Первая эпоха. Так они и жили. Часть вторая.

Земные дела больше не имели никакого значения. Нет, скорее, не так. Все осталось в прошлом. Больше не нужно было делать ничего: куда-то бежать, о чем-то суетиться, о ком-то заботиться, чем-то командовать. Все. Ты никому ничего не должен, и тебе тоже никто ничем не обязан. Находишься меж небом и землей. Что же делать в данной ситуации? Ничего. Просто висеть. Ни о чем не думать. Ни о чем не жалеть. Ни о чем не вспоминать… не вспоминать… не вспоминать… Потому что это больно. К физической боли можно привыкнуть, сжиться с ней. Тем паче, если страдание давно уже стало частью твоей жизни. Просто принимаешь происшедшее, как данность. Тогда боль становится кусочком тебя, навроде зрения, слуха, жажды… мыслей. А какие мысли могут быть у казненного? Действительно, разве ушедший из мира живых может думать? А если может, о чем он думает? О чем полагается думать неживому? О чем вообще можно думать, когда налетает сильный порыв ветра, и все насквозь продувает? Какие мысли, если и чувств-то не остается. Холодно. Мокро. Рука онемела. Бок тянет. Голова кружится. Это чувства? Или они должны быть другими? Майтимо смутно припоминал, что раньше кроме ощущений тела были и еще какие-то иные переживания, душевные порывы. Точно были. Но какие? Нолдо забыл. Эльф попытался припомнить былое, благо колючий ветер улетел. И даже почти сообразил. Но все кругом быстро окрасилось розовым. Стало светло, тепло и хорошо. Висящий согрелся, расслабился. Впал в легкое оцепенение, заменявшее тут сон. Впрочем, продолжалось сие блаженное состояние совсем недолго. Очень скоро кругом разлился удушливый, жгучий зной. Воздух тонко задрожал. Небо мгновенно выцвело, став почти белым. Камень вокруг раскалялся, сам начинал испускать сухой жар. Лучи золотого светила обжигали кожу хуже, чем лучи Лаурелина. Нежная внутренняя сторона правой руки от подмышки до запястья покрылась пузырями ожогов. Нос и плечи шелушились, трескались. Зато рана на груди совершенно затянулась, подсохла и не беспокоила. Сколько пролетело времени в этом удушающем пекле, сказать невозможно. Может, весь день. А может только часть дня… Неожиданно небо потемнело. Стало легче дышать. Это означало, что скоро пойдет дождь. Можно будет попить. Только бы не град, это больно. И не сильный ветер. Это плохо. Обошлось. Жара спала. Зашумело, налетел сильный, но быстрый порыв ветра. Следом хлынул плотный веселый дождь. Камень вокруг отдавал тепло. Вода лилась сплошным потоком – только рот подставляй. Смывала грязь, пыль, жирную черную сажу. Охлаждала сухую кожу, утоляла палящую жажду. Даже раны стали, как будто меньше болеть. Руссандол вдруг понял, что он жив и ничего не кончено. Захотелось крикнуть - обозначить себя в этом мире. Гортхаур с Моринготто просчитались. Он, Рыжий, жив, и жизнь свою так просто отдавать не собирается! Так же внезапно, как и начался, дождь кончился. Выглянуло золотое светило. Зажгло в небесах тонкую, разноцветную радугу. На высыхающих камнях колебались крохотные, прозрачные облачка пара. Пока водяные капли освежали тело, жизнь была почти терпимой. Все казалось чистым, умытым, ясным. Кристальный воздух позволял видеть далеко вокруг. Дальний лес гнулся вершинами к земле, ветви деревьев мотались из стороны в сторону. Кусты дрожали, почти ложились на траву. Видимо в том лесу бушевал ветер. А вокруг озерца царил покой. Ни листочек не шелохнется. Овальное зеркало воды отражало синее небо с пятнами белых облаков. «С чего это я так взбодрился?» - подумал Майтимо первую связную мысль за последнее время. И не смог найти ответа. Как обычно в последнее время, Черный Враг Мира убирал от своих приспешников сияющее светом Лаурелина светило. Чуть ниже висящего эльфа над Ангамандо плыли густые клубы дыма и пара, застилая небеса. В этой сизой мгле что-то негромко копошилось, пыхтело, шуршало. Падали камни. Ломались ветки старых, давно засохших кустов. Горький ветер, шурша, перегонял с места на место кучки серого песка и желтоватого пепла. Привычные, хорошо знакомые звуки. Но что это?! Нолдо прислушался почти против воли. В знакомом шуме появилось новое, не присущее здешним мертвым местам. Нечто живое, странное и чужеродное. Как будто посреди жаркой песчаной пустыни пробился сверкающий хрустальный родник с ледяной водой. Майтимо продолжал вслушиваться. Постепенно шум сложился в знакомую песню, сочиненную когда-то в давние года подростком Канофинвэ. В той песне был резкий, рваный ритм и непривычные тревожные аккорды. Взрослые песню не одобряли, называли "упражнением", "неудачной импровизацией", указывали на неблагозвучие мелодии, на недостатки текста, на хромающий ритм. Но Майтимо с Финьо эту опальную песню очень любили за напор, энергию, силу. Вот эта самая энергичная песня теперь звучала меж мертвых скал Тангородрима. Звезда надежды Сияет прямо. Уходят эльфы В далекий Аман! Этого не могло быть, потому что такое не происходит. Нигде и никогда. Руссандол напряженно вслушивался. Был ли это шум в ушах, или просто эхо так звенело, но песня продолжилась. За ними следом Идет беда. Она не даст им Попасть туда. Нет, вряд ли эхо может породить жесткие, резкие аккорды. И голос знакомый. Нельо встрепенулся, когда понял, КТО это поет! Отважный пришел. Финьо, друг, нашел его на этой треклятой горе! Машинально, не думая, Майтимо подхватил напев - видимо сошел с ума. Вы не дойдете! Вы пропадете! В бурливом море Ко дну пойдете… Теперь эльфы пели вдвоем, как когда-то в славном, далеком, навсегда покинутом Валиноре. Заткни, колдунья, Слепую пасть. Нам очень надо В Аман попасть… Аккорды арфы резко оборвались. Знакомый голос внизу коротко ахнул. Майтимо опустил голову. Тут же правое плечо пробило острой иглой боли. Нолдо привычно переждал, пока растревоженная рука успокоится. Сверху, через пелену дыма, было видно не очень хорошо, но различить можно. Майтимо глядел, как друг пытался что-то делать. Астальдо подтащил к скале несколько камней. Сложил горкой. Полез, сорвался. Достал кинжал, вонзил в трещину в камне. Бесполезно, естественно. Как можно добраться до висящего на такой высоте? А Финьо все суетился, пытался подняться по отвесной стене на двух кинжалах. Срывался. Недолго сидел, привалившись спиной к скале – пережидал неудачу. И начинал снова. Майтимо смотрел. На какое-то мгновение нолдо стало почти хорошо. Казалось, все может-таки окончиться благополучно. Сейчас Финьо что-то придумает, как не раз бывало и раньше. Снимет его, Нельо. Они сядут на коней и поскачут обратно в лагерь… Но в этот миг Руссандол неловко пошевелился, всю правую часть тела от запястья до колена стало так жечь и дергать, как будто плеснули крутым кипятком. Перехватило дыхание, на глаза навернулись привычные слезы. Это привело Майтимо в чувство. Гортхаур с Моринготто не такие дурачки, чтобы оставить казненному лазейку. И с этим придется смириться. У Нельо есть только один путь – в Мандос. Финдекано снизу видел, как друг медленно склонил голову. Поглядел. И с каким-то запредельным, мертвенным спокойствием проговорил. - Пришел? Спасибо. Теперь… добей меня... – кажется, на песню ушли остатки сил. Так что слова вылетали из пересохшего горла трудно, с хрипом и присвистом. - С ума сошел?! – возмутился Финдекано на эту отчаянную просьбу. Столько времени пройти, измучиться, искать, потерять надежду, найти друга. И столкнуться с такой безысходностью! А что делать-то? Есть высоченная абсолютно прямая скала. Есть эльф, висящий где-то в верхней трети этой скалы. И есть друг этого эльфа, желающий облегчить участь висящего. То есть прекратить его мучения. Каким способом можно прекратить страдания эльфа, висящего на недосягаемой высоте? Застрелить его. Совершенно логичный и правильный вывод. Но Финьо почему-то не хотел следовать этой логике. Он все пытался найти какой-то другой способ. Нельо вздохнул, стараясь не шевелиться. И тем же неживым, безразличным голосом, каким смог бы заговорить серый пепел здешних мест, не спеша, проговорил. - Добей… и возвращайся. Так будет хорошо, правильно… Легкий ветерок чуть коснулся Майтимо. Только повеял. И тут же все тело висящего замерло в напряженной, неестественной позе. Стало видно, как Нельо страдает, как он устал и измучился. Лишь только тогда Финьо снял свой лук. Майтимо зажмурился. Сам феанарион абсолютно не страшился смерти. Но Рыжий опасался, что Финьо трудно будет убивать эльфа, глядя своей жертве прямо в глаза. Стрелы не было поразительно долго. Майтимо даже ждать немножко устал. Нет, не то, чтобы устал. Он привык ждать, вернее ничего не ждать, а проводить время. Но, сейчас, когда замаячило избавление, сил и терпения почти не осталось. Снова все заболело, затянуло, задергало, как в первые дни после повешения. Краем уха Майтимо слышал слова Финьо, обращенные к Манвэ. Затем последовало короткое спокойствие. Видимо, друг ловит ветер. Хочет покончить с этим неприятным делом первым же выстрелом. Очень милосердно со стороны Финдекано! Затем висящего обдали сильные и какие-то дерганые волны горячего воздуха. Запахло непривычно: живым, птичьим, острым. Майтимо открыл глаза и увидал прямо перед собой друга, стоящего на орле. Птица была огромной. Раскинутые крылья походили на две грозовые тучи. Когда орел взмахивал ими, удерживая тело на месте, Майтимо обдавало порывом ураганного ветра. Финьо тем временем бил изо всех сил по зачарованному наручнику. Ни наручник, ни цепь, естественно, не поддавались. Лишь удары отзывались в теле казненного гулкой, слепящей болью. Окончательно придя в себя от этой боли, Майтимо снова попросил смерти. Зачем зря терять время? Все равно сделать ничего не возможно. Финьо обернулся. Майтимо поразило его злобное, красное лицо. - Убей, не мучай себя и меня, - в последний раз взмолился феанарион. Было совершенно отчетливо видно, что сил у Нельо совсем не осталось. Тело безвольно моталось на руке, словно сухой лист на черенке – того и гляди оторвется от ветки, полетит, гонимый ветром. Голова как-то странно клонилась набок. Веки полуопущены, потрескавшиеся губы приоткрыты. Усталое лицо неподвижно, точно деревянная не раскрашенная маска. Лишь клочья грязных серовато-коричневых волос шевелятся под порывами ветра. Напряженное лицо Финьо перекривилось при безнадежных словах друга. Ноздри раздулись, губы растянулись в злобном оскале. - Не смей так говорить, я за тобой пришел! За тобой, понял, Рыжий? Не за твоей смертью! Зря, что ли трудился? Не погань моих усилий… - Ничего не поделаешь… Цепь зачарована. Против таких вот, как ты… героев… Смирись… Просто ударь меня мечом. Пожалуйста! Ситуация казалась безвыходной. Кусочки камня и железа летели во все стороны. Орел парил, редкими взмахами крыльев нагоняя тяжелый ветер. Из растревоженного запястья лилась темная кровь. Плечо, спину и бок свело невыносимой судорогой. - К оркам поганым! Ааа! Пропади все пропадом! – Финдекано издал какой-то звериный рык и рубанул мечом наискось. С неким странным, почти отстраненным интересом Майтимо увидел, как скала отделяется от него, остается позади. Земля наклонилась. Коричневые с белым перья стали ближе. Отчаянные, сумасшедшие серые глаза брата надвинулись, перекрыли весь горизонт. В них заплескалась радость вперемешку с горем. Плечо скрутило, запястье начало жечь и холодить одновременно. «Я падаю!» - понял Майтимо, полетел вниз всем телом, перевернулся… и оказался в руках Астальдо. Через волны накатывающей дурноты Руссандол слышал быстрые слова «сейчас-сейчас, сейчас будет лучше...» Потом запястье правой руки сильно пережала какая-то веревка. Плечо дернуло, но слабо, невыразительно. Голова закружилась еще сильнее, в ушах тоненько зазвенело. Сильные и бережные руки друга мягко укладывали Нельо на спину, закутывали его во что-то прекрасно теплое, поправляли волосы, вытирали лицо. Внезапно Майтимо понял, что все кончилось, больше не нужно ничего делать, говорить, напрягаться, противостоять. Эльф глубоко вдохнул, запрокинул голову и впал в глубокое беспамятство.