The Cardiopathy of Caring

Это начинается с джема. Уилл сидит на кухонном столе Ганнибала, дерево отполированное и твердое, как и сам человек, и он понимает, что вместо своего сидел на этом же столе, каждое утро в восемь часов в течение прошлой недели. Он был собран тут, из еды и мягких, ленивых солнечных лучей, проникающих в окно и согревающих спину, но больше всего – из умиротворения, которое приносит это место. Единственное место, где тихо и спокойно, где он не теряется в водовороте искалеченной психики и голосах, принадлежащих ему и одновременно не ему, а другая его часть надламывается и покрывается трещинами, словно кривое зеркало, вскрывая осколками и заставляя кровоточить мозг… − Уилл, ты в порядке? Еще один эпизод? Спокойствие. Уилл качает головой, потому что это не так. Просто воспоминаний достаточно, чтобы вытащить на поверхность сильный привкус крови, пота и слез, но не обнажить окончательно. Здесь его крепость гораздо сильнее. − Извините, - бормочет он. Кто знает, как надолго он провалился, пока его друг говорил, но Ганнибал улыбается. Улыбка тонкая, слегка раздраженная грубостью и не совсем естественная, но близкая к натуральной, так что Уилл расслабляется. Уилл задается вопросом, знает ли Ганнибал, что он законсервировал в памяти и рассортировал все его улыбки, даже фальшивые. Выражение его нахмуренных бровей − тоже, каждый сдвиг и изменение эмоций; все, что смог, и изучение этого похоже на мысленное перебирание камней на морском берегу, когда он боится засыпать, но слишком устал, чтобы все равно попытаться. Он не считает овец; он считает улыбки. Очередная особенность его покореженного разума. − Вы говорили про джем? – спрашивает он в знак перемирия. Отрезает кусок идеального крепа, приготовленного Ганнибалом, покорно откусывает и, в ожидании ответа, улыбается в комплимент повару за пикантный вкус бешамель, подпитывая самолюбие Ганнибала, но лед по краям улыбки психиатра потихоньку тает независимо от этого. Уилл считает это победой. − Я говорил, Уилл, что ты должен поделиться, где приобрел его. Он божественный, и я не раздаю кулинарные комплименты просто так, − это верно. Уилл видел, как он заставлял поваров буквально рыдать за несоответствие высоким запросам. Из-за похвалы румянец вспыхивает на коже, сползая на нагретую солнцем шею и добираясь до кончиков ушей, будто ненавязчивая ласка. − Ээм. Ну, то есть... − Уилл замолкает, на мгновение прикусив губу, прямо в тот момент, когда Ганнибал наблюдает за ним. – Я сам его приготовил. Ганнибал деликатно приподнимает брови, то ли заинтересованно, то ли недоверчиво – Уилл не уверен. В любом случае, ему неловко. Он пялится на массивную столешницу и натыкается на лучшее, что он когда-либо делал. − Возле моего дома растут ягодные кустарники, и мне иногда нравится, ну... − он машет рукой в сторону непомеченной банки. – В общем, с джемом Wonder Bread* вкуснее, – поясняет он, и название бренда звучит почти страдальчески на фоне сибарита Ганнибала. – Что еще ты делаешь, чтобы смягчить бремя этой мерзости, известной как Wonder Bread? – интересуется Ганнибал, и в его тоне поровну интереса и отвращения. Уилл пожимает плечами. – Не особо. Не в последнее время. Могу сделать, ну, не-Wonder Bread, если есть время, но я... нет. И пирог, торт, наверное, печенье... – видя, что выражение лица Ганнибала становится все более насмешливым, Уилл замыкается. – У меня зуб на сладкое, ясно? – Тридцать два из всех, видимо, – суховато возражает Ганнибал, от чего на щеках Уилла снова появляется похожий на солнечные ожоги румянец. – Мой дорогой Уилл, какие секреты ты от меня скрывал. Ты умеешь готовить! – продолжает он с каким-то покровительственным удивлением, раздражающим Уилла. – Н-нет! Не совсем. Не как вы, – говорит он, едва ли не морщась от невинного трепета в своем голосе. Чертовы крепы смягчили его оборону. – Я умею печь, но не смогу приготовить ничего из того, что готовите вы. Он пропускает медленную, хищную улыбку, но не хрупкий звон столового серебра, не большие, теплые ладони, накрывающие его собственные через весь стол. Уилл смотрит на Ганнибала, а стук сердца и дыхание похожи на загнанного в угол беззащитного кролика перед волком. Он чувствует сразу и жар, и холод, и колючий разряд электричества, и, кажется, не в состоянии вспомнить, как моргать. Каждый нейрон мозга сконцентрирован на чужих руках и этих глазах цвета кофе с молоком, они немного теплее, чем он привык. Мысль о побеге даже не приходит в голову. – Милый, милый Уилл. Для тебя существует намного больше, чем видит Джек Кроуфорд. У тебя есть дар. Приглушенный звук из горла Уилла низкий и дрожащий, и когда Ганнибал убирает руки, неожиданно становится очень холодно, несмотря на яркое осеннее солнце. – Думаю, Уилл, что следующую еду, которую мы разделим, ты поможешь приготовить. Я просто не могу отпустить тебя, зная твой секрет. Уилл заикается и отодвигается, а мир продолжает вращаться. Уилл никак не связывает дрожь, продирающую вдоль всего позвоночника, пока он моет посуду, с выцветающей улыбкой Ганнибала. Ты подарок, Уилл, и я не могу дождаться, чтобы развернуть тебя. * * * После джема настал черед пирога - двух, на самом деле. Первая совместная готовка Ганнибала и Уилла: сочетание неземной картофельной запеканки и воздушного лимонного безе. Уилл пробует кусочек приготовленного блюда, и довольная улыбка Ганнибала - ответ на невысказанную похвалу. - Понятия не имею, где вы достали вырезку. Я думал, для ягненка сейчас не сезон? - Ганнибал отмахивается от него, и Уилл недовольно вздыхает. - Я недавно решил, что у вас особые связи в мясном мире. Связи, о которых не должен знать специальный агент ФБР. И вы ничего не делаете, чтобы опровергнуть эту теорию, мне начинать подозревать? Ганнибал широко и загадочно улыбается, как будто жалкая попытка Уилла пошутить намного смешнее, чем на самом деле. - Еще Кьянти? Не факт, что пирог Уилла удостоится участи предыдущего, но Ганнибал приятно удивлен результатом. Уилл чуть-чуть унижен,гадая, а не выглядит ли он как типичная домохозяйка из популярных женских журналов - домашний хозяин? - хозяин, черт возьми. Он думает, что надо было добавить больше изюма, а затем Ганнибал без слов берет второй тонкий кусок, и Уилл решает оставить рецепт без изменений. Он прячет неуверенную улыбку за оправой очков, но Ганнибал успевает заметить. Он, кажется, замечает все, но Уилл не придает значения. * * * Они никогда не упоминают еду на работе. И не говорят о том, что Уилл все чаще заезжает по утрам, и они завтракают в уютной тишине, которую Уилл не ощущает отчаянного желания заполнить. Это сейчас он называет ее такой, когда не может прийти... ожидание, открытое приглашение - в течение ночи стоит сделать хоть что-то. После того, как у Ганнибала нет возможности составить ему компанию из-за непредвиденной ситуации с новым пациентом, Уилл позволяет себе приготовить что-то простое и мучное, и ест в одиночестве. Он прекрасно понимает, что отстает от Ганнибала по всем параметрам, но взгляд, которым тот его одаривает, когда он останавливается в дверях в безупречном, самую малость помятом костюме, заставляет его почти гордиться и чувствовать себя пятизвездочным шеф-поваром. Уилл не обращает на то, что Ганнибал вставляет запасной ключ в замочную скважину двери его дома. В прежней жизни Уилла Грэма или в его словарном запасе никогда в принципе не было ланча, но теперь всегда обязательно есть чашка индийского куриного супа или изысканной тушеной говядины между десятью часами утра и двумя часами дня, а еще - молчаливый доктор и чай или кофе в руке. Желудок начинает урчать, если он пропускает ставшее привычным время еды, а конфеты или безвкусный бутерброд нисколько не утоляют аппетит. И Уилл уже не уверен, что это просто еда. Уилл теперь более стабилен; он ощущает, как восстанавливается воспаленное сознание вместе с телом. Алана общается с ним, улыбается и рассказывает, как счастлива видеть его сытым и отдохнувшим; Катц шутит, что он выглядит слишком хорошо. Ганнибал посмеивается над его неловким кашлем, упрямым румянцем после подобных замечаний и темными сверкающими глазами, а Джек вообще ничего не говорит, вот только Ганнибал получает разрешение на любой случай Уилла и постоянное присутствие за спиной, если вдруг снова станет плохо. Уилл практически перестал встречаться с Ганнибалом в качестве терапевта, но в черном блокноте до сих пор аккуратным почерком каллиграфически выведены его семь часов по понедельникам и пятницам. Вместо этого у них бокал вина, обсуждения дел и обволакивающая, туманная атмосфера, отрезающая от шума внешнего мира. Иногда они ходят домой к Ганнибалу, реже - к Уиллу; они готовят и разговаривают обо всем, что придет на ум, пока за окнами не опускается ночь, а Уилл не начинает клевать носом, погружаясь в состояние дремоты. Потом желают друг другу спокойной ночи, обещают увидеться утром и позавтракать вместе. Временами Уилл не появляется дома совсем, поселившись в гостевой и пробормотав неубедительные возражения, на что Ганнибал отмахивается с присущей ему непринужденной грацией. Сам он у Уилла не спит, потому что все вокруг, включая его кровать, покрыто собачьей шерстью разнообразных оттенков. Уилл не уверен, что именно причиняет Ганнибалу больше неудобств, но боится спросить. Холодильник Уилла едва ли не впервые настолько заполнен, а некоторая старая посуда Ганнибала перекочевала в его кухню, и несмотря на то, что она "старая", она все еще далека от того, что Уилл может себе позволить. Еще у Ганнибала есть запасной комплект белья и отдельная щетка для Уилла; раньше он пользовался одним из дешевых одеколонов, но тот вскоре мистическим образом пропал с полки и вскоре был заменен на другой, тонко пахнущий лесом. Уилл однажды посмотрел на бренд и просто решил пользоваться им в первой половине дня, перед завтраком. Как выясняется, на столе каждое утро стоит его джем. Однажды Джек загоняет его в тупик после того, как Уилл заканчивает свою "магию". Он бледен и трясется, и Ганнибал отправляется за кофе для него. - Я заметил, что в последнее время ты часто приезжаешь с доктором Лектером. Проблематично добираться? - прохладно и вежливо говорит он. С краю, с безопасной стороны, не хочет спрашивать напрямую, потому что не доверяет Уиллу в вопросе о Ганнибале и вообще не доверяет Ганнибалу, как будто вместе они должны убить его. С каких пор ты придерживаешься конспирации, Джек, думает Уилл. - Нет, - отвечает медленно, потому что это неподходящая тема для места преступления, даже если преступление раскрыто, ее можно было и пропустить. - Просто оказались в одном районе. Джек колеблется. - То есть, ты и доктор Лектер просто так оказываетесь по соседству друг с другом... каждое утро, целый месяц. Определенно случайность, - с его богатым воображением инсинуации напоминают скользких змей, вползающих в уши. Джек утверждает, что людям всех слоев общества и сексуальных предпочтений следует открыться, и, может быть, ему тоже (Уилл сомневается), но что-то про Уилла с Ганнибалом в этом пункте задевает его метод убеждения. Наверное, потому что он должен реализовать это: Ганнибал будет в восторге, если Уилл пошлет Джека нахрен и бросит работу на сегодня. - Не правда. Обычно мы видимся на завтраке, - он говорит честно. Ведь лучше играть невинного, особенно, если в реальности он не играет, разве нет? Он и Ганнибал не пара, они просто вместе едят завтрак (и ланч, и обед, и десерт, и послеобеденный чай) на протяжении большинства (каждый) дней и иногда ночуют в одном доме. Не в одной же кровати, тогда какое это имеет значение, кроме причины, заставляющей Уилла чувствовать себя еще более взволнованным, чем он был до этого на месте преступления? - Завтрак. В закусочной? - неторопливо переспрашивает Джек. - Нет, дома, - Уиллу некомфортно, как будто это самый настоящий допрос. Что ему сказать, если Джек начнет настаивать? Нет, Джек, я не сплю с Ганнибалом, но рядом с ним, иногда. Да, Джек, я все еще буду приходить, когда ты захочешь позвать меня, как долбанную ищейку, но я могу не согласиться, потому что дом Ганнибала достаточно далеко, и сюда, вероятно, придется ехать. О, и твоя паранойя, что он настраивает меня против тебя? Технически верно, но ему не понадобится помощь в этом, если ты продолжишь говорить. - Джек, есть причина, по которой тебя волнует мой транспорт и мои обеды? Я думал, ты был счастлив, пока я выполнял свою работу, - до данного момента это являлось некой горькой точкой, но сейчас, при необходимости, Уилл решил использовать ее как преимущество. Джек стискивает зубы от суровой действительности заявления. Не время для препирательств. - И я буду счастлив, если ты прекратишь дрожать, как осиновый лист. Выпей, - в тоне Ганнибала концентрируется тепло, и Уилл, благодарно улыбаясь краем рта, берет термос, от которого идет белесый пар. Ганнибал отказывается притрагиваться к илу, штампованному Quantico, поэтому постоянно приносит с собой запас собственноручно сваренного кофе. Он приобрел Уиллу хороший термос, хоть и глумился над количеством сахара и молока, на которое тот не скупится. - Не против? Есть что-то необычное в том, как он разговаривает - слишком колко для профессионального общения. Джек смотрит на него всего секунду, и Уилл может с уверенностью сказать, что ему охота ответить тем же, но в конце концов он качает головой и немного кривится. Почему Уиллу не удается также влиять на людей? - Конечно, нет, доктор. Осторожнее, Уилл. И удачи вам... с покупками. Уилл задумывается над тяжелой интонацией Джека, которой он выделил слово "покупки", пока они находятся в машине Ганнибала; тот поворачивается с еле заметной усмешкой. - Сначала вино или продукты? Уилл стонет. - Почему вы не покажете, где берете мясо? Ганнибал смеется и прижимает к его губам длинный палец. - О, я скажу тебе, дорогой Уилл, но знаешь, потом я... - Убьете меня. Да, я знаю, - он закатывает глаза и пропускает момент, когда приподнятые уголки губ опускаются, и Ганнибал изучает профиль Уилла и мрачный свет в глубине темных глаз. - Да. Да, скорее всего. * * * Уиллу не нравятся званые ужины Ганнибала, больше смахивающие на вечеринку. Там все такие громкие и во всем уверенные, что он не в своей тарелке. Кроме того, они гораздо богаче и развратнее в пристрастиях, он-то до встречи с Ганнибалом Лектером считал роскошью Wonder Bread и домашний джем. И он по-прежнему питается ими, иногда. - Ты уверен, что не хочешь остаться? - снова спрашивает Ганнибал, как всегда. А Уилл мотает головой, тоже как всегда. Гости Ганнибала игнорируют их рукопожатие и разговор, это как танец: оба привыкли и знают все шаги. - Для вас было бы неплохо пообщаться с людьми, которые не тратят все свободное время на прогулки по колено в крови и кишках. - Я был квалифицированным врачом, Уилл. Ничего не имею против, и ты очень мило это назвал. Кровь и кишки, - губы Ганнибала трогает причудливая улыбка, а Уилл в ответ коротко и невесело смеется. - Вы привыкли к такому, но это не значит, что вам нравится. Вы заслуживаете того, чтобы вырваться из этой бойни и сумасшествия, - Ганнибалу хочется поспорить, но Уилл заранее перебивает его. - Увидимся завтра. И сумасшествие вернется раньше, чем вы узнаете. - Я с нетерпением жду этого, - отзывается Ганнибал, и Уилл почти верит ему. Он улыбается и выходит на прохладный ночной воздух. * * * В середине званого ужина в столовую проскальзывает заместитель главного повара и что-то с ложной любезной улыбкой шепчет в ухо Ганнибала. Звук упавшего на пол столового серебра похож на выстрел. * * * Уилл просыпается от того, что к его руке, чуть выше бьющейся жилки пульса, прикасаются два пальца, выстукивая ритм его сердца. - Уильям, - Ганнибал произносит его имя, как нечто завершенное, нечто истинное. Он облизывает пересохшие губы, и пытается сфокусироваться на человеке рядом с кроватью. - Ганнибал, - Уилл знает, что он в больнице: белый, режущий глаза свет и неприятный запах антисептиков. Он знает, почему. - Как прошел ужин? Слабая шутка проваливается с треском. Рука Ганнибала сжимает его собственную почти больно. - Кто это сделал? - больше требование, чем обычный вопрос, и Уилл задумчиво мычит, вытягиваясь на постели во весь рост и морщась от вспышки боли в груди. - Садовый грабитель. Можете в это поверить? Когда он наконец выстрелил, я был уверен, что кто-то пришел за мной, а не за моим бумажником, - он осуждающе улыбается и говорит Ганнибалу с гордостью. - И я несколько раз его хорошо достал, то есть... Думаю, сломал ему нос. Учитывая, что у меня были только старые купоны, куски ткани и несколько монет по двадцать пять центов, то вышла неплохая сделка. - В тебя стреляли, - Уилл никогда не слышал такого ледяного голоса у Ганнибала. - Они сказали, что потеряли тебя на операционном столе. Дважды. - Еще, наверное, я сломал ему мизинец? - кротко предлагает Уилл, словно отчитываясь. - Извините. - За выстрел или за то, что сломал стрелку только нос и мизинец? - хмыкает Ганнибал, не оттаивая ни на градус. Уилл краснеет. - Кажется, когда я пересказываю историю, там должно быть "сломал ему челюсть и вывихнул плечо", - Ганнибал абсолютно игнорирует его попытки разрядить обстановку юмором. И вообще выглядит чересчур отстраненно. - Ганнибал, на земле случилось что-то масштабное? Единственный, кого подстрелили, это я. На скулах Лектера отчетливо проступают желваки. - Скажи мне, Уилл, ты знаком с концепцией прозрения? - Уилл молча моргает, но кивает. - Я считаю, что я немного потрясен подобным недавним опытом в данной области. - А? Вы... Вы хотите об этом поговорить? - несколько трогательно спрашивает Уилл, и Ганнибал безрадостно улыбается. - Ты знаешь, что каждый день я говорю это своим пациентам, но только сейчас понял, насколько невыносимо это слышать. Нет, Уильям, не думаю, что "поговорить об этом" может мне помочь. Боюсь, что это одно из тех прозрений, где лучше последовать действию, или, правильнее выразиться, бездействию, в зависимости от ситуации. - Звучит как предостережение. Разве обычно вы не считаете это плохим способом? - его слова сопровождает слабая улыбка; тем не менее, доктор сделает все, что в его силах, он не заслуживает меньшего. - Однако, не всегда худшим, - спокойно парирует Ганнибал. - Проверьте меня, - когда мужчина ничего не отвечает, Уилл добавляет. - Я болен, мне скучно, и я подключен к достаточному количеству трубок, чтобы быть в плену. Самое подходящее время. - На самом деле, нет времени, - отрешенно говорит Ганнибал, и снова этот странный, почти грустный вид, когда ему кажется, что Уилл не видит. Стоит только Уиллу придвинуться еще раз, как его потрескавшихся губ невесомо и нежно касаются чужие. Ганнибал откидывается обратно и выжидательно разглядывает его. - Ох, - Уилл дышит и смотрит прямо перед собой, как будто пытаясь осознать произошедшее. - Да. Ох, - иронично проговаривает Ганнибал. - Теперь, я полагаю, ты понимаешь, почему бездействие более разумно? Уилл думает о джеме, зубных щетках и термосах с кофе, о ком-то, кто пьет с ним по вечерам вино, завтракает с ним по утрам, о ком-то, кто заставляет его спать лучше, всего лишь находясь в том же доме. О ком-то, кто убежден, что у него дар, а не проклятие, и Уилл ему доверяет. - Ну, в данном конкретном случае я ярый сторонник действия. И лучше неоднократного, если можно. Это заявление падает в вязкую тишину, затянувшую палату, кажется, очень долгую - целая минута. А затем Уилл чувствует неглубокое, частое дыхание, задевающее рот, и приятное давление и ощущение улыбки Ганнибала на его губах возвращаются. Пальцы прикасаются к спутанным кудрям, проходят через них как можно мягче, и Уиллу хочется накрыть его ладонь своей, чтобы Ганнибал повторил тот ласковый жест, но его руки словно свинцом налиты из-за нескольких капельниц. Он тянется навстречу, не прерывая поцелуй, и вздыхает, когда Ганнибал снова отстраняется. - Есть еще какие-нибудь прозрения на мой счет, которыми вы хотите поделиться? - Уилл спрашивает дразняще, почти кокетливо, но он слишком неуклюжий для подобного (как обычно), поэтому Ганнибал смотрит на него и его вздымающуюся от тугой перевязки грудь. - Думаю, я бы предпочел оставить тебя себе, - он говорит серьезно, словно доверяя страшную тайну и опасаясь, что ее могут подслушать. Уиллу нравится, даже слишком, но он не скажет. Пока нет. * * * Когда Уилл выписывается из больницы, его определяют в умелые руки доктора Лектера. А сосед интересовался насчет корма и воды (и обнимашек) для его собак, пока он отдыхал и выздоравливал (и обнимался) у Ганнибала. Это странно - он никогда не думал, что станет объектом объятий. Никогда не позволял себе любопытствовать насчет Ганнибала, но тот все понял и без слов, решительно ответив на молчаливый вопрос и велев Уиллу обосноваться на его королевских размеров кровати, причем не в качестве гостя, и незамедлительно присоединившись к нему. Они не выходили за рамки поцелуев: рана ограничивала любые... мероприятия, которым они могли посвятить время, но, честно говоря, Уилл был не уверен, хочется ли ему большего. В прежней жизни он не разрешал никому приближаться и действительно касаться его, не говоря уж о чем-то еще. Но это было до Ганнибала. - Думаю, на данном этапе будет благоразумно уточнить, для каких-либо намерений и целей, что я асексуал, - беспечно говорит Ганнибал однажды утром, когда они лежат в постели, запутавшись в одеяле. Уилл по-совиному мигает и приподнимает их сплетенные руки в сонном вопросе, а Ганнибал снисходительно наклоняет голову, как будто это совсем не важно этим ранним утром. - Признаю, что мне уютно и комфортно, когда твое тело рядом с моим, и еще, что до этого все действия были не более, чем приятными, - он легко целует Уилла в губы, подтверждая свои слова, - но в большинстве случаев, должен сказать, что я ориентирован, скорее, ментально, нежели физически, и если ты придерживаешься другого мнения, то я поддамся на эксперименты, но не очень хотел бы. Хотя твое тело, конечно, прекрасно, несмотря на твою заниженную самооценку, - он заканчивает перечислять все факты, которые мог собрать только человек вроде Ганнибала Лектера для того, чтобы преподнести такую ошеломляющую новость. Ну, по крайней мере он считает меня прекрасным, слегка изумленно думает Уилл. Когда он приводит свои чувства и мысли в относительный порядок, то считает, что их предпочтения в этом вопросе совпадают. - Итак... В общем, вы имеете сильное влияние на мой мозг, да и на все остальное, в то время, как "прекрасный" просто милое дополнение. Ганнибал фыркает. - Упрощенное видение, но, я полагаю, единственный способ преодолеть это. Уилл, это станет проблемой? - он рассуждает так, словно не может определиться, расплатиться ему MasterCard или все-таки выбрать Visa. - Эм, нет, не думаю, - Уилл никогда не представлял свою сексуальность в различных деталях, даже будучи подростком с бушующими гормонами, больше волновала эмоциональная составляющая. Его низкий уровень увлеченности Аланой основывался именно на ее очаровательной харизме и остром уме, а не на общем мнении, что она - красотка. И во время того поцелуя с ней ему было хорошо, но ни в тот момент, ни после не было желания продолжить. Ганнибал... Ганнибал - совсем другой. Его разум, наверное, самый яркий и отточенный из всех, с какими Уилл сталкивался когда-либо, и прежде он не встречал человека, настолько полно понимающего и принимающего его. Возможность быть с ним, просто вот так, делает Уилла счастливым, и он не чувствует фантомного стремления к чему-то интимному. А услышав ожидания Ганнибала, у него тем более не получается вообразить такое давление на человека - "эксперимент". - Собственно, это отчасти лесть. Не думаю, что меня когда-то преследовали из-за сексуальности мозга, - он нерешительно улыбается, расслабляясь, потому что из очертаний плеч Ганнибала исчезает напряжение. - Не только мозг, мой дорогой Уилл, хотя он и особо ценный. Твое сердце тоже. Оно очень дорого мне, поэтому постарайся держать его в безопасности. Никаких пуль, Уилл; в следующий раз больничной койкой может не обойтись. Не хотелось бы рассматривать подробности этой вероятности, для себя или для других, - Ганнибал нежно прижимает ладонь к месту, где равномерный стук сердца ощущается наиболее отчетливо. Будь вместо него кто-то другой, ритм бы сорвался на неравномерный и рваный из-за нервов и страха, но Ганнибал... Он выдыхает и обхватывает его ладонь пальцами. - Угу, - говорит он, сбивчиво, потому что не специалист в сердечных признаниях, а до красноречия Ганнибала ему далеко. - Я имею в виду, что попытаюсь, но вы тоже. Не то чтобы я думал, что в вас будет кто-то стрелять. То есть, мм... - он прерывается, удивленный оригинальным способом замолчать и чужим языком во рту, но Ганнибал целует его и притягивает ближе, пока спектр ощущений Уилла не сужается до всепоглощающего тепла в груди. - Я знаю, что ты имеешь в виду, - зубы Ганнибала поблескивают светлым в темноте, когда он улыбается. - Знаю. * * * Уиллу удается сохранить свое сердце без будущих пулевых ранений. Вообще-то, следующая серьезная рана от ножа для линолеума достается его брюшной полости. Но на этот раз для напавшего все завершается ужасно - он валяется на полу в кабинете Ганнибала со свернутой шеей. Ганнибал проделал это так же быстро и эффективно, как если бы открывал бутылку вина. Треск, будто щелкнула мышеловка, и жизнь уходит в мгновение ока. Уилл не видел лица Ганнибала, когда он сделал это: холодный гнев, да, но без страха. Лишь четкая, железная цель. Он даже не смотрит на атаковавшего - бывший пациент лежит неподвижно - Ганнибал смотрит на кровь, вытекающую из желудка Уилла. Не страх. Праведный, ледяной гнев и треск, будто захлопнулся медвежий капкан. - Поддерживай давление на рану, Уилл, и не вынимай нож. Не двигайся и не позволяй пульсу учащаться, нам не нужно, чтобы ты потерял еще больше крови, - теперь он направляется в сторону Уилла, полностью игнорируя тело только что убитого им человека, словно это не труп вовсе, а сомнительный элемент декора. Уилл беспокойно смеется, даже когда боль жалит изнутри, и, встряхнув головой, пробует повторить тот же самый звук хрустнувших позвонков пациента. - Зачем вам нож для линолеума в ящике стола? У вас же деревянные полы, - рассеянно спрашивает он, стараясь отвлечь себя и удержаться на ногах. Ганнибал с отсутствующим видом поглаживает его руку, а голосящая сирена скорой помощи по мере приближения становится все громче. Синие и красные огни освещают лицо, выхватывая страшную тень, и Уилл шарахается от него раньше, чем успевает подумать, мгновением позже чувствуя вину за такую реакцию. - Он подходит ко всему, - отвечает Ганнибал, прохладно улыбаясь. Кровь Уилла на его лице, когда он облизывает пересохшие губы, оказавшаяся там с рук, которыми он зажимал рану (над ножом, удерживая в одном положении, и невидимые отпечатки пальцев по всей ручке, словно тайна), чтобы помочь остановить кровотечение. Кровь Уилла на губах Ганнибала, на языке Ганнибала. Кровь Уилла... Треск, будто надломилась душа. * * * - Уилл, мы должны знать, что здесь произошло, - голос Джека срывается снова. Уилл плотнее зажмуривает веки, как ребенок, потому что он не может смотреть, не может столкнуться с той правдой, которую знает. Пока нет. - Агент Кроуфорд, даже вы видите, что Уильям не в состоянии дать показания прямо сейчас, - Уилл вздрагивает, когда раздается гладкий баритон Ганнибала, в нем скрывается нить разочарования, раздражения. Уиллом или Джеком? Все еще нет страха и вины. - Он устал. Он устал, и у него из живота только что вытащили нож. - Да, доктор, я знаю. Ваш нож, верно? И так как наш третий свидетель мертв из-за мастерски сломанной шеи, показания Уилла имеют больший вес, чем могли бы. Я хочу быть уверен, что в вашем доме безопасно, перед тем, как отправить его туда. Температура, кажется, понижается на десять градусов. - Вы хотите сказать, что я способен причинить вред Уиллу, физически или как-то иначе? - тоном Ганнибала можно разрезать бриллианты, но именно сейчас Джек не идет на попятную. - Не знаю, доктор Лектер, и это своего рода проблема. Я работал с вами целый год, и ни черта не знаю, кроме того, что вы одержимы изысканной кухней. И Уиллом. Уилл хочет болеть где-нибудь в другом месте. Фельдшер, который не понимает его потребности в личном пространстве или размышлении о недавнем прозрении в тишине, протирает спину, пока его не отпускает, вытирает влажной тряпкой лицо и дает ментоловый леденец. Уилл слишком выжат, чтобы поблагодарить ее, содрогаясь под броским оранжевым одеялом, пока двое мужчин условно кружат друг вокруг друга, подобно моральным акулам. - Зато я знаю более чем достаточно, агент. Например, я знаю, что вы давите на Уилла, вынуждая его выходить за пределы возможностей. - Он спасает жизни! - Джек повышает голос. - Вы не даете ему жить, - холодно говорит Ганнибал. - Я знаю, что лучше для Уильяма Грэма, лучше, чем вы когда-либо знали или узнаете, и сейчас я забираю его домой. - Сэр? Сэр, вы в порядке? - встревоженно спрашивает фельдшер. Уилл думает, что у него, возможно, гипервентиляционный синдром, но он не может быть уверен; он вообще больше ни в чем не может быть уверен. Сначала комната приходит в движение, а потом появляются ладони, обхватившие лицо Уилла, теплые, окровавленные, дорогие руки. Разум монстра в человеческом обличии. - Уилл? Дыши, мой хороший. Я здесь. Здесь. Не плачь, - Уилл издает приглушенный всхлип раньше, чем осознает, что действительно плачет. - Уилл, посмотри на меня, мой милый Уилл. Он смотрит. Уилл видит точный момент, когда Ганнибал понимает - он знает, это проскальзывает в ужесточившихся прикосновениях пальцев к скулам, прежде чем отстраниться, в мягком дыхании легкого порыва, словно умирающий ветер. В расширившихся темных глазах, удерживающих Уилла - нет стыда, только немного задумчивости. Он не хотел, чтобы Уилл знал, это ясно. Уилл не хотел знать, почему осознание этого заняло так много времени. То, как мужчина буквально слизывал кровь Уилла после мимоходом сломанной человеческой шеи, наконец заставило его признать... признать. Ганнибал - каннибал. Как ты упустил это, если на самом деле пытался? Уиллу интересно, что произошло бы, будь они наедине, когда он сделал открытие. Он бы лежал на холодном деревянном полу в кабинете Ганнибала, с вогнанным поглубже в живот ножом для линолеума, а Ганнибал наблюдал, как он корчится? Нет, Ганнибал бы закончил с ним быстро, в этом Уилл не сомневается. Резкий рывок вверх, может быть, под конец или перерезанное горло. Милосердно, если можно так назвать. Съел бы он и его тоже? Его мозг, ту самую вещь, которая, как он сказал Уиллу, настолько привлекла его? Это и есть то, что он имел в виду? Или его сердце? Его сердце, так "дорогое" Ганнибалу - потому что сам Уилл дорог ему или просто потому что Ганнибал считал, что он хорошо пойдет под бобы и превосходное Кьянти? - Думаю, я бы предпочел оставить тебя себе, - тихо, почти шепотом, Уилл слишком напуган, чтобы повторить это вслух. Он не хотел, чтобы Уилл знал, но он знает, и они не наедине, ведь Джек стоит в трех шагах и ищет причину. Скорая помощь и подготовленные профессионалы, и лучшая возможность для Уилла не быть созданным самим Богом. Ганнибал знает, должен знать, что это конец игры, но он все равно не паникует, глядя в пустые, безмятежные глаза Уилла. Ганнибал мог бы (сделал бы, в глубине души ему это известно) выпотрошить его этим ебаным ножом для линолеума, будь они одни, и это было бы куда менее болезненно, чем вот так; сердце теряется независимо от причины. Уилл закрывает глаза и судорожно вдыхает. Он слышит, как Ганнибал делает то же самое. - Ганнибал свернул нападавшему шею после того, как тот ударил меня ножом, и оставался на моей стороне до твоего прихода, останавливал кровотечение из раны. Не знаю, кто тот человек, но он отлично знал кабинет, значит, бывший пациент или близко знаком с кем-то из них. Он хотел ударить Ганнибала, а не меня. Почему? Ганнибал был его психиатром - очевидный мотив. Я дам тебе решить самому, о чем это говорит в отношении системы здравоохранения, - пауза, чтобы вздохнуть, не принимая во внимание удивленный взгляд Джека, которым он встречает его легкомысленный ответ. Глаза Ганнибала закрыты, вероятно, он готовится к худшему. - Ты уверен, что больше ничем не хочешь поделиться насчет доктора Лектера? - Джек рыбак, ведущий свидетеля, чтобы узнать все плохие вещи, которые он узнавал так или иначе. Ведущий Уилла к тому, что он собирается сказать дальше, что он должен сказать дальше. - Мы находимся в серьезных, устоявшихся отношениях. Ошеломленная физиономия Джека стоит неизбежного унижения, когда вскроется, что это ложные сведения. - Это та "причастность", которую ты искал? - когда Джек не отвечает, Уилл поднимает голову и смотрит прямо в глаза так долго, как только может, а потом продолжает. - Я доверил Ганнибалу Лектеру свою жизнь, и он спас ее, Джек. Сегодня ночью и каждый день прошлых трех месяцев. Думаю, могу ему довериться снова. Я дам тебе полные показания утром, а сейчас, отпусти меня домой. Джек колеблется, но на лице так много честности, несвойственной характеру Уилла, что он загнан в угол. - Конечно. От доктора Лектера тоже будет нужно, конечно. Ганнибал глухо урчит в смутном одобрении, глядя на Уилла, как будто он падающая звезда - мигнет и исчезнет. Уилл поворачивается, чтобы увидеть неуловимое изумление в короткой улыбке. - Домой? Ганнибал? - он гордится тем, что голос не ломается, когда он выговаривает имя. В эту минуту Уилл замечает, что Ганнибал планирует убраться отсюда. Уйти, не открывшись Джеку Кроуфорду, вернуться домой без полицейского надзора, только с одним человеком, знающим тайну. Все силы снова в его руках, и все благодаря одному худому, дрожащему профайлеру, который слишком глуп, чтобы это менять. - Конечно, мой хороший, - его улыбка сладкая, как сам грех. Если Уилл умрет, он может попросить больше не идти мирно и с комфортом к дому, окружающему его. Потому что Ганнибал - его дом. * * * Они лежат в постели и между ними только тени, а такое ощущение, будто огромная пропасть. По дороге домой не было никаких разговоров, еще не сформировались слова, которыми можно выразить и охватить искаженный, поврежденный характер их отношений. Уилл избегал кухню (ножей) и сразу лег спать, а Ганнибал пришел следом. И теперь они лежат, не дотрагиваясь, но достаточно близко, чтобы прикоснуться. - Как часто вы скармливали мне трупы своих жертв? - наконец говорит Уилл. С таким же успехом мог начать разговор с удара. Ганнибал поворачивает голову на шуршащей подушке, чтобы видеть Уилла более полно. - Утром, после того, как впервые встретил тебя. Впоследствии... Часто. Больше всего, когда мясо было основным блюдом. - Мясо, - с отвращением повторяет Уилл. Ганнибал хладнокровно щурится. - Тебе же понравился пастуший пирог. Без пастуха вкус был бы совсем не тот, согласись? - Хватит. Прекратите, вам не нужно доводить меня, поверьте, - Уилл тяжело сглатывает подступающую к горлу тошноту. - Скольких людей вы убили? - Убил? Приблизительно сотню. Съел? Гораздо меньше. Не все подходят, так сказать. Уилл всерьез думает о забастовке в ответ на это откровенное издевательство и проговаривается раньше, чем обдумывает фразу. - Боже мой, все это время это были вы! - Ганнибал язвительно вскидывает бровь. - Эти незначительные шуточки в духе каннибалов! Почему, черт возьми, вас до сих пор никто не поймал? Лицо Ганнибала мрачнеет, и он без предупреждения перекатывается на постели, оказываясь сверху на Уилле, тщательно фиксируя и удерживая заведенные над головой руки, не задевая его рану. С каменным выражением лица Ганнибал нависает над ним, и тот в миллионный раз осознает, как уязвим. Удушение менее болезненно, чем нож для линолеума в животе? - Они не поймали меня, потому что я экстраординарный в том, чем я занимаюсь, а ты поймал меня, потому что ты экстраординарный в том, что делаешь ты. И никто из них не понимает любого из нас. Немного напоминает Вейдер/Люк "переходи на Темную Сторону", выгодный замысел, так сократил Уилл. - Я не хочу убивать людей, как вы. Я не хочу есть их, неважно, как вы их приготовите. Я не буду делать это, Ганнибал, не теперь, когда я знаю. - И я не остановлюсь. Таким образом, мы, кажется, зашли в тупик. Ты мог взять верх еще в машине скорой помощи. Джек бы прислушался, вы бы выиграли, - в глазах загорается внимательный блеск, когда он недоуменно произносит это. - Нет, - Уилл трясет головой, желая схватиться за руку Ганнибала, но не может высвободиться и слишком смущен, чтобы попросить. Он наклоняется настолько, насколько осмеливается, давая Ганнибалу прочесть его искренность. - Я бы поймал вас. Я бы не выиграл. Линия рта Ганнибала смягчается, когда Уилл произносит нечто более важное, чем ему казалось. - И я бы не выиграл, убив тебя, когда твои знания стали слишком велики, я знаю, исход ни для кого из нас не слишком идеальный, - он придвигается так, что их лбы соприкасаются, и все, что Уилл видит, это потерянный в темноте разум в глазах Ганнибала. - Или ты не скажешь Джеку, Уилл, что поймал меня, и ты выиграл. Я не смогу причинить тебе вред, хотя думал, что смогу, поэтому окончательный шаг в нашей шахматной партии зависит от тебя. Уилл ненавидит шахматы. Всегда ненавидел, и, по-видимому, всегда будет. Он тщательно обдумывает каждый вариант. Ганнибал уверяет, что не сможет сделать ему больно (маловероятно, возможно, просто чтобы успокоить и обеспечить подсознательную защиту), и это означает, что он все еще может вернуть это безумие и вернуться к существованию серийным убийцей-каннибалом века. Или... - Вы не остановитесь. Не можете? - Какое это имеет значение? "Не буду" вполне непреклонно, - лениво отвечает Ганнибал. Что за херня. Он, конечно, тестирует решимость Уилла. Уилл делает глубокий вдох и ныряет с головой. - Верно. Так что обо всем по порядку: не надо больше кормить меня... скармливать мне человечину. Если в каком-то меню присутствует мясо, я хочу знать, откуда оно, и не хочу, чтобы у него оказался номер социальной страховки. Насчет вашего рациона или угощения других... на ваше усмотрение, но, пожалуйста. Будьте осторожны. И убедитесь, что они этого заслуживают. Не убивайте девочек-скаутов, потому что они милые. Просто купите гребанного печенья и продолжайте гулять, - уголок губ Ганнибала дергается. - Я серьезно. Я недостаточно хорошее алиби, вы знаете, что я не лгу. В противном случае, Джек узнает или, например, Алана. И она расскажет, Ганнибал, вы знаете, что расскажет, потому что она не абсолютно невменяема и не влюблена в серийного убийцу, как я. - Ты влюблен в меня? Уилл бессильно рычит в ответ, учитывая, что успешно сдерживался. Ганнибал даже не выглядит пораженным или испытывающим взаимные романтические чувства, на самом деле, он довольно скептичен и жалостливо усмехается. - Это все, что вы приняли из целой речи? - когда Ганнибал моргает и невозмутимо сползает с него, делая беспомощность Уилла еще очевиднее, Уилл вздыхает. - Да, хорошо, к сожалению, я люблю. Люблю вас. Итак. Эта ночь полна необычных сюрпризов, но Ганнибал, видимо, даже не знал, что окажется прав, пока Уилл не проговорился окончательно. Увы, чем больше он говорит, тем больше это правда. Пиздец. - Уильям, дорогой, ты меня не любишь. Ты проецируешь идеализированный образ того, что тебе нужно в партнере, и я целенаправленно это культивирую, чтобы заполучить твое доверие, еще можно добавить недавний шок от моего... хобби, не прошедший до конца. Ты рационально полагаешь, что не можешь раскрыть меня из-за любви, но в действительности это потому, что ты боишься, что превращение меня будет означать, что все до этого было ложным и похожим на осколки, - Ганнибал произносит все это успокаивающим тоном, словно объясняя ребенку, почему любимый песик не вернулся от ветеринара. На какое-то время Уилл ошарашен ответной речью. Его Ганнибал, в двух словах: претенциозный, эрудированный мудак. - Идеализированный? Вы думаете, что я в любом случае идеализировал то, что вы только что сказали, не беря в расчет хотя бы то, что вы делаете на кухне? Это не я сумасшедший, Ганнибал, извините. Вы ненормальный ублюдок, и я знал это еще до того, как узнал о всяких забавных вещах, которыми вы увлекаетесь, - видя удивление Ганнибала, он добавляет. - И вы превосходный во всем, чего бы ни коснулся ваш ум. В то время, когда все хотят спрятаться от вас, вы заставляете меня улыбаться, даже когда я знаю, что никто не наблюдает, чтобы убедиться, что я правда улыбаюсь. Вы делаете меня лучше, и я люблю вас, всякую хуйню, которую вы творите, и вообще все, независимо от того, сколько невнятного лепета по этому поводу я услышу. Он замолкает на мгновение. - Хотя я бы убрал ветчину из моего омлета на время. Без обид. Ганнибал думает, что Уилл - самый трудный пациент за всю карьеру. - Этот способ не сработает. В конечном итоге, один из нас убьет другого еще до конца недели. Уилл, я убью тебя, если у меня появятся хоть малейшие сомнения насчет твоей привязанности. Ты будешь прикован ко мне, всегда жить в моей тени под гнетом моих действий. Это не сработает, - говорит Ганнибал, но его решительные намерения тают, пока они лежат вот так, лбом ко лбу, и он шепчет о своих страхах в приоткрытый рот Уилла между воспаленными поцелуями. - Я люблю вас, и до сих пор это работало, - задержав дыхание, серьезно откликается Уилл, выгибаясь навстречу настолько, насколько позволяют заведенные наверх руки и ноющая рана. Ганнибал фыркает сквозь смех и ощутимо прикусывает его губы, прижимаясь к нему, но следя, чтобы не потревожить рану, и сомневаясь, что он сможет быть в безопасности. - Ты не можешь любить меня. Не можешь, - их взгляды встречаются, и Ганнибал вздыхает, жмурясь, как будто из них двоих ранен он. Он должен видеть правду, но это больно. Хорошо, пусть будет больно. - Не люби меня, Уилл. Пожалуйста, не люби. - Боюсь, вы опоздали, - печально улыбается Уилл. - Не волнуйтесь, вы привыкнете. - Даже если я никогда не отвечу тем же? - резко, жестко, похоже на сильный укус. Уилл держится и все еще улыбается. - Будешь ли ты по-прежнему любить меня? Потому что я - нет, Уилл. Я не нежный любовник, как тебе показалось. - Я знаю, чего ожидать, Ганнибал. И не питаю никаких иллюзий, - сквозь серьезное заявление прорывается зевок, но ему нужно сказать еще кое-что. - Теперь вы ляжете спать? Я на обезболивающих и не думаю, что смогу выдержать еще одну эмоциональную мясорубку, не рухнув в обморок. Первая вещь на завтра: никаких мясных омлетов. Уилл знает, что не умрет этой ночью, неважно, какие у них отношения, и эта мысль погружается в адреналин, до сих пор не дающий ему заснуть. Завтра наступит другой день, и он, может быть, сделает все что угодно для спасения своей жизни, но, вероятнее всего, он будет стоять на своем месте за завтраком и позволять Ганнибалу перерезать ему глотку ножом для масла, если он станет от этого счастливее. Он не может заставить Ганнибала полюбить его, но может пытаться сделать его счастливым. Так или иначе, Ганнибал в порядке, а Уилл дрейфует на волнах болеутоляющего и слабости от потери крови, понимая, что влюблен в свирепого психопата. Он чувствует, как Ганнибал возвращается на свою половину кровати, а затем гладит его по слегка влажным от пота волосам. - Мой Уилл. Я уничтожу тебя, ты должен знать, и все равно ты не пошевелил и пальцем, чтобы остановить меня. Это то, что любовь делает с людьми. Это слабость, Уилл, и это будет стоить тебе всего. - Ладно, - бормочет в подушку Уилл. - Вы стоите всего. Ганнибал шумно вдыхает и прерывисто выдыхает, и Уилл хочет открыть глаза, чтобы посмотреть на произведенный эффект, но его тело не слушается. Он так устал... - Я не могу полюбить тебя в ответ, Уильям. Я ничего не могу любить, ты, глупый мальчишка, - Уилл мычит и подставляется, пока Ганнибал гладит его. В голосе Ганнибала головокружительная смесь жалости и сожаления, и для одурманенного разума Уилла это слишком. Он проваливается в сон, ощущая пальцы в волосах до тех пор, пока не засыпает, а голос шепчет снова и снова. - Я не могу любить тебя, я хочу, но если бы я мог... - после "мог бы" нет ничего, но до этого - "не могу". Уилл не знает окончания фразы. Он не уверен, что знает и сам Ганнибал. * * * Оказывается, метод Ганнибала решать проблемы - бежать из страны, где его не найдет даже Джек Кроуфорд. Он ушел, и когда Уилл просыпается в пустой постели, то видит на соседней подушке красную розу и записку. Ему этот жест кажется удивительно милым (и драматичным), пока не укалывается одним из шипов и пачкает кровью сливочного цвета картон. Если бы я мог убить тебя, я бы не был человеком, в которого ты влюбился. Если бы я мог полюбить тебя, я бы не стал тем, кто я есть. Береги себя, мой дорогой Уильям. Этот ублюдок сбежал, на Борнео или в Аргентину, или в любую другую из жарких и тропических мест, где невозможно получить разрешение на выдачу преступника властям, даже если преступник найден. Как искать иголку в стоге сена, как однажды снисходительно сказал Ганнибал, и теперь он понимает это чувство. Джек спрашивает Уилла, есть ли у него идеи, почему один из лучших врачей вдруг просто-напросто исчез в ночи, не известив никого, куда и зачем собирается. Уилл молча качает головой. Записка в кармане жжет кожу, когда он сжимает ее в ладони. Что тут сказать? Роза засыхает и вянет, хрупкие темные лепестки скручиваются и опадают, и Уилл не может заставить себя выбросить ее, хотя знает, что бедная роза - благодарность за помощь. Он помещает цветок в пустую банку из-под джема, треснувшую от того, что швырнул ее в стену, и ставит на тумбочку. Видимо, он предпочитает такие же изломанные вещи, как и он сам.