Отражение?

Так тихо. Гнетущую, но ставшую привычной и правильной темноту в эту ночь разрывает лишь слабое сияние догорающих свечей. Угли уже давно отдали последние капли тепла и света. Без этого почти призрачного света останется только тьма. Без звуков. Без желаний. Танцующее пламя выхватывает из объятий теней очертания предметов и одинокой фигуры. Его движения повторяет огонь в бутылках огневиски, небрежно расставленных на столе и полу небольшой комнаты. И эти завораживающие блики золотят и так рыжие волосы их обладателя, сидевшего в кресле и задумчиво разглядывающего жидкость у себя в стакане, охваченную жаром и светом. Слышится еле заметный вздох — и вот уже стакан абсолютно пустым возвращается на стол, а мужчина откидывается на спинку, медленно потирая виски. Сегодня ночь второго мая 2008. Опять. Из года в год после битвы, разделившей жизнь на «до» и «после», Джордж Уизли запирается в комнате на верхнем этаже своего магазина в Косом переулке и пьет в одиночестве огневиски. Только в эту ночь он может прямо, не отводя взгляда, смотреть в зеркала. И он смотрит часами, иногда закрывая глаза, и вспоминает свою так называемую жизнь «до», забывая про «после». Эта ночь лишь для воспоминаний наедине с собой... и с Фредом. Джордж сидит в большом темно-красном кресле напротив огромного зеркала в полный рост, пристально вглядываясь в блестящую гладь. И из-за стекла на него так же взирает его отражение. Или, как Джордж привык считать и во что верит всей душой, его брат-близнец. Сегодня ровно десять лет, когда в этом мире не стало одного из них. Точнее, почти двух, потому что братья Уизли всегда были одним целым. Слишком жестоко было забирать лишь Фреда, но кому-то там было угодно так, и с этим кем-то не поспоришь. Даже если ты волшебник. Джордж медленно поднимается с кресла, оставляя позади мерцающие свечи, огневиски и маску стойкости и равнодушия. Медленно подходит к зеркалу, окидывая взором собственное бледное лицо с явными морщинками у некогда ярко-голубых глаз, волосы, по цвету мало напоминавшие прежние ослепительно рыжие, да и еще с сединой у висков, и вымученную улыбку, но рвущуюся, как ни странно, прямо из сердца. Ладонь, чуть подрагивая, касается холодной поверхности и замирает, словно пытаясь ощутить желанное тепло в такой же ладони. Джордж закрывает глаза, убирает руку, запуская ее в волосы, и словно пытается собраться с мыслями. Хотя, так оно и есть. — Ну здравствуй, братишка, — почти ощутимую кожей тишину разрывает хриплый шепот. Джордж судорожно распахивает глаза и вглядывается в зеркальную гладь. — Сегодня снова эта ночь... Секунда. Еще одна. Джордж не отрывается от отражения, словно пытаясь что-то там найти. Третья. Четвертая. Пятая... Ничего. Абсолютно ничего. Здесь нет власти даже у магии и волшебства. Даже над обычными и такими искренними человеческими желаниями. Вздох, горький и отчаянный. Джордж каждый год чего-то ждал от зеркала ночью второго мая, не оставляя попыток увидеть. Увидеть не себя, на одну ночь обернувшегося из уверенного мужчины в очень уставшего человека, а Фреда. Именно своего близнеца со знакомой до боли улыбкой, не своей, а именно его. Ведь Джордж Уизли уже десять лет очень редко улыбается. И это, настоящее и от всего сердца, а не маску вежливости, видят только самые близкие. Джордж, прикрывая веки, делает шаг назад, намереваясь допить оставшийся огневиски и, как обычно, забыться сном, а наутро вернуться домой, к семье. Но что-то сегодня не так... Всё равно не так, хоть и следует по давно выученному плану. Странное чувство, смесь тревоги и надежды, словно намешано в огненный напиток. Или вообще витает в еще холодном весеннем воздухе. Что-то не так, и это дрожью отдается во всем теле. Слишком заметно, чтобы просто проигнорировать. Джордж открывает глаза и замечает в зеркале, что улыбается. Улыбается?.. Но он же стоит, сжав в тонкую полоску губы, и пытается совладать с нахлынувшими воспоминаниями прошлого и острым разочарованием. Он не может улыбаться. Но тогда как? Понимание резким потоком обрушивается в усталую голову, сметая со своего пути здравый рассудок и запирая его где-то далеко. Этого не может быть. Просто не может. Сама эта мысль похожа на желание сумасшедшего, но это единственное возможное объяснение. Так тепло улыбаться может только один человек — Фред. Это он сейчас стоит по ту сторону зеркала, и плевать на рамки возможного — эту улыбку Джордж узнает всегда. Такая же, как и у него, с легкой хитринкой и безудержным обаянием, но всё равно другая. Не омрачённая годами вечной горечи в сердце. Джордж отрывается от стола, на который пришлось облокотиться, чтобы не соскользнуть на пол и не упасть в вечную пучину теней, радостно поджидающих его каждое второе мая, и медленно шагает к зеркалу, пытаясь совладать с собственным телом. И заодно обуздать бешено скачущие мысли. Осторожно подходит и становится напротив улыбающегося брата, почти не сомневаясь в реальности происходящего. Может, просто потому, что сильно хочется, чтобы это было правдой. Или есть другое объяснение? Их разделяет лишь зеркальное стекло, почему-то ставшее напоминать тонкую дымку. У Джорджа вырывается хриплый вздох. А у Фреда всё те же глаза яркого небесно-голубого цвета, какие были у него раньше, но чуть замутненные грустью. Последние сомнения медленно исчезают, превращаясь в решительность, и Джордж делает еще один шаг. Глаза в глаза. Это не может не быть реальностью. Но откуда-то издали кричит рассудок, что надо проверить. Да, хочется во всё просто поверить, но... так нельзя. Годы отлично сделали своё дело. — Фредди?.. — В груди разгорается всё сильнее вера в то, что это не плод воспаленного сознания, и Джордж с отчаянной мольбой вглядывается в зеркало, в надежде услышать положительный ответ. — Это... серьезно ты?.. Секунды томительного ожидания. Три... Четыре... И сердце чуть не разрывается, до максимума ускоряя темп, когда в зеркале отвечают улыбкой, такой широкой и такой родной. Это реальность. Точно реальность. Нет причин подвергать сомнению происходящее. Джордж вздрагивает всем телом, увидев знакомую ухмылку, и губы сами растягиваются в такую же, но слабую в ответ. Это не может не быть реальностью, а если и нет, то и сойти с ума не жалко на одну ночь. Ради такого. Ради Фреда. Глаза в глаза. Десять лет в одну и ту же ночь Джордж ждал этого момента, ждал с отчаянной упорностью, не теряя надежды и веры. Хотел очень и очень многое рассказать брату, рассказать всё, что произошло и как ему его не хватает. Своего близнеца, свое отражение и вторую часть себя самого. Истина, когда говорят, что настоящую цену поймешь чему или кому-либо только тогда, когда это что-то или кого-то потеряешь. Джордж всегда ценил своего брата, ценил настолько, что не представлял жизни без него. Совсем без преувеличения. А когда его не стало, пришлось научиться жить одному, собирая по кусочкам то хрупкое счастье, какое еще могло быть. Джордж слишком сильно верил в то, что он никогда не останется один. Что всё и всегда он и Фред будут делить ровно пополам. Но никому не известно, что будет завтра. А Джорджу пришлось жестоко разувериться и хоть немного заполнить пустоту в душе. Сейчас же Фред стоит напротив него, улыбающийся и словно живой, совсем рядом. Так близко, что хочется прикоснуться, хотя и знаешь, что это невозможно. И так много хочется рассказать. Говорить часы напролет, сколько дозволено, пусть и не высказать и сотой части всего. Но так не вовремя отказывает голос, и Джордж с мольбой смотрит на брата, отчаянно надеясь, что тот поймет. Поймет всё, что столько лет мечется в мыслях, а самое горькое — заперто глубоко внутри. Может, тогда станет немного легче. Диалог взглядами. Все удивлялись, как близнецы Уизли понимают друг друга без слов, а для самих братьев это было самым главным оружием и средством общения. После смерти Фреда не осталось никого, с кем можно было бы поговорить молча. А сейчас... Слишком много сейчас. Джордж упрямо не отводит глаза, хотя они уже начали слезиться, больше всего боясь, что брат его не поймет. Ведь за десять лет он забыл, как это — просто посмотреть в глаза почти самого себя, чтобы быть услышанным. Секунды складываются в минуты, а может, даже в часы, а два брата всё так же стоят напротив друг друга и улыбаются, не прерывая тишину даже дыханием. Впервые за долгое время для Джорджа тишина такая уютная и спокойная, не гнетущая, одновременно до ужаса пустая и до краев полная кошмаров, а именно уютная. Почти забытая. Он даже не обращает внимания на то, что услышать Фреда он не сможет, а сам словно и действительно не дышит, боясь разбить реальность на тысячи осколков вместе со своей душой. Легкий кивок и чуть шире улыбка, и до Джорджа спустя десяток секунд доходит, что брат его понял. Одновременно с этим появляется осознание странного покоя где-то в области сердца. Фред всё понял. Как и должно быть. Рука, всё так же подрагивая, тянется к зеркалу, почти исчезнувшему и лишь по краям окутанному едва заметной белой дымкой. Джордж кладет ладонь на невидимое стекло, невесомое, словно исчезнувшее, но по-прежнему разделяющее его от отражения. Нет, не отражения... Сейчас это иной мир, чуть приоткрывший двери для того, чтобы хоть раз Джордж Уизли увидел того, кого больше всего хотел увидеть каждую ночь второго мая. Точнее, все эти десять лет. Всё-таки магия что-то значит. А по ту сторону Фред Уизли повторяет жест брата с грустной улыбкой, которая, скорее всего, говорит о том, что на успех лучше и не надеяться. Но он не учел одно — его брат хранил надежду слишком долго, чтобы сейчас что-то не получилось. Хранить веру в что-то, что все считают верхом сумасшествия и лишь сочувственно пожимают плечами в ответ, многого стоит. А между ладонями вдруг спадает пелена, и вместо холода стекла братья ощущают тепло руки другого... Странно. Всё слишком странно, чтобы быть реальностью. Но это реальность. Джордж смотрит в глаза брата и улыбается, пытаясь осознать, что это не сон, или, что было бы вероятней, не иллюзия. Не мираж. Секунда... Еще одна... Стекло возвращается на свое место, снова отделяя друг от друга два мира, раскрытые на всего ничего, но сколько это значило. Слишком мало для всех, но слишком много для двух братьев, привыкших быть одним целым. Фред убирает руку, и за этим следуют тихий вопрос другого близнеца: — Вместе?.. — Джордж опять отчаянно вглядывается в глаза напротив, пытаясь сказать намного больше, чем вышло, но он уверен, что его прекрасно поняли. — Всегда, братец. Всегда. Видимо, кто-то свыше сегодня явно высказал желание дописать упущенные детали в картине жизни братьев Уизли. Совершенно спонтанно, приняв решение идти до победного, и, главное, хоть немного счастливого конца. Или как еще объяснить то, что были нарушены законы многих миров, обойти которые удавалось лишь пару раз за всё время существования магии, то есть вообще жизни? Слишком щедрый подарок. Но вполне заслуженный.

***

Джордж задумчиво смотрит на зеркало, которое теперь показывает только его самого и, собственно, комнату. Нет больше тумана, окутывавшего фигуры и всё вокруг. Нет и Фреда, есть только собственное отражение. Но и оно стало другим. Разгладились морщинки у глаз, а сами глаза стали давнего, почти забытого ярко-голубого цвета. А с лица исчезла давно примерзшая маска горечи. Говорят, что за одну ночь можно постареть на десять лет. Джордж Уизли почти полностью вернул себе годы, по крайней мере, внешнего облика. Он подходит к столу, чтобы взять где-то брошенную волшебную палочку, удивленно отмечая про себя: как можно было столько пить. Да и, окинув взглядом комнату, понимает, что уже не будет смотреть на всё как прежде. Точнее, по-новому, потому что к нему вернулся взгляд на мир из прежней жизни, забытой, но настоящей. Наконец отыскав среди кучи бумаг, свечей и бутылок палочку, Джордж уверенным шагом идет к зеркалу, на ходу обдумывая решение. Еще секунда — и губы сами шепчут заклинание: — Редукто. Зеркало разлетается на тысячи осколков, осыпая ими всю комнату. Джордж задумчиво смахивает кровь с щеки, которую зацепило особенно большим куском стекла, не делая попыток залечить рану. А его взгляд судорожно мечется по полу, отражающему его множество раз, пытаясь найти хоть что-то, соответствующее мыслям. Несколько минут поисков — и Джордж вытаскивает из кучи стекла осколок почти идеальной формы, в виде заостренного ромба. Еще пара произнесенных заклинаний — к осколку крепится серебряная цепочка, а на нем самом проступают слабые черные узоры. Джордж удовлетворенно хмыкает, довольный работой, а полученный талисман занимает свое место на шее. Несколько шагов по гулко хрустящему стеклу, и мужчина допивает последний огневиски в своем бокале, думая о том, что больше никогда не будет сидеть ночами второго мая перед зеркалом. Такое больше не повторится. А часть сегодняшней ночи он всегда будет носить с собой. У сердца. Джордж накидывает на плечи пальто, небрежно повязывает на шею длинный вязаный шарф и, что-то неслышно бормоча, выходит из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь. Нужно будет прибраться здесь. Потом. Когда-нибудь. Точно не в этот раз. Слишком многое произошло за несколько часов, и, чтобы это обдумать и принять, необходимо куда больше времени. Месяц. Или год. Или, может быть, вся жизнь. Одно было совершенно точно: даже в судьбе и во всех ее сценариях иногда делают правки. Сумеречный свет робко пробирается сквозь легкие занавески, озаряя начало нового дня. Теперь всё будет чуть иначе. И Джордж Уизли как никто другой это понимает, мгновенно исчезая в вихре трансгрессии. Новый день. Новая жизнь.