Скажи, что хочешь жить.

Темно и холодно. Нет, не про нас. Мрак можно видеть, лёд можно чувствовать. А мы другие. Слепые и пустые. Внутри. Снаружи. Кому это понять? Ты будешь отрицать, я знаю. Ты слишком горд, чтобы признать себя калекой. Но ты такой с самой первой секунды твоей жизни. Неправильная извращённая душа, словно вложенная в тело не той стороной. И я. Твоя верная безликая тень. Повторю все твои движения на сером асфальте и растворюсь в полуденном солнце. Но лишь на миг, чтобы дать тебе почувствовать свою силу и превосходство. Ведь даже непослушных детей нужно чем-то баловать. Но в этот раз ты заигрался. И кто-то сильный решил тебя наказать. Но ты не переживай, даже у мёртвых есть их тени. - Сеймей.. – я беззвучно зову в пустоту. - Сеймей.. – я ощущаю своё тело и жизнь в нём. - Сеймей.. – я смотрю в потолок и ищу причину жить дальше. - Сеймей.. – почему ты молчишь, придурок. - Сеймей.. *** - Проклятый Агацума! – тяжёлый вздох, и моё лицо кривится от отвращения. Этот обезумевший раскрасил мою шею всеми цветами радуги своих отпечатков. Душил отменно, от всего сердца. Понимаю и принимаю, но с другой стороны, мы по разные стороны баррикад, друг. Друг. Смех. Меня раздирает на части от вспыхнувшего истеричного смеха. Ноги подгибаются, и медленно оседаю по краю ванны на пол. Чёртов друг. Не знать бы тебя никогда. Не видеть, не встречать. Ты такой же безумный, неправильный, ошибка природы, как и твой бывший хозяин. Вы стоили друг друга. Цирк уродов, а я ослеплённый слушатель. - Хотя, наверное, я такой же безумец.. Подняться и взглянуть в это лицо. Ты хорош собой, Нисей. Ты молод. Ты полон сил. Ты можешь горы свернуть и заставить мир вращаться вокруг тебя. Ты можешь. Но тебе почему-то этого не нужно. Почему? Вода освежает и отрезвляет разум. Смывает с лица краски каких-либо чувств. Они не нужны мне. Ведь я всего лишь тень. Босыми ногами по деревянному полу. Через разбитые чашки и тарелки, разбросанные книги, сломанный телефон, пластиковые вилки и ложки, деревянные щепки, клочки бумаги, куски засохшего хлеба и лужи воды. Через помятую гордость, растоптанное самолюбие, истлевшее вчера и догорающее сегодня, в бездонный омут ненависти и безнадёги, в вечную муку жизнью, в твой мир. К тебе. Ведь я твоя тень. - С добрым утром, Сеймей, - я как обычно присяду на край кровати и поцелую тебя в лоб. Ты будешь морщиться и скрипеть зубами. Не за то, что я к тебе прикоснулся, а за то, что в лоб целуют покойников. Но ты ведь снова умер, Сей. Только в этот раз – сам для себя. *** - Агацума!! Ублюдок!! Где он?!.. - Да прекрати ты! - ..Я убью его!! Агацума!! - Успокойся!! - Дьявол!!! Ненавижу!! Убью!!!.. - Хватит! Хватит, Сеймей! Всё кончено! С этим навсегда.. - Ничего не кончено!! Я убью его! Я сейчас же его убью!.. - Забудь! Нет ничего! И Агацумы больше нет! - Не смей говорить со мной в таком тоне, Акаме! Я твой хозяин!! Я и тебя могу убить!!! И убью! - Хватит. - Ненавижу вас всех! Будь ты проклят! И он! И все! Все!! все!!!... *** - … будьте вы прокляты… прокляты…все..будьте прокляты… каждый из вас…пусть будет проклят…проклят… каждый…все.. прокляты… пусть будут прокляты… вы… и ты… и каждый… все..прокляты…пусть будут прокляты…прокляты… - Пей. - ..прокляты… все…про.., - замираешь на секунду, фокусируя свой чернильный взгляд на мне. Даже без силы он изумляет своей пропастью, - ..кля..ты! Бьёшь по стакану с размаху, расплёскивая воду. Стекло бьётся. Под ногами становится ещё на один битый стакан больше. Зато твой взгляд, закалённый ненавистью так и жаждет расколоть тут всё, обернуть в руины. И меня заодно. Знаю. Но ничего не могу поделать. Снова наваливаюсь сверху, вжимая в кровать. Бесишься и вьёшься, рычишь, кусаешься, бесполезно дёргаешь ногами, хрипишь. Как же тебе, наверное, сейчас больно осознавать свою беспомощность. Ещё немного. Да не кусайся ты так! Дьвол! Долгожданный щелчок замка. Я отрываюсь от тебя, зажимая ухо. Ты прокусил мне хрящ, так усердно борясь за свободу, и теперь кровь крупными каплями ударяет по плечу. Но это уже не имеет значения. Твоё безумство снова заперто внутри тебя, отрешённость и пустота на безмятежном лице словно саван. Ты живой труп. Я устало оседаю у изголовья. Слышу, как слегка шуршат цепи оков, как ты размеренно дышишь, как размыкаются твои пересохшие губы, и потрепанный разум снова двигает ручку шарманки: - …прокляты…будьте вы прокляты…все… прокляты… *** Когда ведомый порывом мести Агацума пытался меня задушить, я почему-то не умер. Наверное, моё тело, привыкшее изворачиваться в любых ситуациях, вытащило меня снова. Я очнулся на холодном полу, связанный и с ощущением огромной пустоты внутри. Первая моя мысль была «Сеймей». Не жертва. Не хозяин. Его простое и ласковое имя. Он не отзывался. Больше того – я и вовсе не чувствовал его. Как назло в сознании всплыло безумное лицо Соби, без тени сомнения вершащее свой суд. И я впервые перепугался. Не за себя. Чего со мною только не случалось. За него. За этого совершенно избалованного ребёнка, не знающего границ в своих играх, не отдающего отчёт своим действиям.. Я полз из комнаты на кухню, под аккомпанемент своих страхов, но с каждой секундой вера таяла. Молился ли я? Нет. Я атеист по жизни. И ты не был моим богом никогда. Просто быть твоей тенью – меня устраивала эта жизнь. Он валялся посреди кухни. Жив? Мёртв? Надеюсь, ты упился своей местью, Соби. Жив. Грудь дышала. Сердце билось. Кровь текла по сосудам. Милость? Не похоже. Что же? Когда он открыл глаза и впервые на меня посмотрел после случившегося, до меня снизошла истина. Жестокая и безвозвратная суть. Я смеялся. Упал на колени подле него и загибался в истерике, пока мой голос не затух, а из глаз не посыпались слёзы. Руки дрожали, когда вновь поднимался к нему. Агацума, дьявол, ты стоишь своего бывшего хозяина. Хотя какой он теперь хозяин. Просто человек. *** - Отпусти!!! Акаме!!! Немедленно отпусти!!! – ты кричишь и вырываешься, словно кошка, которую тащат к воде. Я пережимаю твоё запястье, и нож со звоном падает на пол. Больно, знаю. Ты уж извини меня, Сей, но так будет лучше. Тебе так будет лучше. Твоё тело никогда не знало грубой силы. Твоя душа никогда не знала неволи. Но так надо. Силой сдавливаю в своих объятьях. Вяжу руки. Лодыжки. Заклеиваю рот, чтобы не испугать соседей. Но даже сейчас, пленённое, твоё нутро продолжает сопротивляться. Это супротив твоей сути – подчиняться. И вот ты вьёшься. Как гусеница. Потеешь и распаляешься, рычишь. К моменту, когда я опускаю тебя на кровать, ты почти обессилен и тяжело дышишь. Затравлено смотришь, как я поочерёдно привязываю к кровати твои запястья, перетягиваю грудь, талию, как плотно стягиваю колени, как обвиваю кожаными хомутами ступни и лодыжки. Под звонкий перекат цепи ты всё же закрываешь глаза. - Прости, - лёгким касанием по твоей щеке, - но я не дам тебе себя убить. Зло отдёрнешься от моей руки и отвернёшься к стене. Ты будешь прятать лицо до утра и тихо ненавидеть весь свет. Я никогда не мешаю, гашу свет и ухожу к себе. Мне ничего не нужно от тебя. Просто будь жив. Если ты не хочешь сам, то я заставлю. Даже если мне придётся заковать тебя в цепи, привязать к этой чёртовой кровати и кормить через капельницу! Чёрт возьми, не будь таким эгоистом! Хоть раз в жизни подумай о других! - Живи, чёрт тебя побрал… тебе дали ещё один шанс! *** Голубая дымка вьётся в лучах солнца. Подоконник. Мой маленький трон. Он так мне дорог тем, что находится на границе двух миров, и я могу рвануть в любой. Могу перепрыгнуть через оконную раму и навсегда стать свободным. А могу остаться в этой удушливой клетке вместе с тобой. Сколько времени уже прошло? Я не считал. Каждый новый день обкатывается, как камень в реке. Стираются острые углы, заиливаются рисунки, забывается сама суть. И вот он, случайный осколок диковинной вазы или кувшина, слит с серой массой и податливо перекатывается по зову волны. Я привык. А ты? Давно уже не кричишь и не вырываешься. Не хватаешься за острые углы, желая вскрыть себе вены. Не проклинаешь мир. Ты и вовсе не говоришь. А ещё не смотришь. Не слушаешь. Не замечаешь. Не реагируешь. Иногда мне кажется, что и не дышишь. Чего я хотел? Ты сломан, моё маленькое прекрасное дитя. Потерян и забыт. Пуст. Жалок. Невыносим. Судьба дала тебе шанс начать всё заново. Но тебе претит даже мысль о другом себе. Ты никогда не расстанешься с прошлым. Тебе не нужно это чёртово будущее, где не будет того великого тебя. Я был слеп, Сеймей. Я наивный дурак. Я атеист. Но, чёрт возьми, я верил. Я надеялся. Как тяжело даются шаги. Снова через руины к тебе. Ухмыляюсь. Ты перебил всю посуду в этом доме, прежде чем я начал кормить тебя сам. Сломал всё, что я невнимательный не успел от тебя убрать. В минуты своего гнева ты был собой, моим прекрасным расшалившимся ребёнком. Но только минуты. Если дать тебе чуть больше свободы – ты снова захочешь убить себя. Осторожно сажусь на край кровати. Почему снова вздрагивают руки. Как тогда, когда ты очнулся. И в глазах противная резь. Тянусь через тебя, и отстёгиваю оковы. Делаю это специально медленно, чтобы ты обернулся на меня и посмотрел. Остановил. Ты ведь ещё не знаешь, чего я хочу. Но ты с безразличием буравишь стену. Ну, давай же, вскочи, как раньше! Накинься на меня! Дерись, кусайся, сражайся за этот кусочек свободы, чтобы я снова горел желанием спеленать тебя и не отпустить. Не молчи. Дьявол! Не молчи!! Сопротивляйся! Ненавидь! Живи! - Да очнись же ты!! – я не выдерживаю и хватаю тебя за ворот, трясу и ищу твои глаза, - Я же убью тебя, Сеймей!! Твою мать! Я же убью тебя сейчас!! Но ты не смотришь. Безвольной тушкой болтаешься в моих руках, словно ты давно уже мёртв. Неужели, ты так хочешь сдохнуть. Неужели тебе на всё плевать?! - Я так тебе ненавистен?! Тебе плевать на меня? Ты хочешь сдохнуть?? – я уже плохо подчиняюсь разуму, замечаю только, как вскакиваю на тебя, а руки уже держат не ворот, а твоё горло. – На чёртвом Агацуме свет клином сошёлся?! Но кто твой настоящий боец?! Кто твой верный слуга?! Кто с тобой всегда, верной тенью! Сеймей!! Ублюдок! Да очнись же ты!! Останови меня.. Пока я не убил тебя. *** Оконная рама вздрогнула, и задребезжало стекло. Девушка распахнула створку настежь, впуская в квартиру свежий воздух. - Простите, я не успел проветрить, - неловкая улыбка, переминаю в руках ключи. - Ничего, - улыбается девушка, - я тоже курю, просто захотелось пустить немного тепла в эту комнату. - Оу, ясно, - немножко лукавства при улыбке, и девушка очарована. Смущённо улыбается в ответ. – Ну, если всё в порядке, я могу идти? - Пожалуй, что так, - девушка кружит по комнате, изучая периметр стен. - Вот ваши ключи, - связка брякает на тумбочке, - желаю счастья в новом доме! - И вам, Акаме-сан, - замираю всего на минуту, - тоже счастья. Улыбаюсь в ответ, и лёгкими шажками сбегаю по лесенке. Солнце палит и смеётся. Жаркое выдалось лето. Сейчас бы к океану, упасть в его прохладную нежность и дать волю природным инстинктам. Распахиваю дверцу машины, и почти падаю на сидение. Оно успело накалиться под лучами солнца, но мне всё равно. Ключ в зажигание. Ногу на педаль. Я чувствую, что жизнь вливается в меня с каждым ходом поршня в двигателе. И я сейчас так же взреву, дёрнусь с места и рвану вперёд. Ведь я люблю ветер. Ведь я люблю скорость. Ведь я люблю жизнь. Ведь я люблю тебя. - Куда едем? – я выкручиваю руль, выезжая с парковки. - Куда хочешь, - мне вздыхают в ответ. Поднимаю удивлённый взгляд на зеркало заднего вида, и встречаю там смеющиеся огоньки глаз, - шучу. Вперёд! - Вперёд? – удивляюсь и смеюсь одновременно. - Это приказ! Педаль в пол. *** - Ты знал.. что боги не плачут? – тихий хрип с побледневших губ. - Нет, - занемевшие руки на твоём горле не в силах расцепиться. - А знаешь, кто плачет? - Кто? - Люди, - вымученная улыбка, худая ладонь тянется к моему лицу и растирает соль по щекам, - ты и я. - Значит, ты не бог, Сей? – вижу, как мокрые дорожки берут начало из уголков твоих век и теряются на висках. - Не повезло мне. Да? - Лучше бы ты сдох, - падаю тебе на грудь и почему-то снова смеюсь. - Нет. Хочу жить.