Старый замок

      Старые камни, нагретые солнцем, пахнут по-особенному. Когда проводишь по ним рукой, то можно ощутить шероховатость, влагу, трещины. А ещё камни говорят. Они говорят тихо-тихо, и их можно услышать, лишь закрыв глаза.       Я верю, что в старых замках живут привидения. Они прячутся между полуразвалившихся стен и наблюдают за нами. Мне кажется, что я и сама похожа на призрак: также брожу меж стен и пытаюсь вспомнить прошлое.       После аварии я очень мало помнила. В больницу за мной так никто и не пришёл. Я живу теперь в интернате-диспансере. Никто не знает, как меня зовут и сколько мне лет. Нянечка Вика стала звать меня Наташей, и к этому как-то все привыкли. В моей больничной карточке записали: "Наташа, русская, примерно 25-28 лет, волосы прямые, тёмные, рост 158 сантиметров, телосложение худощавое, глаза серые, кожа бледная, род деятельности — прочерк, настоящие имя и фамилия неизвестны".       В интернате хорошо, светло, можно целыми днями гулять, чем я и пользуюсь. Ещё со мною работает психолог Лиза. Она такая большая и румяная, что почему-то напоминает мне сдобную булку. Сегодня Лиза принесла различные снимки, на которых были изображены люди, дома, животные. Это был такой метод лечения: нужно было смотреть на картинки и говорить о том, что ты видишь. Ничего интересного. Я помнила что лошадь — это лошадь, а дом — это дом, что на лошади ездят, а в доме живут. Но вот о собственном доме, о родителях, родственниках или друзьях я ничего не помнила. Лиза показала мне фотографию того места, где меня сбила машина. Я долго смотрела на серые дома и дорогу, запечатленные на снимке, но никаких чувств во мне не родилось.       Зато они появились здесь, за небольшим парком, что окружает интернат. Здесь, среди зелени клёнов, притаился мой замок. Впервые я его нашла две недели назад, просто случайно увидела одну из его стен во время прогулки. Недолго думая, я пролезла между ветхих досок и очутилась перед полуразрушенным зданием, выстроенным из серых каменных блоков и красного кирпича. Сначала я испугалась, так как мне показалось, что внутри кто-то есть. Я крикнула, но мне ответило лишь эхо. Темнота окон смотрела на меня как будто изучающе. В тот день я решила больше не искушать судьбу и отправилась обратно в интернат, но всю ночь не могла заснуть, замок словно звал меня обратно. На следующий день я опять пошла туда. Врачи считают, что мне полезно гулять. На этот раз замок показался мне ещё больше и мрачнее. Осторожно, чтобы не повредить ноги, я пробралась внутрь. Крыши не было. На меня смотрело хмурое осеннее небо. Пол был местами разрушен, можно было провалиться, но я рискнула пройтись. Через десять метров стояла лестница. Она была сделана из мрамора и казалась вполне прочной. Искушение подняться на второй этаж было слишком сильным. Пробравшись по раскиданным кирпичам и доскам, я добралась до лестницы. Красивая; чугунные перила совсем не потревожило время. Я присела на заваленные мусором и листьями ступеньки и вдохнула в себя запах замка. Сладковатый запах старости и разрушения. Почему-то знакомый запах. Я погладила ступеньки, погладила кованые перила. На фоне чёрного чугуна мои пальцы казались молочно-белыми, едва ли не просвечивающими.       Так я стала пропадать в замке каждый день. Через неделю выяснила, что это бывший купеческий дом, который ныне стоит в запустении: его и не сносят, и не реставрируют. Не сносят потому, что вроде бы как культурный памятник, но и не реставрируют потому, что у замка нет хозяина, который был бы заинтересован восстановить его. Теперь это мой замок. Замок грёз и воспоминаний, а я - одно из его привидений.       Так было угодно судьбе, что через два месяца пребывания в интернате я встретила ещё одного призрака. Призрака звали Серёжа. Кем он был? Возможно, обычным трудягой на заводе, может быть алкоголиком или бомжем. Он носил потертые старые джинсы и свитер непонятного оттенка под светлой джинсовой курткой, заляпанной машинным маслом. Я встретила его в одну из своих дневных вылазок. Бомжи редко сюда заглядывали, но я обычно сначала заглядывала в тёмные окна, чтобы убедиться, что гуляю одна. Проделав обычную операцию, в этот раз я ничего не заметила, но это оказалось не так. Серёжа долго наблюдал за мной, сидя в углу небольшой комнатки - в прошлом, вероятно, детской или спальни — за тем, как я брожу между полуразрушенных стен, а потом вдруг решил заговорить. Так я узнала, что его зовут Серёжа, больше он ничего о себе не сказал. Сначала я, конечно, испугалась, шутка ли — встретить в заброшенном доме абы кого, но потом почему-то успокоилась. Серёжа не напоминал мне страшных убийц из телесериалов, что смотрела перед сном наша нянечка Вика на маленьком телевизоре в коридоре. Серёжа был какой-то грустный и помятый. Невозможно было определить его возраст. Грязновато-серые соломенные волосы спадали на широкий лоб. Лицо без каких-либо отличительных черт. Я запомнила только его руки. Они пахли табаком. Почему я запомнила его руки? Просто потому, что мне пришлось их кусать, когда Серёжа схватил меня и, зажав мне рот, потащил в угол на уцелевшие доски пола.       Вот так я встретила свою судьбу в старом замке. По сравнению с мужчиной я была маленькой и вряд ли смогла бы оказать ему хоть какое-то сопротивление. Нет, я не ревела. Я была какой-то опустошенной, ненастоящей, что ли... Я сидела на кирпичах и пыталась натянуть разорванные колготки. Это было очень знакомое действие. Отчего такое знакомое? И вдруг меня прошибло, внезапно я всё вспомнила.       И была я вовсе не Наташей, звали меня Виктория Павловна. Мне было тридцать два года. Я историк. Писала кандидатскую работу по теме "Архитектурные ансамбли старой Москвы". У меня нет ни мужа, ни детей, ни вообще каких-либо родственников. Я тихая библиотечная мышь, любящая шастать по старым особнякам и усадьбам, любящая жить в мечтах, а не в реальности. Но однажды у меня появился луч надежды. Я влюбилась в своего куратора, профессора Иванова. Он был для меня таким правильным, таким идеальным. Мне верилось, что если бы я знала своего отца, то он бы был как Игорь Григорьевич. Мы часто допоздна засиживались с ним на кафедре и обсуждали мою работу. Я и раньше ходила в гости к своим преподавателям, и не подумала ничего плохого о том, что однажды профессор пригласил меня к себе домой. Я знала что он женат, у него есть дочка, которая теперь живёт в Америке. Я не знала, что всё закончится так плохо, что первая близость с мужчиной вызовет у меня отвращение и стыд. Мне было больно, страшно и обидно, но я не плакала, меня просто била крупная дрожь, когда шершавые профессорские руки стягивали с меня юбку, кофту, гладили по плечам. Игорь Григорьевич попросил никому об этом не говорить. Я вышла из его дома и, недолго думая, прыгнула под первую попавшуюся машину.       Да, дела. Я села на камень, вытерла кровь с разбитой губы и задумалась. Я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег из океана жизни. Но теперь у меня был выбор: оставаться ли мне Наташей или же вернуться к Виктории Павловне? Что тут скажешь...       Я посмотрела на замок, на его старые разрушенные стены. Моя прошлая жизнь была похожа на них, такая же серая. И замшелая. И никому не нужная... И тут я поняла — судьба даёт мне второй шанс.       П.С. Я поговорила с Лизой и вместе мы решили, на какую работу мне следовало бы пойти. Раз уж никто обо мне не вспоминал, то буду теперь отныне сама по себе. Так я стала Натальей Андреевной Розановой, и у меня теперь всё хорошо. Правда, по ночам мне часто снится старый заброшенный замок, который находится неподалеку от интерната-диспансера №13. Он смотрит на меня печально и сиротливо своими бездонными тёмными окнами. От этого я, бывает, вздрагиваю во сне или плачу, но о моих снах никто из моих домашних не догадывается. Для всех я чудная жена, мама, перспективный работник и уж никак не призрак, вышедший из забытого богом старинного уголка Москвы.