Похищение Софьи

      Никто не заметил, как через огромную кирпичную трубу, словно под мостом, в институтский пруд пробралась лодка. В ней сидели двое мужчин, одетых как приказчики: в картузы, жилеты, поддёвки и в штаны, заправленные в сапоги. Это были турки Аслан и Мустафа. Вёслами они работали бесшумно и неслышно подплыли к берегу.       А в это время к пруду подошла любопытная девочка Соня, укутанная поверх институтской формы в белый хиджаб, который ей одолжила померить подружка. Соня спустилась к самой воде и наклонилась, чтобы разглядеть своё отражение.       Чуть поодаль из лодки высадились турки. Аслан, сузив глаза на добычу и приготовив мешок, подкрадывался к девушке. Сзади его подстраховывал отец.       Соня пробовала представить, как это Мириам ходит всё время с платком на губах. Плотная ткань очень мешала, не давала дышать. Девочка только хотела выпрямиться и подняться на дорожку, как неожиданно белый свет скрылся от её глаз. Раз! – и на голове барышни оказывается мешок!       От него пахнет сладостями, но это мешок! Что? Кто её поймал? Соня попыталась закричать, но крик получился слабым. Поверх мешка сильная рука зажала ей рот. Она услышала турецкое ворчание и очень испугалась. Турки! Её захватили в плен! Наверное, это кто-то охотится за Мириам! Хорошо, что подружка убежала! Хватка похитителя ослабла, и Софья закричала что есть мОчи!       А Мириам меж тем уже бежала к пруду с зеркальцем, в которое хотела посмотреться модница Соня. Турчанка услышала девичий крик. Подбежав поближе, Мириам разглядела лодку, двух мужчин в ней и что-то бело-голубое, напоминающее институтскую форму.       «Соня! Её украли!» Лодка рассекала зеркальную гладь пруда. Вот-вот достигнет трубы – и тогда поминай как звали. Один пловец грёб, другой держал девицу, которая, пытаясь освободиться, била об дно ногами, раскачивала лодку, кричала. Глупый турок пробовал уговорить русскую девушку по-турецки. А-а, он же думал, это турчанка Мириам! Ну конечно же, по-турецки!       Мириам дальше не пошла, а побежала по парку, по глухой его части, вдоль решетчатого забора, отделявшего институт от усадьбы опекуна. Только бы успеть! О, дырка в заборе! Какая удача! С бьющимся сердцем Мириам перелезла во двор и кинулась напрямик по траве к лиловому дому с колоннами.       Только бы граф оказался дома! Только бы спас Сонечку!       А граф действительно был дома – беседовал с Андре Хованским о женщинах. Воронцов признавался в своих несчастливых отношениях с женщинами, в нежелании их продолжать, а князь Хованский уверял, что женщины оживляют жизнь, как глоток шампанского.       В тот самый момент в гостиную вбежала Мириам в Сониной шляпке, без платка на лице: она была слишком взволнована, чтобы думать о том, что неприлично показываться без хиджаба двум посторонним мужчинам. Она очень боялась за Соню.       - Граф! Моя подруга! Её схватили!       - Где?       - Там, возле пруда! Там двое, на лодке!       Воронцов, недослушав, чертыхнулся и кинулся за саблей. Как был в белой сорочке, так и выбежал из дому и, разглядев в просвете деревьев лодку, понял, где можно встретить бандитов, вскочил на коня и помчался по аллее.       Мириам только успевала крутить головой. Андре тоже вылетел из дому вслед за приятелем и припустил за ним в карете.       В тёмной аллее раздавался женский крик. Там стояла тёмная карета, в которую запихивали Софью с мешком на голове.       Карета обогнула решётку института и, расшвыривая прохожих на тротуары, понеслась по булыжной мостовой. Соня пыталась освободиться от мешка, но турки только сильнее её сжимали и зажимали рот, так что не хватало воздуху. Разве с двумя мужчинами справится слабая девочка?       Вдруг из-за угла возник смельчак на белом коне. Он спрыгнул на землю и конём преградил дорогу тёмной повозке. Кони турок стали.       Воронцов подскочил к карете. Кучер сидел как истукан, пытаясь не «отсвечивать». Граф, действительно, сначала не обратил на него внимания, он рванул дверцу, вытащил турецкого парня и швырнул его на булыжник, потом, догадавшись, вцепился в «кучера». Рифат, - а это был он, - как злой гений Ротбарт крыльями, взмахнул своей крылаткой, пихнул ногами Воронцова, спрыгнул с облучка и побежал прочь. Воронцов за ним. Мустафа тоже вылез из кареты и потрусил куда подальше, пока никто не видит.       Соня почувствовала свободу и выглянула из кареты, поправляя платок.       «Граф Воронцов! Ах!» Вот молодец подружка! Хорошо, что она сообразила побежать к графу, а то бы неизвестно что было с Софьей!       Белый породистый конь, - не иначе, графа, - стоял на углу без коновязи как вкопанный, а турок и Воронцов уже успели обежать квартал. Погоня продолжалась.       Соня, тяжело дыша, смотрела графу вслед. О, это её герой! Он её спас! Но она... она полюбила его ещё раньше! Он победит врага, конечно! Соня стала молиться про себя, прося милости для графа.       А её спаситель вслед за турком заскочил в какой-то проулок.       В вонючем проулке Рифат, наконец, обратил на полковника своё ненавидящее лицо. Он неторопливо прислонился к грязной шершавой стенке, так не подходящей к его солидному виду в цилиндре и крылатке, и, задыхаясь, промолвил: «Я не собираюсь с тобой драться! Дай мне уйти…»       Воронцов, пока слушал эти речи, успел достать саблю. «Боюсь, у вас нет выбора!» - со свирепым лицом обнажил оружие и встал в боевую стойку. Рифат, наконец, решил последовать совету противника и, скинув плащ, чтобы защищаться, не спеша достал саблю.       Они стояли довольно далеко друг от друга. Турок с диким криком кинулся в атаку, Воронцов отбил удар. Рифат продолжил – Воронцов начал отступать, но потом сделал пару обманных движений, и турок застрял на месте. Как же Воронцов в этот момент ненавидел тёмного турка! Он увернулся от прямой атаки, но схватка продолжалась.       Сабли скрежетали, в подворотне, куда они переместились, эхо троекратно усиливало звуки боя. При этом было ни черта не видно, а яркий свет со двора, наоборот, слепил глаза. Рифат прижал графа к стенке и провёл лезвием сабли по его плечу. Владимир охнул, почувствовав боль, выпустил саблю и зажал рану рукой. Клинок его оказался на земле. Не успел противник обрадоваться, как Воронцов пустил в ход ноги. Пара приёмов самообороны без оружия – и турок валяется под ногами у графа.       Полковник караулил турка, не давая ему подняться, пока нерасторопные полицейские не подбежали, наконец, к месту схватки.       – Я – граф Воронцов, – сказал он блюстителям порядка. – Это похититель, – он показал саблей на лежащего турка, – а ещё двое сбежали.       Полицейские схватили преступника, а тот зашипел:       - Мы ещё встретимся!       Презрительный взгляд полковника был ему ответом.       А к Софье в этот момент подбежал высокий молодой человек в костюме горчичного цвета, с тёмными ухоженными волосами, с глубокими тёмными глазами. Поражённый красотой институтки, он замедлил свой бег и глядел, остановившись, на Софью. Смущённая, девушка потупила взор.       Амур летал над молодыми людьми и думал: «А туда ли меня послали? Точно ли к этой паре? Нет, ну они хороши, конечно, но, по-моему, друг другу совсем не подходят!»       Наконец, появился Воронцов. Он шёл покачиваясь, рукав сорочки разорван и окровавлен, растрёпанные волосы слиплись на лбу. Не очень презентабельный вид. Зато мужественный.       «Мда, женщины оживляют жизнь! - Он узнал ту, что смотрелась в его зеркало. - Оп-пять она! Откуда и свалилась на мою голову эта взбалмошная девица!»       Амур перекинул фокус внимания на графа: «О, кажется, и действительно туда!» И связал души Владимира и Софьи верёвочкой, расправив бантик. Теперь они не смогут жить врозь.       Но граф не смотрел на Софью. «А если бы меня дома не оказалось?!» Он очень за неё испугался и был за это зол на себя. Наконец, он промолвил: «Вам, барышня, надо быть осторожней! Жизнь куда страшней и опасней французских романов!»       А Софья смотрела на графа с тревогой, которая с каждой минутой, кажется, утихала. На этот раз опасность миновала. Как же спокойно ей рядом с этим, единственным в мире человеком!       Воронцов попросил Андрея отвезти барышню в графов особняк, где её ждала Мириам, и молодой человек посадил Софью в свою карету. А сам раненый кавалерист отправился домой верхом.