Сенсей!

Этим утром я проснулась от яростного ора будильника. От души, так сказть, долбанув его лежавшей рядом книгой по душеведенью, я понадеялась было получить ещё пять минут балдежа в кровати при полной тишине. Если бы! Эта дребезжащая зараза и не думала умолкать, кроме того, упав на пол, зазвенела ещё громче и настырнее. Ладно, так и быть, ты победил, о, ужасный и могучий будильник! Добиться своего, я встаю! Встав с кровати, я наконец вырубила это жуткое изобретение человечества, после чего тяжёлым взглядом окинула свою комнату. Стол завален всевозможными тетрадями, книгами, листочками и стикерами, под столом, да и не только под ним, валяются карандаши, шариковые, гелиевые, красные, синие и зелёные ручки, которые оказались там одними лишь стараниями некоей наглой кошки. Казалось бы, вчера вечером я нормально всё сложила, но нет! Ей очень надо, пока все спят, побегать по столу, разрушить вавилонскую башню из школьных тетрадей и кроме того, покатать карандаши по комнате. Ноутбук в спящем режиме лежал на тумбочке у кровати, колонки, которые я благополучно забыла выключить, чуть слышно фонили, телефон же, хорошенько натрескавшийся электричества за ночь, наконец соизволил сообщить об этом, а сквозь шторы тем временем пытался пробиться в комнату утренний солнечный свет. Мысленно пожелав себе доброго утра и «чтоб все сдохли», я понемногу начала собираться в Академию. Долго мне прихорашиваться не потребовалось, и уже через полчаса я шла через рынок в направлении Шибусена, поедая сочное красное яблочко, только что купленное у добродушного загорелого фермера. Солнце позёвывало, прогоняя остатки сна и тщательно прогревая мой застывший за ночь мозг. И вот наконец этот наиболее важный орган человеческого организма понемногу начал подавать признаки жизни. «Сегодня тест. Интересно, как всё пройдёт?» - промелькнула, нет, проползла мысль в загогулинах моего серого вещества. «Что за глупые вопросы? Нормалёк всё будет,» - решила я, поднимаясь по длинной лестнице в Академию. Совсем недавно мне представлялось, что с каждым новым уроком моё волнение будет постепенно сходить на нет, но, не смотря ни на что, оно остаётся, выматывает и выжимает. Кроме того, на каждом занятии обязательно было что-то новое или же постоянно повторяющееся: шушуканье учениц на последних рядах, неожиданные вопросы отличников-зубрил, шуточки мальчишек… Будучи студенткой Академии, я, конечно же, легко замечала всё это, но не обращала особого внимания. И вот я зашла в свою аудиторию… - Хаюшки, дети, возьмите, пожалуйста, ваши бланки с тестом со стола и рассаживайтесь по своим местам, - приветливая улыбка на лице. - Здравствуйте, Мака-сенсей. * * * Это уже второй тест, который я провожу за всю свою педагогическую практику. Хотя начался он довольно мирно, на душе было довольно неспокойно. Возникло ощущения затишья перед бурей. Все, кто работал и продолжает до сих пор работать с детьми, знают, насколько это тяжело. Вот сейчас отобрала у одной малолетней гяру шпору. Студентка показала в мой адрес неприличный жест, опалила меня ненавидящим взглядом и обиженно отвернулась. Всё! Буду ждать обильно политый клеем стул или горящий лошадиный навоз у дверей кабинета. Прятать шпоргалки в чулках и лифчиках уже не модно, но многие ученицы продолжают прибегать именно к этому способу. И он бы сработал, если бы экзаменационный тест вёл мужчина, конечно же, при условии, что этот мужчина - не профессор Штейн. Даже в свои сорок с небольшим, он забывает о какой-либо этике. Двадцать минут от начала теста… Я уже успела заскучать, расслабилась, и, опрокинувшись на спинку стула, приступила к чтению одной чрезвычайно занимательной книженции по психологии, изредка одним глазом приглядывая за корпящими над тестами студентами. Цубаки посоветовала прочитать... Она теперь наш школьный психолог. Интересно, чего такого особенного она нашла в выслушивании соплей от влюблённых а затем отвергнутых наивных дурочек, в объяснениях местным хулиганам, что пить и курить в их возрасте вредно. Да в любом вредно, но это не мешает Соулу в компании со Штейном и моим отцом-неудачником курить за школой на переменах, хотя я не раз просила напарника бросить… А зачем и почему он вообще начал дымить, хоть убей, не понимаю… Наверное, для понта. Курить с сильнейшим повелителем и Косой Смерти. Это же круто. Типа. Двадцать минут до конца теста… Ну наконец-то, а то мне уже начинает казаться, что время стоит на месте. Или я просто очень быстро читаю? Одолею страницу до конца и начну готовиться к следующему уроку. Мой взор натолкнулся на одну девчушку неприметной внешности. Я бы её и не заметила на фоне остальных, если бы не одна внезапно бросившаяся в глаза странность… Она уставилась в бланк с тестом неморгающими глазами и судорожно шевелила губами, а её соседка, заметив это, начала её окликать, но та не обратила на это совершенно никакого внимания... Что-то заставило меня прежде всего посмотреть на её душу... Я была в ужасе. Такое со мной произошло впервые. Не зная, что делать в подобных случаях, я отпустила всех учащихся домой, а девушку как можно быстрее доставила в больницу при Академии. * * * Я говорила спутано и взволновано, в голове был полный хаос… Во время разговора с Синигами-самой, я постоянно ходила туда-сюда. И вот наконец ему это надоело. - Присядь, Мака, успокойся и выслушай меня, – сказал он, указывая на больничную койку напротив постели, на которой лежала та странная ученица. Я повиновалась. - Как ты видишь, - начал Смерть, - это не простая девушка... - Непростая?! Синигами-сама, да как такое возможно? Столько разных душ в одном теле, и при всем этом они как будто слипшиеся?! Опять очередные эксперименты ведьм? - Не перебивай! – голос бога смерти налился строгостью, – это не эксперименты. Это болезнь. Она в какой-то степени, если можно так выразиться... психически больна. Ты, наверное, слышала, что такое множественная личность. У неё определено уже пять личностей, но их куда больше, что очевидно по количеству душ, все они просто ещё не успели проявиться, однако не беспокойся, они всё абсолютно адекватны, - закончил Синигами-сама, будто бы оправдываясь. - Я всё равно не могу понять, что она делает в Академии? Где-то с полминуты бог смерти смотрел то на меня, то на девушку. И после этой тяжелей паузы он тихо, вполголоса, сказал: - Потому что... Это моя дочь.