Подснежники (Зазеркалье)

12 марта 12 года Н.Р. Один, Новый дворец Её разбудило прикосновение чего-то холодного к щеке. Ойкнув, молодая женщина села на кровати... и чуть не сшибла на пол августейшего супруга. Тот сидел на краешке постели, почему-то одетый, хотя за окном только-только рассветало. Зигфрид пах мартовским холодом, прелой листвой, ночной сыростью и свежестью и чуть-чуть потом, и Маргарита догадалась, где он пропадал полночи, прежде, чем муж вытащил из-за спины руку с букетиком подснежников. В приглушённом свете ночника белые цветы казались призрачными. — С днём рождения, любовь моя, — улыбнулся он. — Ох, Зигфрид!.. — И все остальные слова куда-то делись. Руки привычно расстёгивали рубашку (плащ уже висел на стуле), а глаза не отрывались от таких же счастливых глаз напротив. Вскоре рубашка и мокрые от росы брюки оказались там же, где и плащ, а самые нежные и заботливые на свете мужские ладони бережно сдвигали с женских плеч ночную сорочку, высвобождая из кружевного плена нежные, полные, ещё по-девичьи упругие груди. Она подалась навстречу, обняла, обвила руками и ногами, и они вместе упали на подушки. Нет, муж ещё успел попутно задёрнуть плотный полог кровати, превращая ложе в уютное гнёздышко и погружая его в полумрак. И не было ни времени, ни Империи, ни громких титулов, ничего — только она и он. Только любовь и нежность, поцелуи и объятия. Белокурые локоны, щекочущие широкую мужскую грудь, и дразнящий язык, касающийся сосков... Пробивающийся из-за полога свет был нужен, чтобы видеть лица друг друга, руки же и губы давно изучили каждую чёрточку родного лица, каждую ложбинку, каждую родинку и каждый шрам на теле другого. Стать нераздельным целым, слиться воедино, щедро даря себя любимому, и получать то же взамен... Таинство любви, свершавшееся уже сотни, нет, тысячу раз — и всё равно каждый раз как первый. — Ты выкопал цветы вместе с луковицами? — как же хорошо лежать, положив голову на грудь своего мужчины. — Я подумал, что нам пора обновить твою клумбу. — Моя клумба... ммм... прекрасная мысль, — промурлыкала Маргарита, — между прочим, Райни хочет братика. — Гретхен! Прости, я не хочу тебя потерять. Ты же знаешь... Да, врачи строго-настрого запретили даже думать о третьем ребёнке, и Кирхайс, чья мать умерла, пытаясь родить второго сына, не хотел рисковать. — Всё в воле Фригг, Эйр и Ловн*, — вздохнула женщина. Хотя Фригг и так оказалась щедра: у них двое здоровых, умных, красивых детей. Желающий слишком многого рискует потерять и то, чем владеет — так когда-то говорила учительница юной графини фон Херксхаймер. Маргарита коснулась пальцем нежного белого лепестка. Подснежники... Цветы их с Зигфридом любви. Одиннадцать лет назад, 12 марта, Один, особняк Херксхаймеров ...Из-под двери гостиной тянуло холодом, и девятнадцатилетняя графиня невольно поёжилась. Марта, бывшая няня её сиятельства, после возвращения домой взявшая на себя обязанности экономки, сразу встревожилась: — Простыла? Вот несчастье-то! А я ведь говорила: одевайтесь теплее. Да разве ж меня послушают? — Марта, перестань! Не надо мне щупать лоб. Кажется, кто-то оставил открытым окно в гостиной. — Вот бездельники, — погрозила кому-то кулаком Марта, — куда ты, голубка моя? Маргарита распахнула дверь... да так и застыла на пороге. Одна из створок большого окна была распахнута настежь. На подоконнике отпечатались следы мужских ботинок. А на столе в маленькой фарфоровой вазочке, расписанной колокольчиками, белели цветы. Подснежники... Тринадцать лет назад, начало февраля, планета Рондолина** — Жаль, что нам скоро улетать, — они с Зигфридом... то есть контр-адмиралом фон Кирхайсом чинно прогуливаются об руку по саду господина губернатора. Марта семенит в двух шагах позади, — я хотел бы лично поздравить вас с днём рождения. — Возможно, вам всё-таки удастся ещё раз побывать на Рондолине. — Может быть... фройляйн Маргарита, а какие цветы вы любите? — Ландыши, — ответила она не задумываясь, — нарциссы. А ещё очень люблю подснежники — мама часто рассказывала, что когда я родилась, Его величество прислал из своей оранжереи целую корзину цветов. — Целую корзину подснежников? Может, это были розы? — Спросите Марту. Она подтвердит. Правда ведь, няня? — Чистая правда, голубка моя! Ты была такая беленькая, нежненькая, такая красивая... А сейчас ещё краше стала! Вот бы её сиятельство порадовалась!.. — Марта утёрла глаза. — Ваша няня права: вы самая очаровательная девушка на свете. Обещаю: как только кончится война, я пришлю вам на день рождения подснежники. — Целую корзину? — улыбнулась она сквозь слёзы. — Корзину не обещаю, — он виновато развёл руками, но синие глаза смеялись, — я же не кайзер. «Ты мой адмирал», — подумала тогда Маргарита фон Херксхаймер, но сказать так и не решилась. Через неделю Кирхайс и его офицеры повстанческого флота покинули Рондолину, а Маргарита осталась. Здесь были самые первые, родовые владения фон Херксхаймеров, потому-то девушка и направилась сюда год назад, после гибели родителей в автокатастрофе. После воцарения его величества Отто Первого Великого из династии Брауншвейгов на Одине стало опасно находиться, особенно юным наследницам древнего имени и внушительного состояния — того и гляди, выдадут за кого-нибудь замуж. Нет, Маргарита предпочитала сама решать за себя. И она совсем не собиралась ни в кого влюбляться. Ну кто же знал, что на новогодних праздниках девушка встретится с «мятежником и государственным изменником, порочащим славное имя рода», как при дворе узурпатора именовали Кирхайса! ...Он казался старше своих двадцати, говорил горячо и искренне, выступая перед народом Рондолины. Рыжие кудри трепал стылый ветер, большие синие глаза смотрели прямо и жёстко, и ей невольно захотелось увидеть улыбку молодого контр-адмирала. И были редкие встречи зимой («Минна, приготовь глинтвейн для наших гостей. Или господа офицеры предпочитают кофе?» Господа офицеры не отказались ни от того, ни от другого), а потом — долгая разлука и короткие письма... Одиннадцать лет назад, 12 марта, Один, особняк Херксхаймеров — Поздравляю с днём рождения, моя дорогая Грета! — Вильгельмина, баронесса Вестфален, лучшая подруга с детских лет, как обычно, была свежа и весела. — О, неужели меня опередили? Я так хотела быть первой! — О чём ты? — Об этих цветах, с которых ты не сводишь глаз. Признайся: тайный поклонник? — Нет. Кирхайс. То есть Его величество. — Ты шутишь! Его величество прибудет только на вечерний приём и, — баронесса лукаво отсалютовала бокалом вина, — с куда более дорогим подарком. Маргарита промолчала, не желая объяснять, что эти цветы и есть самый дорогой подарок. А вовсе не обручальное кольцо и прилагающаяся у нему корона. За контр-адмирала фон Кирхайса девушка бы пошла не раздумывая. Да что там пошла — полетела! А вот за императора Зигфрида... И дело не столько в огромной ответственности, хотя и в ней тоже, сколько в самом Кирхайсе. Император никогда не переходил границ вежливости, никогда не позволял себе лишнего. Он даже звал графиню на «вы», как будто они были чужими! Будто и не было тех редких встреч во время войны, той зимы на Рондолине, не было неспешных прогулок, когда под сапогами скрипит снег и можно говорить обо всём, кроме войны и Вестерланда. Не было долгих месяцев ожидания, когда Маргарита жадно ловила каждый слух о повстанцах, не было редких весточек от Кирхайса и Райнхильд... Жаль, что графиню убили. Как же не хватает её понимающей улыбки и пары фраз, способных развеять любые сомнения! Корона словно отдалила их друг от друга, украла её адмирала. Куда же подевался отчаянный Спаситель Прозерпины, в которого были влюблены очень и очень многие фройляйн и фрау? Где тот горячий и решительный молодой полководец, в один декабрьский день покоривший её сердце? Весь последний месяц девушку не покидало ощущение неправильности. Как будто она влюбилась в одного, а выходит замуж совсем за другого. А ведь их брак практически неизбежен. Еженедельные свидания, частые приглашения в театр, прогулки, цветы и другие знаки внимания... а недавно его величество спрашивал её совета относительно новой отделки комнат. Особняк Кирхайсов хоть и изрядно пострадал за два года, всё же не был сожжён, как особняк Ройенталя и дом Миттермайера, и теперь там делался ремонт. Жить в старом императорском дворце, помнившем кровавые оргии узурпатора, было немыслимо, на новый дворец в казне не было денег. Пока что император и его адмиралы обитали в Адмиралтействе, где и проходили различные совещания и заседания Государственного совета. Однако через месяц-полтора ремонт закончится, и особняк будет готов принять хозяина и хозяйку. До тех пор о свадьбе нечего и думать, а вот о помолвке... Помолвка может состояться и сегодня. Они немного поболтали, потом баронесса уехала. «До вечера!», — помахала она рукой. Вильгельмине удалось заронить сомнение в сердце подруги, и до самого вечера Маргарита гадала: он? не он? Впрочем, это не мешало ей исполнять обязанности хозяйки дома, принимать поздравления, любезно улыбаться нежданно объявившимся дальним родственникам и давним приятельницам («Ах, вам было всего три годика, но уже тогда...»). Какие-то малознакомые люди наперебой поздравляли, а в их глазах будущая императрица видела лишь просьбу составить протекцию да жажду чинов, должностей, титулов, земель. Это утомляло и слегка раздражало, но приходилось терпеть и благосклонно кивать, думая о своём.

***

И наконец — он. Его величество Зигфрид Первый. И их, как по волшебству, оставляют наедине. Он волнуется, и поздравление выходит сбивчивым — а на Рондолине контр-адмирал Кирхайс говорил свободно и уверенно. Но это всё равно он, её адмирал, и сердце девушки замирает от счастья. Вот он — настоящий, без постылой маски холодной вежливости. Ну скажи, скажи уже, чтобы я могла ответить «да»! Но вместо этого Зигфрид спрашивает о другом: — Маргарита... вам понравились подснежники? — Очень! Скажите, как зовут человека, исполнившего ваше поручение, чтобы я могла его поблагодарить. Он смотрит непонимающе: — О чём ты? Грета... Гретхен, неужели ты думаешь, что я позволю кому-то...что я могу поручить это другому? Вот теперь она ахает. От радости, гордости за любимого и запоздалого страха за него же. — Зигфрид! Там же второй этаж! А если бы ты разбился? Или тебя увидели? Император, лазающий по чужим окнам, — да, об этом бы весь Один болтал целый год. — Когда? На рассвете? — он берёт её за руки, чуть-чуть сжимает пальчики, — а лазить по стенам я ещё с детства умею. — Это самый прекрасный подарок в моей жизни. Но почему ты их выкопал? — Потому что счастье не должно вянуть. Оно должно расти и цвести. — Зигфрид... — и Маргарита чувствовала себя счастливейшей женщиной на свете. Кажется, он обнял её первым. Или она его? А потом был первый настоящий поцелуй, от которого почему-то подгибаются колени, и как хорошо, что рядом есть кресло. Да, и сидеть на коленях, оказывается, очень приятно. — Грета, ты будешь моей женой? — Ну конечно, — она перебирает рыжие кудри. Какие они мягкие... — Мне иногда снятся кошмары. Я могу разбудить тебя криком. Вестерланд... проклятая планета у многих оставила свои шрамы на телах и душах. Но девушка улыбается как ни в чём не бывало: — Тогда я спою тебе колыбельную, и ты снова уснёшь. — Маргарита... а ты... ты выходишь за Зигфрида фон Кирхайса или за императора Зигфрида? — ему очень важно услышать ответ. — Я люблю тебя, мой адмирал, — шепчет она, — но я постараюсь быть хорошей императрицей. — Маргарита... любовь моя... — как же крепко он обнимает. И как целуется! О милостивая Фрейя... я люблю тебя, Зигфрид, ты даже не подозреваешь, как сильно я тебя люблю. Когда же наша свадьба? Когда они наконец вышли к гостям, ничего не нужно было объяснять — всё сказали припухшие губы и сияющие глаза. Лучший друг императора, вице-адмирал Райнхард Мюзель первым поднял бокал: — За нашу будущую императрицу! — За императора и графиню Маргариту! А через полтора месяца, двадцать первого апреля, состоялось торжественное бракосочетание его величества Зигфрида Первого из рода фон Кирхайсов и Маргариты, графини фон Херксхаймер. Медовый месяц (растянувшийся почти на два) молодожёны провели на Рондолине.*** 12 марта 12 года Н.Р. Один, Новый дворец За дверями спальни слышался невнятный шум. Кажется, гвардейцы кого-то не хотели пускать. И Маргарита догадывалась, кого именно. — Вот неугомонные, — вздохнула она, — как в школу вставать, так «мамочка, ещё пять минуточек», а как праздник — вскакивают чуть свет. — У нас ещё есть целый час, — сонно пробормотал только-только задремавший муж, — подождут. ...Когда почти два часа спустя изнывающие от нетерпения дети наконец влетели в родительские покои (разумеется, не в спальню, а в малую столовую), Маргариту ждал сюрприз. — Доброе утро! С днём рождения, мамочка! Ты самая-самая красивая! И добрая! И молодая! Мы хотим, чтобы ты всегда была такой! А это — наш подарок! Райни и Грета выскочили за дверь и вернулись... Ну да. С корзиной свежих подснежников. Мама с папой увидели её и засмеялись. Дети сначала растерянно переглянулись... а через несколько минут смеялось всё семейство Кирхайсов. А счастье окутывало их весенней свежестью цветов и солнечным светом.