Заражение

- Что? Ха! Тогда продолжим. Этажом выше Вейлон мог слышать этот ужасный голос, он звучал облегченно и немного взволнованно, будто Глускина ранила мысль о смерти мужчины, которого он импульсивно провозгласил своей невестой. Вейлон чувствовал отвращение и ужас, эти чувства завладевали им от ощущения крови текущей по лодыжке, она начинала высыхать, но все ещё оставалась на руках, стоило ему лишь прикоснуться к ней. Он взглянул на ладони на мгновение, прежде чем заставил себя двигаться вперед. Боль наступала, но этого было недостаточно, чтобы удержать его. Адреналин стучал в ушах. Он думал, что слышит тяжелые шаги поднимающиеся наверх. Приложив все свои усилия он, прихрамывая, пересек зал и оказался в комнате похожей на виденные им ранее. Грязной, заброшенной, холодной. Комната была полна обломками, которые загромождали пол, но все они не были достаточно велики, чтобы укрыть его. Дверь закрылась за ним. Парк дрожал, пытаясь успокоиться. Свет проникающий сквозь окна казался призрачным лучом, приглушенный темными пятнам на стекле. Он был тусклым, но недостаточным для того, чтобы быть в безопасности , спрятавшись в углу. Глускин тут же заметил бы его и поймал, не оставив шансов на спасение. Где-то близко Парк услышал бормотание жениха. Следующая комната была черной как смоль. Он, прихрамывая, двинулся к самому близкому предмету обстановки. Это был тонкий и хрупкий стол, рядом с которым лежала груда сломанных стульев. Он прислонился к каменной стене и сполз по ней вниз, ссутулившись. Оперившись спиной о холодную стену, Парк опустил голову между колен. Он не думал, что стол надежно укрывает его, но темнота, окутывающая комнату, должна помочь. Он мог слышать, как дверь комнаты резко распахнулась, а затем послышался голос Глускина. - Не прячься от меня, дорогая. Голос Эдди был напряженным с оттенком легкого беспокойства и волнения. - Я знаю, что ты здесь. Я видел тебя. Неосознанно Парк сильнее вжался в стену от звучания его голоса. Мышцы ног напряглись и он прижался губами к колену, чтобы подавить стон боли, чуть было не сорвавшийся с его губ. Как бы то ни было, жених продолжал свой отчаянный призыв. - Ты не хочешь много детей? Мы не заведем много, обещаю. Шаги звучали все ближе. Парк закрыл глаза. Он умрет здесь. - Я буду поддерживать и любить тебя, я тот, кто тебе нужен. Эдди прямо перед ним. Вейлон мог практически почувствовать тепло исходящее от жениха сквозь холодную древесину. Если он пошевелиться, Глускину понадобится лишь протянуть руку, чтобы схватить его. Достаточно малейшего звука, чтобы Эдди взглянул в его сторону... И ничто его уже не спасет. Несмотря на то как, казалось, тянулось время в тишине, должно быть прошло всего несколько секунд, прежде чем жених двинулся к следующей двери. - Это глупо, дорогая, выходи. Ты же знаешь, я не причиню тебе вреда . Голос начинает затихать, как и шаги, но лишь когда Парк уверен, что он за пределами слышимости, он испускает прерывистый вздох. В голове все плывет, казалось, что предметы кружатся вокруг него. Парк поднимает голову, подносит камеру к глазам. Инфракрасный свет включен, и, к своему ужасу, Вейлон осознает, что у него осталась лишь половина батареи. Его надежды оправдались, и он находит комнату пустой. Двери по обе стороны широко открыты. Едва ли Вейлон может различить небольшое пятно света, освещающее цементный пол, тянущееся из предыдущей комнаты. На несколько секунд он задумывается, как долго это ещё будет продолжаться. Хотя он старался бежать, не останавливаясь и не оглядываясь, Парк решил спрятаться под столом, так надежно, как это вообще было возможно, мужчина лег на пол. Обрывки бумаги и мелкие камушки терлись о его щеку и неприятно вдавливались в спину. Он надеется, что когда проснется, сможет продолжить своё путешествие. Он почувствовал себя немного лучше на несколько часов, проведенных во сне. Казалось, он дрейфовал в пространстве. Так часто Парк слышал знакомую, преследующую его мелодию песни Глускина, несущуюся сквозь одну из открытых дверей, но она исчезает так же быстро, как и появляется. В некоторые моменты Вейлону кажется, что Глускин смотрит прямо на него, но в панике осматриваясь с помощью камеры, он понимает, что его паранойя увеличивается, становясь уже хуже. Он дрожит от холода, но когда он поднимает руку, чтобы смахнуть волосы, он чувствует, что лоб совсем мокрый от пота. Вейлона лихорадит. После нескольких попыток привести в порядок встревоженный рассудок, Вейлон понимает, что ничего не помогает и решает, что необходимо двигаться дальше. Живот урчал, он был абсолютно пуст, а инфекция, вонзившая свои клыки в лодыжку Парка, быстро распространялась по организму. Усталость сковывала конечности, когда он поднимался и отряхивался от покрывавшей его пыли. Когда Парк поднял камеру, экран остался темным, а значок аккумулятора показывал, что его жизнь окончена. Вейлон делает нерешительный шаг вперед,но взрыв жгучей боли простреливает его ногу, заставляя его задыхаться от боли. Но Парк будет идти несмотря на боль, терзавшую его. Особенно пока он в логове этого ужасного пациента. Ещё шаг. И ещё. Боль не отступает ни на секунду, он прикусывает язык, чтобы взять себя в руки. Вейлон чувствует, что нет никакого прогресса, даже когда достигает и цепляется за дверную раму напряженной хваткой. Он изо всех сил пытается идти тихо, задерживает дыхание, только бы не шуметь. Всё зря. Боль в его лодыжке возрастает, пока не становится нестерпимой, невозможно не останавливаться каждые несколько минут, чтобы перенести большую часть веса на здоровую ногу. Парк спотыкается на полпути через комнату перед деревянной конструкцией и сталкивается с ней. Его колено врезается в острый край и он падает, вскрикнув от боли и хватаясь за ногу. Он неровно дышит, с его губ слетает ещё один тихий стон. Вейлон кладет ладонь на колено, чтобы приглушить боль, когда чувствует теплую кровь, окрашивающую руку. Он поворачивается в сторону, где надеется найти дверь, любую дверь, и ползет вперед. Его тело двигается, Парк сдерживает крик, его вес временно давит на больную ногу, но он не останавливается. Его пальцы достигают и бегло трогают что-то. Он ощупывает ткань большим и указательным пальцами . Это не было скатертью или чем то вроде платья. Он сжимает ткань, но вдруг коснувшись кожи он понимает. Кровь стынет в жилах. Это человеческая нога. Жених стоял прямо перед ним. Вейлон поднимает глаза, но все, что он может видеть – это темнота. Все остается по-прежнему, он молится, чтобы это было галлюцинацией, но ползущие по позвоночнику мурашки убеждают его в том, что всё это реально, и за ним наблюдают. Парк вздыхает, дрожа, начинает медленно отползать, но из ниоткуда взявшаяся боль пронзает его челюсть, его окутывает белая пелена. Сирена ревет в его ушах и он чувствует вкус крови. Он шипит, кашляет и слабо стонет, хватаясь за челюсть, чувствует болезненный синяк, касаясь его кончиками пальцев. Языком он обнаруживает, что некоторые зубы выбиты. Как бы силен не был удар, ничто не может заглушить боль от ботинка Глускина, слабо опиравшегося на его голую лодыжку. Парк кричит, кажется, что в ногу вонзили нож, но он не может освободить её. Чудовище начинает медленно давить на лодыжку. -Нет, нет, пожалуйста прекратите, пожалуйста! Голос срывается на крик, когда Глускин наступает на рану. Парк думал, что чувствует только хруст и смещение сломанных костей, все вокруг потеряло смысл, он подумал, что слышит, как плачет, прежде чем он полностью потерял ощущение реальности. Проснувшись, Вейлон пошевелился. Он чувствует толстые, ловкие пальцы, касающиеся ноги, ласкающие кожу, слегка царапающие кожу ногти. Парк напрягается, его тело реагирует немедленно, но несмотря на липкий страх, он не может взять контроль над собой. Он чувствовал, будто плывет. Ногти снова двигаются по его ноге, с тем же мягким давлением. Парк дрожит. Какая-то ткань давит на его колено. Когда ткань движется, чувствуется, что она грязная. Ткань была грубой и слишком сухой для комфорта. Веки Парка беспокойно дергаются, он немного двигает шеей, начиная понимать, что находится не на подушке или матрасе, а на холодной и твердой поверхности. Он резко открывает глаза, но головная боль пронзает его, и он снова смыкает их. Парк знал, что он потерял сознание на несколько минут. Ткань все ещё касалась его колена. Вейлон встряхнул головой, открывая глаза ещё раз. Над ним висела голая лампочка, светящая, несмотря на то, что её стекло покрывало что-то мерзкое. Цепочка, соединенная с концом лампочки, спускалась в темноту, где он уже не мог её видеть. Мигрень стала немного слабее. Она сердито гудела в висках, но уже не охватывала его целиком. Он вытягивает пальцы, мерзкое ощущение грязи под ногтями. Парк хочет вытянуть руки, но что-то грубо дергает их обратно. Вейлон оглядывается. Оба его предплечья были закреплены на двух стоящих деревянных рамах веревкой. - На мгновение ты меня сильно напугала, дорогая. Я боялся, что ты ушла навсегда. Этот страшный голос ломает его спокойствие и Вейлон инстинктивно дернулся , чтобы оказаться от него подальше. Его нога на мгновение сталкивается с металлической плитой, но прежде, чем Парк смог навредить себе ещё сильнее, мужчина подхватывает его ногу, и Вейлон не может освободиться от крепкой хватки. -Нет, нет, ты не должна вредить себе. Это продлит процесс заживления. Глускин говорил так, будто не он некоторое время назад ударил его в лицо и наступил на лодыжку в порыве гнева. « Не волнуйся, я не сержусь на тебя » - продолжает он, ласково улыбаясь. - Я простил тебя. В конце концов, ты сейчас здесь, я никогда бы не оставил тебя умирать. Он поднимает почерневшую тряпку и прислоняет её к правой ноге Парка ещё раз. Вейлон смотрит на этого монстра, на этого ужасного человека, и хотя он хочет продолжать его игнорировать, он начинает задыхаться, его лихорадит еще больше. Он медленно поднял глаза на потолок, туман заволок его разум, и он отключился вновь на какое-то время. Глускин гладит кожу на его лодыжке, его большой палец ласково гладит синяки, так нежно, что Вейлон должен напоминать себе, что не может расслабиться. Он пристально смотрит на жениха. Их глаза встречаются и Глускин улыбается, наклоняясь, чтобы коснуться его шрамов, сухие губы касаются раны и покрывают её мягкими поцелуями. Вейлон сопротивляется искушению пнуть его в лицо, его терпение вознаграждается, когда пациент начинает бинтовать лодыжку. - Я так рад, что у нас есть шанс поговорить. Ты знаешь, как я люблю тебя, как я буду любить детей, которых ты выносишь для меня. Никто не сможет им навредить, не под моей опекой. Его слова будоражат воспоминания Парка. Лицо бледнеет , когда он вспоминает тело, которое он увидел, войдя в палату Глускина. На секунду он был уверен, что его сейчас стошнит. Жених заканчивает бинтовать лодыжку, его рука начинает подниматься вдоль ноги. - Я знаю, что ты чувствуешь тоже самое. Не утруждай себя, просто лежи, позволь мне обо всем позаботиться. Но Вейлон не слушал его. Он дернулся в сторону от жениха и боролся с веревками вокруг его запястий. Дерево трещало от его усилий, побуждая его бороться сильнее. - Я ожидал этого от тебя, дорогая, хотя я не могу сказать, что разочарован в тебе. Прежде чем Вейлон смог повернуться, чтобы увидеть, о чем говорит Глускин, странный спрей брызнул ему в лицо, заставляя его кашлять и задыхаться. Глаза жжёт. Он хрипел, хотя хотел кричать. Парк чувствует себя невесомым, в глазах двоится, прежде чем всё поглощает тьма.