причину, по которой мне нужно уйти из дома на пару часов? Потому что я могу это устроить. - Спасибо, - ответил Мэттью. – Я очень искренне тебе благодарен. А можно я воспользуюсь кроватью? - …Воспользуешься кроватью? – Дом искоса посмотрел на него. Мэттью пожал плечами. - Там удобнее, чем в душе. Я не знаю. Перестань смотреть на меня так, - он остановился, глядя из стороны в сторону, прежде чем перешел дорогу, и они оказались на площади. – Я просто хочу убедиться в том, что ты не убьешь меня, если узнаешь, что я делал это на кровати. - Ты можешь воспользоваться кроватью, - фыркнул Дом, замедляя темп для Мэтта, шагающего к ступенькам галереи. – Все равно постельное белье нужно было стирать. - Может быть, я и не покину ванной комнаты. Я не знаю. О, я так взволнован, - он слегка подпрыгнул, что было огромным достижением, учитывая то, что он опирался на костыли. Женщина в голубом платье почти столкнулась с ним, поспешно извиняясь и убегая в сторону. – Боже, сегодня здесь такая толкучка. - Ага, - кивнул Доминик, взглядом прослеживая что-то, что отвлекло Мэттью. Куча детей, наверное, целый класс, сидела, скрестив ноги и рисуя статую слева от них. - Георг Четвертый, - кивнул Мэтт, указывая на статую и щурясь на солнце. – Гребаный жирдяй. Мэтт застыл на месте. Шум переполненной людьми площади отошел на второй план. У Доминика в ушах звенел пульс. Он пошатнулся, его сердце с бешеной скоростью билось о грудную клетку. - Мэтт? Что ты только что сказал? Кровь отхлынула от лица Мэтта так быстро, что можно было проследить за тем, как его лицо вновь становится бледным. Покрасневшие от прохладного солнечного света щеки теперь были белоснежными. Его колени подкосились. - …Мэтт? – резко спросил Доминик, выказывая беспокойство. Он коснулся спины брюнета ладонью, слегка поддерживая его. Мэтт пустым взглядом смотрел на пространство перед собой – его зрачки резко уменьшились в размерах, а перед глазами все расплывалось. - Думаю, мне нужно сесть, - едва слышно произнес он. Его ноги дрожали. Доминик, широко распахнув глаза, кивнул и помог ему отойти еще примерно на десять шагов назад, на каменную плиту фонтана. Мэттью принял сидячее положение – костыли с грохотом упали на землю, когда он бросил их трясущимися от холода руками. Рука Доминика покоилась на спине Мэтта, поддерживая брюнета, так как Дом боялся, что он упадет в ледяную воду. Пакет из магазина лежал забытым у его ног. - Ты в порядке? Мэтт? – Дом начал успокаивающе поглаживать ладонью спину брюнета через куртку, пока его резко не отпихнули локтем. Неистовый взгляд широко раскрытых глаз Мэттью вновь обратился к статуе. - Это король Георг Четвертый, и он был толстым, - шумный вдох через нос. – Скульптор сделал статую стройнее. Доминик стиснул зубы, уставившись на испуганное лицо Мэттью; каждая извилина в его мозгу подталкивала его к тому, чтобы сказать хоть слово, но он боялся и рта раскрыть. Медленно, он вернул руку на спину Мэтта, лишь для того, чтобы его удержать. - В галерее есть его портрет, - сказал он шепотом, - а потом я сделал кофе. Последовала длинная пауза, после чего Мэттью поднял свои дрожащие руки к лицу и накрыл ладонью рот. Следующее предложение было приглушенно сказано сквозь пальцы: - Я сделал два кофе. Закрыв глаза, Дом пытался утихомирить каждую эмоцию, проникшую сейчас в его сердце. Каждая надежда и каждый страх, которых он боялся, с которыми боролся и душил в себе весь последний месяц, теперь сжимали его грудь. Ему было больно дышать. - Я сделал два кофе, Дом. Доминик прикусил губу, затем прикусывая язык. Хрупкое тельце, сидящее рядом с ним, сотрясалось от слез, которые еще не успели скатиться по его щекам, грудь тяжело вздымалась, и он взглянул на лицо Мэттью, спрятанное за тонкими пальцами. - Дом, - Мэтт задыхался, но его глаза были прикованы к статуе, даже несмотря на слезы, - помоги мне, Дом – Доминик немедленно обхватил руками его узкие и трясущиеся от рыданий плечи. Он зажмурился, легонько укачивая Мэтта, гладя его по спине и голове. Слеза скатилась по щеке Доминика и скрылась в щетине на его подбородке. Мэттью зарылся лицом в его шею и сдался, испуская сдавленный всхлип и утыкаясь носом в теплую кожу, обеими руками обнимая Доминика за талию. Его пальцы впивались в кожу, с силой вцепляясь в блондина. - Я не понимаю, - всхлип, - я не понимаю… - Тише, - прошептал Доминик, в какой-то степени не только Мэтту, но и себе, и почувствовал, как его тело начало дрожать. Он крепче обнял Мэтта, и еще одна слеза оставила холодный след на его лице. – Все хорошо, я обещаю, я держу тебя – - Мы вст-встретились здесь, - слова душили Мэтта, поэтому было трудно понять, что он говорил. Кончики его пальцев оставили будущие синяки на коже Доминика. – Прямо здесь, у этого фонтана. Не так ли? - Да, - выдохнул Дом, закрывая глаза и утыкаясь носом в темную макушку. – ты помнишь, что произошло после кофе? - Нет, - глухо ответили откуда-то снизу. Доминик почувствовал, как его сердце сжалось, после чего его вновь накрыло теплой волной, когда покачивания головы Мэтта превратились в согласные кивки. – Я… мы были в воде. То есть, в фонтане. А потом ты обнял меня, - он издал смешок, утирая слезы. – Даже сейчас, Дом, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что значило это объятие для меня. Доминик прижал его ближе к себе, позволяя словам скороговоркой слетать с губ брюнета. Каждая фраза была скомканной. - А потом Япония. И водопад, и я сделал портал в скале, и начал строить то место для тебя. Я хотел построить гребаное совершенство, чтобы ты никогда не захотел покинуть меня. Не зная, как это работает, не зная, что я находился в собственной голове, я просто подумал, что, может быть, если я постараюсь достаточно хорошо, то ты останешься в моем мире, вместо того, чтобы вернуться в свой, - сдавленный смешок. – Ты не вернулся в ту ночь. Я сидел на холме, и был дотошным надутым говнюком, а ты сказал, что не завел будильник, Дом, и это было так смешно, потому что я думал, что ты был каким-то долбанным волшебником с неба или кем-то вроде того, а не парнем из Лондона, у которого есть будильник. Я влюбился в тебя еще больше после этого. Я имею в виду, когда узнал, что ты был человеком. - Ты помнишь наш первый поцелуй? – шепотом спросил Доминик, губами касаясь щеки Мэтта. Его глаза были закрыты, и он был более расслабленным, когда говорил. - Типа того. Да, - ответил Мэтт, и уголки его губ дернулись в улыбке. – Но, нет, не совсем. Не по-настоящему. - Нет? - Одни картинки, - прошептал он. – И, возможно, звуки, и, безусловно, эмоции, знаешь, вещи, о которых я думал тогда, или мысли, но это как… черт возьми, это странное ощущение. - Это нормально, - утешил его Доминик. - Это все равно, что помнить сон. Я не знаю, каково это, целовать тебя. Я лишь знаю, что целовал. Мэттью замолчал, упершись головой в плечо Доминика, его дыхание вновь замедлилось и стало ровным. Они наклонились друг другу, обнявшись и укрываясь от холода и непрекращающейся жизни, протекающей на площади. Вода в фонтане расходилась кругами, упираясь в каменную плиту, на которой они сидели. - Ты видел Дом Призраков, - тихо произнес Мэтт. Дом кивнул, едва сдерживая смешок от воспоминаний своей погони за Мэттом в заброшенной психушке, с грязной слизью в руках. - ТЫ ТРАХНУЛ МЕНЯ В ОЗЕРЕ! – крикнул Мэтт, безумно смеясь, и новые слезы потекли по его улыбающемуся лицу. Мужчина, сидящий чуть дальше и читающий газету, взглянул на них, приподняв брови. Восторг пронесся по венам Мэтта, и он дико, бешено расхохотался. Он чувствовал тело Доминика под своими пальцами, исследуя каждый изгиб и каждую его черточку – Мэтта осенило понимание того, отчего ему все это время казалось, что он был знаком с блондином. - Боже мой, Дом, - прошептал он. – Сколько времени прошло? Дом поерзал на месте и отвернулся в сторону, разглядывая землю под ногами. - Полагаю, это перестало иметь значение, так что я перестал считать. - Но все же, сколько? - Не знаю. Месяцы. Четыре или пять месяцев. - Как… - Мэтт смахнул с щек дорожки слез, хмуро глядя на опущенную голову Доминика, - как, черт возьми, тебе удалось прождать меня так долго? Продать все, что у тебя было, и ждать меня? Даже после того, как я не вспомнил? - А что, если бы меня здесь не было? – ответил Доминик, поджав губы, продолжая разглядывать тротуар. – Что, если бы ты гулял по Трафальгарской площади с семьей или друзьями и вдруг вспомнил бы? И ты бы понял, что любишь меня, но ты бы не знал, кто я, где живу и как меня найти? - Я бы нашел тебя, - решительно заявил Мэттью, крепче прижимая Дома к себе. – Я бы искал везде, где можно, прежде чем сдаться. Черт возьми, я бы… я бы разбил лагерь в больнице, пока кто-нибудь, кто видел тебя там, не дал бы мне подсказку, и я бы не прекращал поисков, пока мы не были бы вместе. - Вот видишь, - прошептал Домой, украдкой взглянув на лицо Мэтта, после чего вновь опустил глаза, - теперь ты понимаешь, почему я ждал. Мэттью уставился на него, насильно ухватывая его за подбородок и разворачивая парня лицом к себе. - Я наговорил тебе много ужасных вещей, - тихо пробормотал он, большим пальцем поглаживая подбородок Доминика, и его сердце готово было разорваться от того крохотного давления, которое оказал наклонившийся вперед и отвечающий на прикосновение Доминик, ищущий хоть какого-то намека на взаимность. – Мне так жаль, Дом, мне – - Не стоит, - прервал его Доминик. - Нет, идиот, ты не понял, - запротестовал Мэтт, обхватывая лицо Доминика обеими руками, и наклонился вперед, пока расстояние между ними не стало равняться паре миллиметров. – Я прошу прощения за все, что сделал, и я обещаю, что все исправлю. Все будет хорошо. Я обещаю, Дом, я сделаю все и даже больше для того, чтобы оправдать твое ожидание. Я вернулся, любовь моя, - улыбнулся он, закрывая глаза и упираясь лбом в лоб Доминика – его губы дрожали, пока Мэтт разрывался между тем, чтобы начать смеяться и тем, чтобы начать плакать. – Я обещаю. Я вернулся.