Вместе.

.... Он подошел к столу, на котором стояла лишь деревянная шкатулка и прямоугольный альбомчик рядом. Повинуясь странному любопытству, Саске зажал фонарик между плечом и щекой и отряхнул пыль с альбома. Темно-синяя титульная страница была абсолютно пуста. Никаких подписей или имени владельца. Он открыл его. На первой странице детским корявым почерком было выведено: «Альбом Эммы», надпись с разных сторон была украшена рисунками различных цветов и птиц. Саске невольно усмехнулся и перевернул страницу. Черно-белая фотография - темноволосая молодая женщина одной рукой придерживала соломенную шляпку, а другой держала за руку маленькую девочку с двумя задорными косичками и в светлом платьице. На маленьком круглом личике малышки выделялись большие глаза, аккуратный, слегка курносый носик и недовольно сжатые губы. В руке девочки был зажат маленький букетик из белых цветов. Саске перевернул еще несколько листов. Фотографии с той же женщиной и девочкой. Следующее фото, на которое он обратил внимание, запечатлело туже темноволосую женщину, держащую на руках новорожденного малыша. Он перевернул еще одну страницу. Вместо очередной фотографии был вложен рисунок. Женщина с длинными черными волосами держала за руку ребенка, придерживая большой живот другой рукой, в центре которого был нарисован маленький человечек. Саске перевернул несколько страниц. Женщина со своими дочерьми, вот они празднуют чей-то день рождения, а вот старшая девочка играет с псом. На следующей фотографии высокий крепкий светловолосый мужчина держал на руках трехгодовалую малышку, а рядом стояла улыбающаяся десятилетняя девочка. Саске перевернул страницу. Несколько рисунков. Он отложил фотоальбом, разминая затекшую шею. И вновь водрузив фонарик на прежнее место, принялся рассматривать рисунки. Никакой банальности вроде дома, животных, которые обычно рисуют его сверстники, да и что таить, и он сам. На первом рисунке были изображены цветы георгина, на следующем еще неумело, но уже более плавно была нарисована та сама трехгодовалая малышка, обнимающая пупсика. А вот следующий рисунок был странным, отличающимся от остальных: в центре рисунка стояла женщина, держащая на руках ребенка, слева был непонятный силуэт, закрашенный черным карандашом, а справа нарисованная девочка в белом платье. Слишком грубые и резкие линии. И всего-навсего два цвета – черный и белый. Словно эти рисунки нарисованы разными людьми. Фонарик моргнул. - Только попробуй, - пригрозил Саске. И тут же замер, почувствовал леденящий холод, буквально проходящий сквозь одежду и царапающий кожу своими острыми ноготками. Он резко обернулся. Фонарик снова моргнул. Сердце сжалось. А с приоткрытых губ сорвался невесомый клубок пара, задержавшийся в воздухе на какие-то доли секунды и растворяющийся в нем, словно ночной мотылек, попавший в пламя свечи. Круглое личико покрывала мертвенная бледность. Мутные синие глаза пронизывали его непонятным остекленевшим взглядом, навсегда запечатлевшим неподдельный страх и отчаяние. Девочка приоткрыла свои бескровные губы, абсолютно белые потрескавшиеся губы с сочащейся в трещинках кровью, но ни одного слова так и не прозвучало, лишь раскрылись уродливые лоскуты кожи, обнажающие распоротое горло с белесой гортанью, с множеством жил и сосудов. Тонкая струя крови стекала с краев раны, оставляя на белой ткани платья кровавые розы. Саске сделал шаг назад. Внизу живота напряглась тугая спираль, по мышцам словно пронеслось высокое напряжение. - Т-ты, - непослушными губами прошептал он. Девочка резко рванулась вперед, и за доли секунды её лицо застыло перед ним. Рисунки выпали из дрогнувших рук, рассыпавшись по полу, а перед глазами заиграли быстро сменяющие друг друга картины… «- Все хорошо Эмма, - мягкий женский голос и ласково улыбающаяся женщина с фотографии смотрит на него… «Он подхватывает на руки смеющуюся трехлетнюю малышку, на щечках которой играет розовый румянец, а в невероятно глубоких синих глазках, смотрящих на него, сверкают веселые искорки…» «- Черт возьми, Эли, ты, что не можешь заставить её заткнуться! Я могу, хоть на минуту расслабится без этого крика?! - Но, она, же еще ребенок, пойми ей… - Дети не должны шуметь…» «Огромный отель в викторианском стиле. От пушистых крон деревьев на аллею падают причудливые узорчатые тени, колышущиеся, подобно листве, под порывом легкого ветерка. - «Белая лилия», какое красивое название для отеля. Неужели мы наконец-таки сможем отдохнуть, как нормальная семья…» «Он смотрит на застывший черный силуэт возле детской постельки. Серебристый лунный свет тонкой полоской пробивается сквозь плотно зашторенные занавеси. - Ты ведь хорошая девочка, да, Эмма? – в низком мужском голосе, несмотря на сильную хрипотцу, угадывались довольные нотки, - Поэтому ты не будешь шуметь и пойдешь спать…» «Маленькие пальчики были сжаты в крошечные кулачки, ручки и ножки неестественно вывернуты, словно сведенные судорогой. Плоская грудь не вздымалась при вздохе. Бледная мраморная кожа практически сливалась с цветом выбеленных простыней, лишь темно-бардовые пятна, разраставшиеся своими кровавыми розами на этих простынях, на, бывшей когда-то светлой, ночной сорочке, и на обрубке тоненькой шеи…» «В голубых глазах перед ним застыла тонкая ледяная корка ярости, медленно рассыпающаяся на острые осколки безумия, скрывающая за собой мрак пустоты. - Хорошие дети должны держать язык за зубами, - ядовитое шипение. Крепкая рука сдавливает его запястья, за головой, словно металлическими клещами, колено нещадно давит на живот. Больно, невыносимо больно. Везде. Соленые слезы срываются с ресниц и нескончаемым потоком льются по щекам. - Хорошие дети всегда молчат. Резкая боль в шее. Он чувствует, как из распоротого горла на наружу вырывается неясный хрип, как горячая кровь начинает заливать гортань и обжигать кожу шеи, как острые иголочки боли врезаются в сознание, как…. Боль…» Саске сжимал руками шею, фонарик лежал на полу, не переставая мерцать. Невидящий взгляд смотрел в темноту комнаты. Он пытался вдохнуть, но воздух раскаленным железом проникал в сдавленные легкие. Дышит, он может дышать. Саске поднес дрожащую руку к глазам, крови не было. - Ч-что это б-было, - еле слышно проговорил, тут же залившись в хриплом кашле. - Беги от него, - услышал он мягкий голос девочки и тут же бросился вперед. Страх, необузданной липкой волной накрыл мальчика, заставляя его бежать, забыв про злополучный фонарик, оставленный на полу Вперед по коридору и вниз, перепрыгивать через скрипящие ступеньки, раздувая насевший на них слой пыли, нестись вниз по лестнице. Дыра на лестнице. Наплевать, Страх идет следом за ним, обволакивает пронизывающим насквозь холодом, заставляет мышцы сокращаться в невероятном темпе. Саске не сбавляя темпа, разбежался и прыгнул вперед. Упасть вниз и сломать себе шею или перепрыгнуть - другого варианта просто нет. Секунда в воздухе, и он перелетел через зияющий мраком провал на лестнице, однако приземление можно было назвать далеко не одним из приятных: ударившись ногой о край ступени, он тут же поскользнулся и, окончательно потеряв всяческое равновесие, полетел вниз по оставшимся ступеням. Единственное, что успел Саске, так это с трудом закрыть руками голову. *** Мысли острыми стрелами пробились сквозь дурманящий морок страха. Первое, что почувствовал Саске, была боль. Тупая, ноющая боль во всем теле. Он судорожно втянул в себя пыльный воздух. Ребра отозвались ноющей болью, а с губ сорвался хриплый стон. Саске лежал на полу недалеко от подножья лестницы, видимо упав, он прокатился еще несколько метров. По телу пробежала судорога, заставившая мальчика сжаться. Больно, как же больно. Влажные от накативших слез глаза раскрылись, встретившись с окутывающим со всех сторон мраком. Густой, непроницаемый, нереально черный, он словно заглатывал его в себя, поглощал без остатка, впитывал, как сухая губка желанную влагу. Но тогда, как он смог пробежать с третьего этажа без фонарика и как увидел дыру на лестнице? Нет, он не увидел её - чувствовал, словно его направляли, говорили, как и куда поставить ногу, где заканчивается одна ступенька и начинается вторая. По спине пробежали холодные мурашки, сопровождающиеся новой волной боли в мышцах. «Бежать, бежать отсюда… Как можно быстрее… Бежать… Найти Неджи и бежать…», - Саске уперся руками об половицы, маленькие осколки стекла врезались в кожу. Наплевать. Только скорее уйти из этого чертового отеля. Скорее. Он пытался подняться на ноги, но резкая боль в колене заставила его вновь опуститься на пол. «Черт…», - Саске сморщился, ощупывая колено. Окутывающий мрак давил на него, хотелось как можно скорее встать и бежать, куда угодно, лишь бы не оставаться в нем. Сердце сжалось, когда до слуха донесся скрип половиц и эхо быстрых шагов слева. Саске замер, повернув лицо на шум. Через долю минуты тусклое свечение прорезало тьму, а через пару секунд в холл вбежал Неджи. Свет фонаря, направленный прямо в лицо, острым лезвием полоснул по глазам, ослепляя их. Саске инстинктивно зажмурился и попытался закрыться от него рукой. Белые яркие всполохи заиграли на веках. - Учиха, - услышал он дрожащий голос Неджи, прерываемый его тяжелым дыханием, - Что с тобой? - Саске услышал приближающиеся шаги и почувствовал, как рука друга взяла его за плечо. - Недж… Нужно бежать, бежать отсюда, - он указал рукой на лестницу, - Там, она там… Они есть… Понимаешь, есть… - Куда? - Недоуменно выпалил Хьюга, помогая другу встать на ноги. Тот пошатнулся, но, схватившись руками за его плечи, устоял. Черт возьми, он с лестницы слетел? Но как он вообще умудрился перепрыгнуть через такую дыру? Только что могло настолько напугать Саске, что бы он пошел на это? Неужели он видел… Нет, быть этого не может. Не может и все. А если это так, и тот человек у бассейна… Неджи почувствовал, как сердце заходиться в лихорадочном ритме. Как только несчастная мышца способна настолько часто сокращаться?! «Черт возьми, Саске, скажи же, что это все лишь твои глупые шутки, очередной розыгрыш, скажи же…», - Хьюга, не моргая, смотрит в черные, подобно окружающей их тьме, глаза. То, что он никогда раньше не видел в них, то, что было единственным ответом на все его вопросы, сейчас расстилало свои длинные щупальца, окутывая ими бархатистую глубину – страх. Саске застыл с открытыми губами. Куда? Куда бежать? Дверь закрыта, окна заколочены. Куда им бежать? КУДА? Хриплый смех, отозвавшийся о стены громким эхом, заставил обоих мальчишек вздрогнуть. Миг, и сверху до их ушей донеслись переплетающиеся между собой сотни голосов и криков: дикий, ужасающий вой боли, крики о помощи, детский плачь, треск, гул шагов, ударяющихся о деревянные ступени лестниц. Холл осветил яркий оранжевый свет, за доли секунды разрывающий господствующий мрак. Мальчики разом подняли головы вверх. На потолке, на высоте седьмого этажа, разгоралось настоящее пламя, красные языки которого колыхались, жадно спускаясь вниз, словно танцуя в невиданном танце безумства. Миг, и пламя разъяренным зверем кинулось вниз, за доли секунды достигнув высоты третьего этажа и, в последний раз блеснув ослепляющей красно-желтой вспышкой, сопровождающейся режущими слух дикими предсмертными криками, осветило фигуру стоящего на ближайшей к ним лестнице. Высокий мужчина в серой толстовке, с надвинутым на лицо капюшоном. - Хорошие дети, тихие дети, - знакомый хриплый голос заставил Саске вздрогнуть. Неджи просто застыл, уставившись на него ошеломленным взглядом. Миг, и яростные языки пламени перекинулись на мужчину, пускаясь на нем в свой сумасшедший танец, в миг съедающий тонкие волокна его толстовки, обнажая кожу. Человек лишь раскинул руки в сторону. По холлу раздался его дикий смех. «Беги!», - крик девочки где-то в глубине сознания, и Саске хватает друга за руку, срывается с места, таща за собой остолбеневшего Неджи. Вперед, в левую арку. Бешенный смех смешивается с предсмертным воем сотен голосов, нещадно ударяя по ушам, лишая возможности мыслить. Ноющая боль в мышцах и колене. Наплевать, главное бежать. Вперед, как можно быстрее. Скрип половиц под ногами. Свет фонаря беспорядочно пляшет по полу, видимо Неджи не может никак прийти в себя. «Направо», - снова этот голосок, но Саске не задумываясь, подчиняется ему, отталкивая рукой дверь и вбегая в комнату. Вперед. Он не понял, как они огибали множество столов и стульев, которыми была заставлена эта комната, как возле новой двери Неджи повалил высокую фарфоровую вазу, разбившуюся об пол, усыпав его множеством осколков. Саске очнулся, лишь тогда, когда они вбежали в комнату. Он тут же вырвал из рук Неджи уже успевший накалиться фонарик, и, осветив пустое помещение за ними, захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной и тяжело дыша. За дверью не было слышно никакого шума или шагов. - Саске, что это было? - ели слышно проговорил Неджи. Его широко раскрытые глаза неотрывно смотрели на Учиху. - Я… Не знаю, - Саске осветил комнату. Широкая стойка посередине комнаты, за ней располагались три плиты с вытяжками, несколько высоких холодильников слева и множество шкафчиков, полок заставленных всевозможной посудой, какие-то ковшики и сковородки свисали с подвесных к потолку балок. Тусклый свет отражался от металлических стенок посуды. Кухня. - Но… - Неджи сглотнул подступивший к горлу комок, - Их ведь не существует. Мы что, сошли с ума? – он приподнял брови, моляще уставившись на друга. - Не знаю. Но там наверху была девочка, и она, - Саске провел языком по пересохшим губам, - Я видел, как… Она была мертва, - он глубоко вдохнул, - Призрак. - Но как? – Неджи помотал головой. - Не знаю… Но нам нужно выбираться отсюда… - Увидев, как в фиалковых глазах Хьюги появилась черная дымка ужаса, Саске резко кинулся вперед. Остановившись возле друга, повернулся, тут же застыв на месте. Вот он, ужас. Не холодящий испуг и не липкий страх, а именно немой ужас, когда ты уже не можешь кричать, словно язык припал к небу, не можешь сдвинуться с места, словно каждая клеточка твоего тела вмиг окаменела, не можешь оторвать взгляда, словно твои глаза остекленели. Человек в капюшоне медленно проходил сквозь дверь, тонкие нити черного мрака опоясывали его контур, подобно живым рукам, тянущимся к жертве. - Вам незачем бежать, - его губы не двигались, лишь голос острыми осколками врезался в уши. Он протянул к ним окровавленную по локоть руку. Саске заворожено смотрел, как медленно двигаются тянущиеся к нему пальцы, как кровь живым потоком стекала по кисти, как темно-красные капли срывались вниз. Он не мог отвести взгляда, но чувствовал, как кали крови рассекают тяжелый воздух, ударяются о пыльный пол, разлетаясь на множество осколков драгоценного рубина. Сознание заволакивает серая пелена морока, замедляя мысли, убивая чувства, оставляя лишь ужас и тянущуюся к нему руку. - Вы слишком долго шумели, - на его пальцах заиграли языки пламени. Миг. и они побежали вверх по руке, обволакивая все тело, яростно поедая толстовку и брюки. Саске смотрел, как вспыхивают волосы мужчины, сгорая за считанные секунды, как кожа начинает покрываться уродливыми пузырями, как она медленно плавиться, словно раскаленная пластмасса, открывая красное мясо, как пламя становится все ярче и сильнее, закрывая его всего, как начинает коптиться плоть. Яркое, завораживающее пламя, переплетение красно – желтых языков, заходящихся в своем неистовом танце, опьяненных минутами безумия и силы. Воздух наполняется удушающим запахом горелой кожи и мяса. Но мужчина продолжал приближаться к ним, все так же протягивая свою руку с танцующим на ней пламенем, превращающим плоть в черную корку. Саске почувствовал подступающий к горлу ком, его мутило от стоящего в комнате запаха, но не сдвинуться, не вздохнуть он не мог. Раскалившийся, словно железо в горне, воздух обдает его своим жаром, но глаза никак не отрываются от сгорающей до тлена руки, тянувшейся к нему. В черных глазах отражался этот дьявольский танец пламени. Каких - то десять сантиметров, и эта опаленная плоть коснется его лица. Кожа опаляется от приближающегося пламени. - Я покажу вам пустоту, - Ослепительно яркая вспышка от ринувшегося в стороны пламени ударила по глазам. Миг и лишь черный пепел разлетелся в воздухе. Сердце бешено стучит в груди, несчастно колотясь об ребра. Исчез? Он исчез? Резкий шум включаемой конфорки заставил мальчишек обернуться. Одна за другой на печках начали загораться конфорки, синевато-красное пламя весело искрилось в темноте. Звон металла. Саске посмотрел наверх, и его зрачки непроизвольно сузились. Вся посуда в кухне начала греметь и раскачиваться в воздухе. - Вниз! – Не своим голосом завопил он, кидаясь к боковой стойке, прижимаясь к ней спиной. Неджи тут же последовал примеру друга… Через несколько секунд начался настоящий кошмар. Створки шкафчиков непрестанно бились о стенки. Шум пламени. Посуда, словно сброшенная чьей-то рукой, полетела в воздух. Фарфоровые тарелки ударились об холодильники, тут же забившие своими дверцами. Саске закрыл руками уши, уткнувшись лицом в колени. Не видеть, не слышать, не осознавать происходящее. Это сон, с ним ничего не происходит, он просто спит. Треск разбивающихся об пол и стол чашек, разлетающихся по сторонам сотнями осколков, звон ударяющихся кастрюль и сковородок, разлетающиеся крышки. «Это происходит не со мной, не со мной…» Звон бьющегося стекла. Треск лопающегося фарфора. Лязг алюминиевых крышек. Удары деревянных дверец. Сыплющиеся на них острые осколки. «Влево!», - Широко раскрыв глаза, Саске резко дернулся. Словно в замедленной кинопленке он смотрел на рассекающее воздух лезвие ножа, медленно приближающееся к нему. Мимолетный красный всполох на серебристой поверхности. Мучительно долгое движение влево, и он почувствовал резкую боль над бровью. Всего за один миг горячая кровь заструилось вниз по скуле, сдавленный крик Неджи, глухой удар металла врезающегося в деревянную стенку стойки. «Не со мной…» Саске упал на пол, острые осколки тут же впились в плечо. Наплевать. Он лишь крепче прижался к холодному кафелю, чувствуя, как воздух над ним рассекает острый метал, через долю секунды врезающийся в стойку. Осколки прорывают ткань олимпийки, врезаясь в кожу. Что - то больно ударило его по бедру. «Не со мной…» Треск. Звон. Лязг. Глухие удары. Боль. «Не со мной…» Волна холода окутала комнату, и все резко остановилось. Упали вниз еще целые тарелки, покатились по пыльному кафелю кастрюли, звонко рассыпались по полу кухонные принадлежности, застыли раскрытые дверцы, погасло пламя конфорок. Лишь тишина и холод. Две минуты. Этот кошмар продолжался всего две минуты. Таких быстрых раньше и оказавшихся целой вечностью сейчас. Саске поморщился, открыв глаза. В ушах все еще стоял этот гул. Боль во всем теле, в изрезанном плече, в гудящей голове, в ушибленном колене. Прямо перед ним, среди осколков посуды, лежал включенный фонарик, освещая своим тусклым светом случившийся погром. Правый глаз заливала горячая жидкость. Саске осторожно провел рукой по мокрой щеке, поднося пальцы к глазам. Кровь. Он несколько минут, нахмурившись, смотрел на свои окровавленные пальцы, после чего помотал головой. Нужно вставать и уходить… Не оставаться на месте…. Саске сел, стряхивая с себя навалившиеся осколки, и осмотрелся по сторонам. - Недж, - сдавленный, тихий голосок. Саске повернулся на шорох. Уткнувшись в локоть и закрыв ладонью лицо, Неджи лежал справа от него. В тусклом освещении и заваленный осколками, совершенно без движений, он показался Саске мертвым. По позвоночнику пробежал холодок. - Недж, - уже более громко проговорил Учиха, дотрагиваясь до руки друга. Саске почувствовал, как Неджи дрогнул и всхлипнул. Он тут же схватил фонарик и подобрался ближе к нему, - Недж. - Больно, - срывающимся голосом проговорил тот, откашливаясь от пыли. - Где? - Внутри… Бок Саске навел луч на и закусил губу, на светлой куртке в районе поясницы расходилось багряное пятно, в центре которого торчала, ядовито поблескивая серой сталью, ручка ножа. И что делать теперь? - Учиха, - Саске встретился с измученным взглядом фиалковых глаз. - Там... Нож, - произнес он на выдохе. Врать не имело никакого смысла. - Вытащи его. Неджи скривился, когда Саске помог ему сеть, и, зажав фонарь между плечом и щекой, дрожащими руками начал расстегивать куртку. Оставив его в одной белой водолазке, Саске посмотрел на пропитавшуюся красным ткань. Пальцы не слушались, правый глаз заливала кровь из разрезанной брови, и мальчику пришлось попросту закрыть его. Успокоиться. - Я…- Саске запнулся, смотря в бледное лицо Неджи, тот прикусил губу, но отрешенный, наполненный болью взгляд выдавал его состояние. - Вытащи, - проговорил он сквозь зубы, - скорее … Больно. Пальцы прикоснулись к холодной ручке. Успокоить дрожь. Саске глубоко вдохнул и резко рванул её на себя. От резкой боли Неджи подался назад и ударился спиной о стойку, с его губ сорвался крик. Боль – нескончаемые укусы ядовитых змей, испепеляющее пламя, агония… Черное пламя окутывающее её, испепеляющее все чувства и мысли, оставляя лишь себя. Саске сразу же откинул окровавленный нож. Ему сейчас казалось, что проще спрыгнуть с крыши, броситься под машину, отрезать себе руку, нежели причинить боль другу. Он должен ему помочь, должен что-то сделать… Должен… Он молча поднял водолазку Неджи и посмотрел на рану. Небольшой порез в районе поясницы сочился темно-красной кровью. Саске нервно закусил губу. Куда попал этот чертов нож, опасно ли это? - Терпи… сейчас, - Он быстро снял с себя олимпийку. Вывернув наизнанку и наскоро сложив, Саске приложил её к ране, на что Неджи отозвался новым всхлипом. Кровь тут же попала ему на руку, обжигая пуще пламени. Саске лишь сжал губы. «Терпи. Успокойся. Соберись. Иначе ты не сможешь ему помочь», - Он аккуратно переложил руку Хьюги на импровизированный кляп, осторожно прижимая ее. - Вот так, а теперь не отпускай, - почему сейчас, когда он смотрит в эти ставшие такими родными за годы дружбы фиалковые глаза, его пробирает ледяной озноб, а боль в теле кажется никчемной по сравнению с саднящими ранами на сердце, и хочется встать, бежать от этого взгляда, скрыться. Что это? Стыд за свою никчемность, за то, что допустил такое и теперь никак не может помочь. - Прости, - ели слышно выдавил Неджи, - я зря.. - Тихо, нечего строить из себя умирающего героя. Мы выберемся, мы спасемся, понял? - Саске чувствовал, как дрожит его голос. Верит ли он в свои слова? - Глупый… Дверь с протяжным скрипом распахнулось. Саске медленно повернул голову. Все мышцы разом напряглись. Только не он, только не снова. «Бегите…», - снова этот тихий голосок. Саске перевел взгляд на Хьюгу, но тот лишь измученно, безразлично смотрел на дверь, он что, не слышит её? - Сможешь идти? – кивок в ответ. Куда идти? За маленьким белым пятнышком в этой непроглядной темноте. Помочь Неджи подняться. Превозмогая собственную боль, дать ему опереться на свое плечо. Идти вперед, за светом. Снова этот темный коридор, скрип половиц, тусклый свет фонаря. Только теперь Неджи давит своим весом на плечо, а болящие мышцы грозят вот-вот не выдержать. Хьюга пытается идти ровно, плотно сжав губы, морщась от невыносимой боли в боку. Он буквально нависает на Учихе, еле перебирая ногами, лишь прижимая дрожащей рукой пропитывающуюся кровью олимпийку. Все стерто, словно по его жизни и по нему самому провели огромной кистью, окрасившей все в черный цвет, стиравшей ощущения, мысли, воспоминания и эмоции, оставив лишь темноту и боль. Боль, пронизывающую все тело, адским пламенем прожигающую бок, сковывающую легкие, усиливающуюся с каждым новым вдохом, с каждым новым шагом. Хватит, пожалуйста, остановите её, убейте её, лишите его чувств. Это невыносимо, слишком сложно… Слишком больно… Зачем его нужно мучить? Зачем они идут вперед? Остановиться. Сесть. Забыться. Остановить боль. Неджи шумно втягивает в себя воздух и всхлипывает. Саске чувствует, как их шатает, ноги не хотят держать его. - Еще чуть-чуть… еще немного, - Подбодрить. Но как, если твой собственный голос дрожит и измучен?! Вперед, по нескончаемому коридору. Вперед, за этим дрожащим светом. Вперед, превозмогая боль и страх. Направо, через служебные помещения. Открыть металлическую дверь и спуститься в подвал. Голова кружится, перед глазами все подается темной рябью. Мысли тянутся подобно вязкой смоле. Терпеть. Идти. Пробиваться сквозь морок тьмы, упрямо разрывая его серый тягучий дурман. Идти, оставляя за собой кровавые следы на полу. *** Тусклый свет фонаря освещает подвальные стены, покрытые темной штукатуркой, осыпающейся на пол белой трухой, оголяя бетонное мясо. Стены, пол, потолок такие одинаковые, такие серые. Они давят на него, пытаются раздавить, сломать, лишить воли и смять остатки самоконтроля. Куда они идут? Зачем? Что ждет их впереди? Вопросы… Вопросы… Вопросы… Он знает, что оставляет позади себя. Беззаботность, наполненную детскими невзгодами и романтикой любимых книг. Веру в светлое будущее, рассыпавшуюся прогнившей трухой, понимание, залитое раскаленным железом необъяснимого, дружбу, распоротую острым лезвием и пропахшую диким вином, текущим по сосудам. Он оставляет прошлую жизнь. А что же ждет впереди? Он видит только мрак, черный, холодный, густой мрак. Преддверие вечности. Ему страшно? Да. Тогда что же все еще заставляет продолжать двигаться? Вера, слабая вера и надежда, два призрачных спутника касающихся своими невидимыми ладонями, подгоняющие вперед. Но есть еще одно – желание помочь, спасти. Не дать бьющемуся рядом с ним сердцу остановиться, а его душе сгинуть в бездонной, жадной пасти пустоты. И он идет, держа в руке перегревшийся и постоянно мерцающий фонарик, вылавливает в царящем впереди мраке белое пятнышко – девочку в белом платье, не бегущую, а порхающую словно маленький светлый мотылек в царстве морока и тьмы. И вновь пересиливает боль, наступает на гудящее колено, терпит онемение в плече, но лишь крепче стискивает зубы и делает новый шаг. Вперед… Только вперед… Как же быстро рухнул его прежний мир, раскололся на сотни маленьких зеркальных осколков, сузился до четырех стен этого нескончаемого лабиринта из бетона, исключил понимание и рассудок, обострил все чувства, и в то же время лишил его их, поселил в вечный холод, залил все непроницаемым серым мороком. Вперед… Фонарик снова мигает, но уже все равно. Правый глаз заливает кровь, подсыхая, она образовывает корочку, неприятно стягивающую кожу. Плечо окончательно онемело и болит от тяжести чужого тела. Но Саске лишь снова прислушивается к дыханию друга. Рванное и хриплое, оно срывается с побледневших губ. Оно не должно остановиться, он не может остаться один, не может. Одиночество - вот чего он боится больше, чем смерти. Дыхание, шарканье подошв о бетонный пол, биение сердец - единственные звуки, разрывающие эту мертвую тишину. Неджи опустил голову вниз, все еще сжимая в онемевших пальцах пропитавшуюся кровью олимпийку, он еле передвигает ногами. Сил больше нет, словно их высосали, полностью, до дна. Еще немного, и он попросту не сможет сделать шаг. Мысли? Одинокие белые корабли, тонущие во мраке пустоты и боли. Вперед… Впереди лишь холод, а за спиной обжигающий жар. Он идет за ними… Саске пошатнулся, едва не завалившись в сторону. Как же тяжело, как же больно, как же он устал. Стиснуть зубы, подхватить друга, сделать новый шаг. Поворот. Снова проход. Еще один поворот… С каждым шагом мир все больше заволакивает этот вязкий черный морок, стирающий последние мыли и силы. Но он не собирается сдаваться, бьющееся рядом сердце заставляет уставшие мышцы напрячься и сделать еще один шаг, держат тонкую нить рассудка, не давая подойти к пропасти отчаяния. Я смогу… Смогу… Я… Девочка остановилась возле деревянной двери в конце прохода. Прислонившись лбом к дереву, ласково провела по косяку. За дверью тут же раздался громкий звук включаемых стиральных машин. - Она защитит вас, не даст ему войти, - тихий голосочек тонул в нарастающем гуле. Саске остановился за спиной девочки. Защитит… Войти… Девочка резко обернулась. Миг, и её стеклянные глаза прямо перед ним. Тело словно пронзило миллионом мельчайших осколков льда, впившихся в каждую клеточку тела, за доли секунды оледенивших тело и душу. Он стоит и смотрит на деревянную дверь, мерцающий свет фонаря освещает круглую латунную ручку и потрескавшуюся местами краску. Девочка исчезла. Вдох… Тепло Выход… Холод «Быстрее… Он идет» Саске надавил на ручку, тихий скрип и дверь распахнулась. Ряды старых стиральных машин. Несколько тяжелых шагов в комнату, и дверь за ними захлопнулась с громким треском. Вот только почему больше нет испуга? Уже все равно. Пришли. Хьюга вновь застонал, и Саске, сделав несколько шагов к стене, опустился вместе с ним на пол. Откинувшись спиной на бетонную стену, он потянул Неджи на себя, кладя его голову себе на грудь. Единственное тепло среди этого холода. Брошенный рядом фонарик мигнул пару раз и окончательно погас, погружая комнату во тьму. Густая, вязкая, непроглядная тьма, она тут же забрала мальчиков в свои объятья. Силы кончились. Нет больше желания бороться, нет, он же не статуя, не отлит из железа, он обычный ребенок, со своими мечтами, глупыми предрассудками, идеями, представлениями, со своими страхами. - Что ты… - через хрип выдавил Неджи. - Тебе ведь холодно, - Саске, обнял друга за плечи, прижимая его к себе. Теплый. Влажный. Кровь. Чертова алая жидкость, текущая по венам. Почему она обжигает его, почему забирает жизнь из его друга. Неджи молчал, а Саске лишь хватался за тонкую ткань водолазки, пытаясь прижать друга как можно крепче. «Только не оставляй меня одного, не оставляй», - Он старается удержаться над пропастью, прорваться сквозь вязкий морок, убежать от страха, но он не сможет убежать от одиночества. Едкий запах стирального порошка и железный запах крови, оседая на легких, проедают их, словно серная кислота, сжигающая твердый метал за пару секунд. Серый туман заволок сознание, мысли - лишь мелькающие в нем рваные тени. Закрыть глаза и уснуть… Остаться в этой темноте… Едва уловимое дыхание Неджи опаляет руку. Он не останется один, не бросит его. Хьюга захрипел, пытаясь откашляться, и приоткрыл глаза. Тьма, неужели он больше ничего не увидит? - Учиха, это тьма? – его голос был настолько тонкий и хриплый, что Саске невольно вздрогнул. - Да. - Почему… Она холодная? - Не знаю… Боль. Она везде… Впивается железными когтями в глаза, рвет острыми ногтями грудь… Оплетает своими тонкими нитями душу, тело, сознание, мысли… - …. - Ты только не засыпай, - что он говорит? Лишь бы что-то, только не молчать, не погружаться в давящую на сознание тишину, - Мы выберемся от сюда, обязательно, только дождемся рассвета и уйдем, - Саске уткнулся носом в шелковистые пряди. Он пахнет лесом. Таким привычным осенним лесом и пылью, а еще этот невыносимый запах крови, - Ведь призраки ходят лишь ночью. Я читал в одной книге… Лишь ночью. Он резко замолчал. Холодно. Пусто. Темно. Одиноко. Невыносимо… Одиночество. - Не спи, - Саске притянул друга к себе, - Не спи, слышишь… Понимание. Боль… Он прижимает к себе податливое и пустое тело… Горячая кровь окрашивает футболку в свой драгоценный рубиновый цвет, оседает на коже, обжигая её хуже пламени… Соленые слезы стекают по щекам… Тяжелый, вязкий воздух наполняет легкие. Но он не делает вдоха. Он не вдохнет этот пропитанный кровью воздух, нет… «Не хочу, не могу, не нужно. Это все глупый сон. Лишь сон и все. Дурацкая затея...» Полоска яркого оранжевого света под дверью. Полыхающее пламя. Скрип, словно железные когти проводят по дереву. Треск дергаемой ручки. Но дверь не открывается. Резкий удар по дереву, еще один и еще… Один… Нет… - Проснись! Слышишь, проснись, - Голос дрожит, захлебывается в потоке слез. Но дыхание больше не обжигает его руку, сердце больше не издает чудесного ритма жизни, не разгоняет кровь по венам. Пропал смысл бороться, исчезли призраки надежды. Он не помог, не мог, не успел. Никчемный. Саске закусывает сухие губы. Металлический привкус во рту. Кровь. Его кровь. Вкус железа перемешивается со слезами на губах. Противно. - Проснись… Пожалуйста – Дрожащие пальцы крепче сжимают острые плечи, шелковистые волосы щекочут нос и щеки, - Проснись… Дверь трещит под напором нескончаемых ударов. Стиральные машины заходятся в жутком гуле. Грудь сдавливают тисками, сердце сжимается и ударяет вновь. Больно, как же это больно. Силы покидают его, мысли заволакивает тьма… Его больше нет… Нет… Один… Саске всхлипнул. Легкие горят от недостатка кислорода, но он не может сделать вдох, лишь открывает непослушные губы. Все это неправильно, так не должно было произойти. Тьма… Стены… Одиночество… Они сдавливают его… Хватит… Хватит! Что-то невероятно холодное дотронулось до его щеки. Сердце замерло, словно в один миг покрылось коркой из-за льда. - Не бойся тьмы… бойся пустоты, - мягкий голос, последнее, что он слышит, прежде чем тьма окончательно не заполняет сознание… Дороги назад больше нет… Больше нет… Конец пути… Конец… Пустота… «Звезды на небе качнутся, В детство мечте не вернуться, Пусть же теперь во сне Я явлюсь к тебе...» *** «Egg Harbor Post» выпуск №10 2003 год Новые жертвы отеля «Белая Лилия» Отель «Белая Лилия» является одним из старейших отелей Эгг Харбора, построенным семьей Кутчеров еще в 1879 году. Но свою славу он получил не за счет прекрасного здания, выстроенного недалеко от побережья озера Мичегана, а вследствие произошедшего в 1989 году безжалостного убийства трехлетней Эвели Сторм. Обезглавленное тело малышки было обнаружено в её постели, а голова найдена в прачечной. Местные власти начинали расследование, однако, оно было прекращено, так как через несколько дней после его начала в «Белой Лилии» произошел пожар, унесший жизни 69 человек, после чего владелец – Эндрю Кутчер, закрыл полусгоревший отель. Однако после 14 лет затишья «Белая Лилия» нашла себе новых жертв. Утром 23 октября представители местной полиции обнаружили в прачечной отеля двоих десятилетних мальчиков, пропавших несколькими днями ранее. Один из друзей пропавших мальчиков сообщил, что накануне исчезновения они собирались ночью пробраться в «Белую Лилию», где и были обнаружены сотрудниками полиции. Одним из них оказался Неджи Хьюга, сын Хиаши Хьюги, владельца сети отелей «Вайт Тог». К нашей великой скорби мальчик был найден мертвым. Горю любящего отца нет предела, и мы скорбим вместе с ним. Второй мальчик был доставлен в критическом состоянии в больницу Мидвуд…. Полиция и люди в недоумении, как такое могло повториться через 14 лет? Полиция бросила все силы на выяснение случившегося… *** - Я жду тебя во тьме, Саске! – железные тиски на горле сошлись. Тьма окутала сознание. - И ты придешь… Дверь снесена с петель, спрятанные за ней демоны воспоминаний вырвались наружу, горестная правда заменила сладкую ложь, расколов последние иллюзии, открыв черное зеркало вечности… Открыв его единственный путь… Путь во тьму…