Бумажная драгоценность

Дени вздохнула и отложила браслет в украшенный тонкой ковкой ларец. Ожерелья, кольца, броши, причудливо изогнутая тиара, гребень для волос, массивный золотой пояс переливались, сверкая драгоценными камнями в свете десятков зажженных свечей. В шатре не бывало темно. Только к ночи, когда отпускала Чхику и Ирри, чтобы в одиночестве дожидаться своего благородного супруга, Дени гасила их, оставляя пять-семь, только чтобы разогнать ночной мрак. Тогда они мерцали, как звезды в ночном небе, и она представляла, закрывая глаза, что находится далеко-далеко, в давно оставленном доме с красной дверью. Кхал Дрого и не догадывался, что в эти минуты остается в шатре один, впрочем, вряд ли это его занимало. Подарки подносились ежевечерне. Обычно их передавал кто-нибудь из кровных всадников, и Дени, напряженно улыбаясь, просила передать кхалу слова благодарности. Передавали ли? Каждый вечер Дореа спрашивала, не желает ли кхалиси надеть один из даров, Дени всегда отказывалась. Быть может потом, когда выучит достаточно труднопроизносимых гортанных слов, чтобы свободно изъясняться, она скажет ему, что золото и рубины не делают её счастливой. Два дня назад она уж было обрадовалась, что всё, возможно, ещё наладится, и они смогут найти общий язык, пусть пока не слов, но хотя бы понимания, а вот сегодня снова – украшенный изумрудами браслет. Два дня назад, откинувшись на их походное, покрытое шкурами ложе Дрого взял в руки обе её перебинтованные кисти и внимательно осмотрел. Наверное, Дени слишком громко вскрикнула, упав на подставленные ладони, когда, качнувшись под его неистовым напором, почувствовала, как лопнул один из кровавых волдырей. Ирри говорила, что это скоро пройдет и кожа загрубеет, но когда же? Дрого же просто поморщился и лег на спину, раздраженно махнув в сторону свечей - спать он предпочитал в темноте. А наутро Чхого, робко заглянув в шатер, протянул Дени пару тонких, качественно выделанных перчаток, и бегло что-то проговорил. Дореа перевела: — Кхал Дрого приказывает, чтобы ты надела их, кхалиси. В тот день она не натерла новых волдырей и чувствовала, как чешутся, заживая, старые. Вечером Дени уже могла держать в руках книгу, а не сидеть, согнувшись и вглядываясь в пожелтевшие от времени страницы. Подарок сира Джораха остался едва ли не единственным её утешением в мире под чужим небом, на чужой земле и среди чужих ей людей. Наступал вечер, а день, полный усталости, боли в израненных руках и натертых бедрах, и жара красного дотракийского солнца отступал, уступая позиции драконам, снаркам, великанам и героям, храбрым воинам, восстающим против несправедливости и зла. Какие-то из сказок были ей знакомы, иногда Визерис рассказывал сестре перед сном те истории, что помнил сам. Многие Дени читала впервые. Вернее, перечитывала. По третьему кругу. Она пыталась спрашивать у своих дотракиек нет ли здесь книг, но те только улыбались и не понимали, чего она хочет. Дени снова перебрала дары кхала в сундуке и снова ничего не выбрала. От каждого украшения веяло тоской, от каждого драгоценного камня – болью. У входа в шатер Ирри переговаривалась с кем-то, Дени не различала ни слова, но собеседником её явно был мужчина. — С кем ты говорила? – спросила она, когда рабыня внесла её скромный ужин: сыр, фрукты, поджаренный на костре хлеб. — Кохолло приходил по велению кхала Дрого, - ответила Ирри. — Чего он хотел? — Знать, что ты делаешь вечерами, кхалиси. Дени вымучено улыбнулась, отпивая из чаши разбавленного вина. Что она может делать? Она говорит с сиром Джорахом и тот рассказывает ей о далеком Вестероссе, она выслушивает бесконечные упреки нетерпеливого Визериса, словно Дени виновата в том, что Семь Королевств до сих пор не принадлежат ему, она позволяет рабыням вымыть себя и подготовить для кхала, чтение – единственное приятное, что она делает по вечерам. Что из этого может быть интересно её супругу? Что вообще ему о ней интересно? Разве, может, его раздражает, как она всхлипывает, когда он еженощно берет её сзади. Перед закатом следующего дня рабы Дрого внесли в шатер её новый подарок – огромный, обитый железом и серебром сундук. Вошедший следом Кохолло молча откинул крышку и уставился на Дени своими добрыми черными глазами, ожидая её реакции. Дени сперва замерла, затем поднялась со своих шелковых подушек и опустилась перед сундуком на колени. Книги! Сколько их здесь? Десяток томов в бумажных и кожаных переплетах. Два десятка? Три? Дени вынула одну наугад и раскрыла. Общий вестеросский язык. «Легенды о драконах», автор некий мейстер Амберт. Под другим переплетом прятался ещё один сборник сказок, следующий скрывал историю Дорна, четвертая книга повествовала о быте Севера, пятая об утонувшем боге Железных островов, шестая оказалась пособием по свежеванию лесной дичи. Здесь просто всё, что смогли найти, поняла Дени. Она не знала, сколько скакать отсюда до ближайшего города, до ближайшего рынка или чьей-то частной библиотеки, куплены эти сокровища или отняты, неважно, теперь они принадлежат ей. — Кохолло спрашивает, что передать кхалу, кхалилси, - перевела Ирри слова кровного всадника. Дени подняла огромные восторженные глаза и ответила: — Ничего. — Ничего? – изумилась та. Кхалиси всегда отвечала благодарностью на все подношения и ни разу не отпустила посыльного без ответа. — Да. Ничего. Когда солнце последний раз коснулось горизонта прежде чем утонуть до утра в бескрайнем дотракийском море, кхал Дрого, проезжая мимо своего огромного расписного шатра на крепком черной масти жеребце, увидел, что его молодая жена стоит, щурясь в закатных лучах, высматривая приближающегося всадника. Два дня его люди рыскали на дальних рынках, выискивая любые книги, привезенные из-за моря. Эти бессмысленные бумажки найти оказалось гораздо сложнее, чем драгоценные браслеты и пояса. Но всё найденное сложили вместе и уже должны были преподнести ей. Может быть это обрадует её настолько, что ночью она не станет рыдать. Дени стояла у шатра, прижимая что-то к груди, и, подъехав ближе, Дрого понял, что это одна из подаренных им сегодня книг в толстом кожаном переплете. Ни один из его подарков до сих пор не пришелся ей по душе, и уж точно ни один она не прижимала к себе с таким трепетом. Её диковинные, цвета редких заморских цветов глаза улыбались, пальцы нежно поглаживали старую, местами потрескавшуюся от времени кожу. Дени вскинула голову, и на миг Дрого показалось, что она бросит книгу под копыта его коня, как глупый и неугодный ей подарок, но вместо этого она улыбнулась ему, как ни разу до того – искренне, не вымучено, по-настоящему и без слез, и, подняв новый дар к своему счастливому лицу, поцеловала переплет.