Somebody called me Sebastian.

Себастьян. Ты не называл меня иначе. Не было Себа, Себби и прочих дурацких прозвищ. Был лишь Себастьян. Я не любил свое имя с самого детства. Когда кто-нибудь произносил его, я сразу чувствовал себя чертовым принцем. Это благородное имя было слишком вычурным для меня. Мне подошло бы что-то более прозаичное. Алекс, Крис, Джек. Себастьян, тот, каким я его представлял себе, был изящен, гениален и воспитан. Я же - полная его противоположность. Когда я пришел к тебе, разбитый и усталый, но готовый на любую работу после того, как меня выкинули с военной службы "за ненадобностью", ты стоял у окна своего кабинета. Не обернувшись на скрип двери, ты лишь спросил: - Что надо? - Мне нужна работа. Я узнал от одного из ваших людей, что снайпер бы вам не помешал, мистер Мориарти. - Да. Что ж, как тебя зовут? - спросил ты, поворачиваясь и окидывая меня взглядом. - Полковник Себастьян Моран, сэр. - Себастьян... Себастьян. Ты еще несколько раз произнес мое имя, катая его буквы на языке. После пристально посмотрел на меня и махнул рукой, приказывая уходить. - На работу выходишь завтра же. Если мне что-то не понравится, в лучшем случае, будь готов вылететь ко всем чертям. В худшем... Будешь валяться мертвым на помойке, понял, Се-бас-тьян? Я чувствовал, что скоро у меня начнется приступ ярости. Этот наглый недомерок посмел мне угрожать? Что он себе позволяет? Но я взял себя в руки, посмотрел на него и вышел из кабинета. Как мне позже рассказали, я был единственным, кому Джим не дал прозвища. Он любил их придумывать, пытаясь как можно более точно подобрать слово, характеризующее нового работника. Уже через несколько месяцев ты стоял за моей спиной и шептал мне на ухо, что "Себастьян" звучит слишком прекрасно, чтобы заменять его чем-то. Я обернулся, и твои губы легко коснулись моих. В тот вечер ты впервые стонал подо мной. Всю прелесть своего имени я осознал лишь в нашей с тобой постели. В полной темноте ты впивался в мою спину ногтями, оставляя на коже неглубокие царапины, широко раздвигал ноги, пытаясь потереться промежностью о мой стоящий член. Когда я крепко держал твои мокрые от пота волосы и одновременно вбивался в твое тело, ты тяжело дышал, изредка издавая тихий стон, а на самом пике вскрикивал и дрожащим голосом протягивал так полюбившееся мне теперь "Себа-а-астьян". В этих бесконечно долгих гласных, произнесенных твоим настоящим голосом, разгоряченным страстью, а не холодным и безукоризненно строгим тоном, я наконец-то нашел свое отражение. В них был настоящий "я": сильный, овладевающий самым опасным гением современности, готовый разорвать всех, кто только приблизится к нему. Я не любил свое имя с самого детства. Но я полюбил его, когда полюбил тебя. Через три года после твоей игры с Холмсом я сидел в каком-то захудалом баре, глотал какое-то дешевое пиво, пялясь в экран телевизора, который показывал какую-то дурацкую рекламу. Как только ты умер, все стало "каким-то", все перестало иметь значение. Первые несколько недель я не выходил из дома, лишь лежал на кровати, изредка протягивая руку к кувшину с водой и таблеткам снотворного. Я пил их, засыпал, лишь чтобы не видеть твоего лица, которое мелькало перед моими глазами каждый раз, когда я их открывал; чтобы не слышать этого постоянно звеневшего у меня в ушах, жутко соблазнительного и болезненного "Себа-а-астьян", произнесенного на коротком рваном выдохе. Ах да, еще снотворное отлично помогало не видеть снов. Спасибо и на этом. В первый раз, когда я, абсолютно потрясенный и разваливающийся на куски, пришел в небольшую грязную гостиницу и в каком-то бреду снял номер, я упал на дурно пахнущие простыни и отключился. Но моя боль не оставляла меня даже после этого. Я видел твое лицо: полные интеллекта и в то же время слегка безумные карие глаза, тонкие губы, брови идеальной формы. Видел твое бледное, стройное тело, отчетливо замечал маленькую темно-коричневую родинку на выпирающей ключице, которую так любил целовать во время нашей прелюдии. Ты улыбался так, как мог улыбаться только мне, говорил, как сильно ты любишь меня, хотя я ни разу не слышал этого в реальности. После каждой нашей ночи ты лишь оставлял очередной багровый засос на моей шее и уходил. Эти пятна и были доказательством твоей симпатии. Я даже не уверен, была ли это любовь. После я восстановился. Точнее, мне каким-то чудом удалось выйти на улицу и заставить себя существовать. Так и было следующие три года. Я дышал, ходил, мало ел, много курил и ничего не чувствовал, кроме мучительной агонии. Моя надежда на то, что ты вернешься, медленно умирала каждый день. Себастьян Моран был абсолютно не готов, что в один из вечеров, когда он будет идти по темному переулку, пиная пустую жестяную банку, кто-то вдруг схватит его за плечо. От неожиданности Себастьян резко развернулся, одновременно сильно толкнув незнакомца. Мужчина упал на землю, сильно ударившись локтем, и зашипел от боли. Полковник оцепенел. Как часто он слышал точно такое же шипение, за которым неизменно следовал судорожный всхлип, а после него - шёпот "Себастьян, не останавливайся". Он тряхнул головой, убеждая себя, что ему показалось. - Извините, - проборомотал он и быстрым шагом направился прочь. На следующее утро я проснулся, когда услышал звон посуды на кухне своей съемной квартиры, за которым последовал отборный мат. Отработанным движением достав пистолет из тумбочки, я направился к источнику звука. Когда я открыл дверь, мои ноги отказались делать еще один шаг. Я просто застыл, наблюдая за происходящим и отказываясь верить в то, что видел. Пистолет выпал из моих пальцев, глухо стукнув рукояткой о деревянный пол. Посреди комнаты стоял Джим Мориарти. Целый и невредимый, если не считать небольшого пореза на ладони, появившегося, скорее всего, от одного из осколков кофейной чашки, которые валялись на полу. Он пристально посмотрел на меня и усмехнулся. - Ну наконец-то. Мне уже надоело тебя ждать. Ему надоело меня ждать? - Что за хуйня, Джим? - произнес я, все еще подозревая, что это сон. Наверно, не нужно было прекращать принимать снотворное. Мориарти пожал плечами и, отвернувшись, начал помешивать кофе в турке, нарушая идеальную пенку. Черт, он же знает, как я это ненавижу. Ему мало того, что я и так уже на грани между помешательством и состоянием аффекта? - Просто вчера ты так быстро убежал, что я даже не успел тебя окликнуть. Вот и решил навестить старого знакомого. Ты что, мне не рад? Во мне борются два противоречивых желания. С одной стороны, мне безумно хочется подбежать к нему и обнять, почувствовать его дыхание на своем плече и знать, что он улыбается. С другой - мне тоже хочется его обнять, но обнять так, что у него сломаются ребра и он умрет мучительной смертью, задыхаясь на моих руках. Я выбираю что-то среднее между ними. То есть кидаюсь к Джиму, хватаю его за ворот как всегда идеально выглаженной рубашки и так сильно тяну за него, что слышу треск ткани. Секунда, и Мориарти висит приблизительно в десяти сантиметрах над полом. Его это не пугает, он лишь с интересом смотрит на меня. Конечно, ведь так интересно, что этот клоун еще вытворит? Он точно ожидает от меня криков, ударов, истерики. А потом извинений, поцелуев и страстной ночи. Слишком предсказуемо, Джим. Слишком. Я уже не тот, что три года назад. Все это время я отчаянно скорбел о твоей смерти. Эта скорбь изменила меня. Я так свыкся с мыслью, что тебя нет, что теперь твое появление ставит меня в тупик. Я не готов бороться. Я не готов снова поверить тебе. Поэтому я просто разжимаю пальцы и ухожу на маленький балкон. Достаю сигарету, чиркаю зажигалкой и тщательно втягиваю в себя горький дым. Я хочу, чтобы этот дым убил меня изнутри, чтобы он скрутил меня невыносимой болью, а потом оставил мое тело на холодном полу. Чтобы ты хоть на секунду почувствовал то, что я постоянно испытывал на протяжении долгих трех лет. Я курю уже четвертую сигарету подряд, когда чувствую, как твои холодные руки обвиваются вокруг моей талии, а носом ты утыкаешься между лопаток. Я слегка вздрагиваю. Ты обнимал меня так очень давно. Тогда я проснулся в пять часов утра, осторожно вылез из кровати, стараясь не потревожить твой сон, подошел к открытому окну и закурил. А через минуту ощутил то же, что и сейчас. - Себастьян, ты можешь делать со мной что угодно. Можешь даже затушить свою дурацкую сигарету о мою руку, хочешь? - он усмехнулся и протянул свою ладонь вперед. Я хмыкнул и выкинул окурок. Ужасно, но я понимаю, что абсолютно обезоружен этой вседозволенностью, что я до сих пор готов даже повеситься, если Мориарти укажет мне на петлю. - Ты понимаешь, что я, блять, был готов сойти с ума, пока тебя здесь не было? - Понимаю, - спокойно пробормотал Джим, - я охуенно тебя понимаю, Себастьян. Он рассмеялся. Я недоуменно поднял бровь. - Да нет, ничего смешного. Просто мне так приятно вновь произносить... В эту секунду я не выдерживаю, разворачиваюсь к нему лицом, обхватываю его талию и выдыхаю прямо в его расплывающиеся в довольной улыбке губы: - Только попробуй оставить меня еще раз. Я отыщу тебя и убью по-настоящему, клянусь. Этой ночью он вновь кричит моё имя.