От любви так много боли... (с)

Всё остывает. Всё проходит. Такими мыслями Вадим окружал себя каждый раз, когда находился рядом с братом. Остыло. Нет больше того бешеного биения сердца, нестерпимого желания быть ближе, быть рядом, касаться. Казалось бы, это всё, к чему он стремился. Глеб рядом, никуда не уйдет, не денется, но это стало ненужным. Говорят, что когда долго ждешь чего-то, то свершение встречается не таким восторгом, как думал. Наверное, так и случилось. Вадим слишком долго ждал, пока брат нагуляется, пока поймет всё, пока станет нужно. И вот оно всё, бери – не хочу. И наступило то самое «не хочу». И сейчас, глядя на мирно посапывающего брата, Самойлов пытался отыскать в себе хоть какие-то чувства, хотя бы не любовь, но заботу, привязанность. И к его же сожалению, этого не выходило. Совсем. Сначала казалось, что это случилось резко, внезапно, неожиданно. Вот, было, а потом очередная ссора, высказанные в запале слова ненависти… и щелкнуло. Может. Может это и стало тем, что оттолкнуло окончательно. Но это не было тем, что дало причину. Хотя отыскать причину тоже не получалось. Не получалось сказать, когда всё стало обыденным. Как по программе «работа – дом - Глеб». Приехать с работы, знать, что тебя ждет одно и тоже. Да и брат слишком стал домашним. Возможно, это и погубило всё. Не за что стало бороться. Нет больше азарта, завлечь, привлечь, приревновать. Нельзя сказать, что Вадим не корил себя за это. Ведь это он сделал так, что брат стал только его. Ну, за что боролись, на то и напоролись. Даже секс, по которому Вадик отдельно сходил с ума, стал привычным и обыкновенным. Глеб всегда был готов, под боком. Не надо таиться, скрываться ото всех. Брат в руках дернулся и прижался крепче, от чего на душе у Вадика стало ещё гадостнее. Надо было, надо высказать все, отпустить. Но как? Глеб ведь любит, это чувствуется, по нежным касаниям, по любящим взглядам и даже по этим сонным крепким объятиям. Неосознанно Глеб тянулся ближе. И каждый раз Вадик глотал слова и улыбался, старался выглядеть искренним, говорил «Я тебя люблю» и пытался сам поверить в эти слова, убедить себя. Всё тщетно. Легче было увлечь брата в спальню и целовать до исступления, до боли во всем теле любить, чтобы снова щелкнуло, чтобы всё вернулось. Но потом младший тихо засыпал, а Вадим кусал губы, жмурился, ощущая только пустоту, ничего уже и не могло вернуться. Как и сейчас, сопящий, вымотанный брат и только пустота. Коснувшись губами его лба, Вадик поднялся, завидев за окном первые неяркие лучи солнца. Новый день. Новое притворство. Тяжело вздохнув, он ещё раз посмотрел на брата и, покачав головой, вышел из спальни. Сигарета. Ещё одна и снова. Мысли путаются, и голова тяжелеет. Напоминает алкогольное опьянение, но так даже лучше. Сквозь занавес дыма, Вадим смотрел в окно на просыпающийся город, стараясь этим себя отвлечь. И снова в голове был один и тот же вопрос: как быть дальше? Вадим осознавал, что нужно поговорить, нужно объяснить, да и сил скрывать всё под маской уже не было. Но также он понимал, что стал трусом. Хотя вряд ли это можно было назвать трусостью. Это страх за любимого человека. Страх причинить такую боль. И ведь взрослые уже люди. Но это длилось столько лет, что ломать было страшно. Мужчина резко обернулся, заслышав шаги брата. «Опять босой», - подумал Вадик и грустно улыбнулся. Вскоре на кухне появился брат, сонно зевая и протирая глаза. - Вадь, ты чего вскочил? Фу, накурил-то, - Глеб поморщился, учуяв такой сильный запах сигарет брата, распространившийся по комнате. «Ненавижу эти сигареты. Бабские. Настоящие мужики такие не курят. Значит, ты баба», - неожиданно для себя вспомнил Вадим и горько улыбнулся. - Ты чего? – Самойлов-старший не смог уйти от внимательного взгляда брата, который подошел совсем близко и вытянул из пальцев недокуренную сигарету. Затушив её в полной окурков пепельнице, младший ткнулся носом в шею брата и коротко поцеловал, прижимаясь к нему всем телом. Машинально обняв брата одной рукой за талию, другую сжал в кулак, крепко зажмуриваясь. Сейчас. Нужно сейчас. - А помнишь, ты в десятом классе подрался? – тихо спросил Вадик брата, проводя носом по его виску. - Забудешь ещё, - пробурчал Глеб и поднял на брата непонимающий взгляд. – Чего вспомнил? - Мама тогда тебя всего общупала на предмет переломов. - Только руку разбил. - Врач тогда сказал, что полный разрыв и чистый перелом всегда лучше. Быстрее заживает, - вымученно произнес Вадик, чем заставил Глеба даже отстраниться. - Не понимаю, Вадь, к чему ты это вспомнил? Вадим перевел взгляд со стены позади брата, на него. Замечая в некогда таких любимых глазах непонимание и какой-то намек на страх. Нужно. Сейчас. - Я тебя больше не люблю. Тишина. Она резала, давила тяжелым грузом, который можно было почувствовать. И не было никакого облегчения. Вот, сказано, назад не вернуть, совесть не позволяет сказать, что шутка. Вадим снова посмотрел в глаза брата, которые выражали ещё большее недоумение, непонимание. Он также неотрывно смотрел в глаза Вадику. Самойлов-старший знал, что он хочет увидеть. Намек на шутку. Хотел услышать, что пошутил. Но такого не будет. Нет. Не сейчас. - Вот как. – Тихо и хрипло прошептал брат. Было видно, что эти слова даются ему нелегко. Потом, Вадим неожиданно даже для себя, заметил на его губах вымученную улыбку. - Да. - Давно? - Это все, что тебя волнует? – хмыкнув, спросил Вадик. Ответа он не дождался, развернувшись, Глеб спокойно вышел из комнаты. Нет ни ссор, ни обвинений, ни истерик. Вот так. А собственно, что ожидалось? Глеб не будет показывать ничего. Переживет в себе. Только от чего же так мерзко? Вроде должно было наступить облегчение. Но его не было. Стало хуже. А сделанного не воротишь. Идти за братом смысла не было. Да и зачем? Переубеждать Вадик его не собирался, а что-то ещё говорить – делать больнее. Закурив, мужчина снова отвернулся к окну. Новый день начался. Новая жизнь теперь тоже. Становилось тошно от сладкого следа сигареты на губах. С отвращением затушив окурок, на негнущихся ногах, тихо, Вадик пошел в спальню. Войдя в комнату, он увидел брата возле окна. Он тоже также курил. Нервно. Это было заметно по слегка трясущемуся огоньку сигареты между пальцев брата. - Глеб? Молчание. - Прости меня. Младший тихо хмыкнул и отвернулся совсем. А чего ты ждал? Хотел, чтобы брат кинулся на шею? Умолял не уходить? Глеб этого никогда бы и не сделал. Как бы больно сейчас ему и не было. Подойдя к брату, Вадим положил руку на его плечо, легко сжав, но Глеб даже не шелохнулся, только рвано выдохнул сизый дым. Встретившись с его взглядом в отражении стекла, Вадим буквально почувствовал, как по коже прошелся холодок. Кивнув, он убрал руку и отошел. Неожиданно резко Глеб подошел к кровати и вытащил пару сумок, зная, что все его вещи поместятся туда. Небрежно скидывая все, что было его в шкафу, он не особо утруждал себя складыванием. «Хочешь быстрее уйти, понимаю». Вадик опустил голову и присел на край кровати, наблюдая за братом. Вот оно, то, чего ты хотел. Только почему же так не радостно? Он уходит, нет, он убегает от тебя. Быстро, бесследно. Забирая всё, до последнего завалявшегося носка. Чтобы больше ничего не напоминало. Останавливать его было незачем, Вадим прекрасно знал, что Глеб ни секунды больше не останется здесь. Когда сумки были собраны, а Глеб укладывал ванные принадлежности в боковой карман, только тогда Вадик, наконец, отвернулся и сжал руки в кулаки. Неожиданно он услышал рядом с собой шаги и звон ключей. Он следил за каждым движением. Вот Глеб снимает небольшой серебристый ключ от квартиры и спешно кладёт его на прикроватную тумбочку. Не сводя с вмиг осиротевшего предмета взгляда, Вадим грустно поджал губы. - Вадик... Вадим резко обернулся на голос брата и даже поднялся с кровати. - Вадик, знаешь, я ведь тоже тебя не люблю. Больше не люблю. Неожиданно, но признание вызвало легкую, грустную улыбку. Так будет лучше. Кивнув, Вадим тихо прошептал «прощай» и отошел к окну, зная, что теперь будет легче. Должно быть легче.