Шулигино золото

Давным-давно это было и быльём поросло, да старые люди всё помнят. Жил в одной деревне парень по имени Петро. Всем хорош парень – и умный, и сильный, и работящий, и с лица приятный… Чем не жених? Одна только беда – беден он был, как церковная мышь. Был Петро сиротой, родители его в холерный год сгинули, всей родни у него – только бабушка старуха, а всего имения – домик старенький, огород да три курицы с петухом. Вот и приходилось Петру работником в чужи люди наниматься. Правду сказать, парень был – не работник, а золото, только вот одна беда – решил не по себе дерево срубить. Влюбился Петро не в бедную наймичку*, как он сам, не в сиротку, не в солдаткину дочь, а в Богданку – дочку самого богатого мужика на селе. Богдана такой красавицей была, что ни в сказке сказать, ни пером описать: ростом невеличка, лицом белоличка, коса русая чуть не до земли, глаза синие-синие, как васильки во ржи, нрава кроткого, сердца доброго. Едва пошёл невесте шестнадцатый годок, как свахи к Богданкину отцу потянулись, но он всем отвечал: - Молода ещё моя доченька, не зажилась ещё в родительском доме, не объела отца с матерью. Кто ей по сердцу придётся – за того и отдам. Только вот молчало сердечко девичье, пока Петра не встретило. Полюбила и Богданка Петра, да и вспомнила обещание родительское – отдать её за того, кто по сердцу придётся. Вспомнила и обо всём отцу рассказала. Ох, и разъярился богатый отец! - Что ж ты, доченька, белены объелась, что ли? Нашла себе женишка – у него в одном кармане блоха на аркане, в другом – вошь на цепи! Ты у меня горького куска не пробовала, чёрной работы не делывала, чиненой одежды не нашивала, а у него – насидишься голодом, натерпишься нищеты, будешь вместо шёлковых сарафанов обноски носить! Не бывать тому! Только вот Богданка кроткая-то кроткая, а просто так её с пути не свернёшь. Она на отца голубыми очами сверкнула и говорит: - Люб мне Петро, за него и пойду. А коли воспретишь мне это – уйду в монастырь, Христовой невестой стану, а никому, кроме Петра, женой не буду! - Ладно, - нахмурился отец. – Коли ты так решила – так и будет. Но не могу я тебя отдать нищему голодранцу. Поставлю я ему условие, а коли не выполнит он его – нечего и о свадьбе думать! Пришлось Богданке согласиться с властным отцом, а тот велел Петра позвать, да и говорит ему: - Вот что, зятёк новоявленный. Вот тебе мешок, к завтрашнему утру заполни его чистым золотом. Принесёшь – быть твоей свадьбе с Богданкой, нет – забудешь ты про неё навсегда и из села уйдёшь, а Богданке я другого жениха подыщу. Побогаче. И мешок Петру под ноги бросил. А мешок не мал – два ведра ржицы в него влезут. Взял Петро мешок, развернулся и пошёл со двора. Неоткуда ему было золото взять – столько, чай, и у господ не водится, откуда ж вдруг возьмётся у бедного сироты? Идёт Петро, куда ноги несут, сам себе на судьбу горько жалуется: - Эх, судьба моя сиротская, головушка пропащая! Неоткуда мне золото взять, придётся, видно, забыть про любовь мою, про Богданочку. Только вот без неё мне белый свет не мил, жить не хочется – видно, судьба мне, молодцу, сгинуть молодым! Идёт так Петро и того не видит, что уж вечер наступил, лес вокруг меняться стал – светлый березняк тёмным частым ельником сменился, под ногами не мягкая травушка, а зелёный густой мох, и чем дальше, тем лес дремучее… И вдруг раздаётся голос: - Ты чего здесь забыл, добрый молодец? Опамятовался Петро и видит – стоит перед ним громадная, высоченная ель, а на ветвях той ели сидит странное существо – косматое, мохнатое, хвостик коротенький, на голове рожки, как у оленя, лапы когтистые, а лицо человечье. Испугался Петро, застыл, как вкопанный. Надо бы бежать, да ноги не идут, ровно к земле приросли. Надо бы ответить, да язык ровно ко рту прилип – не шевелится. А существо вновь спрашивает: - Так что, добрый молодец, каким ветром тебя сюда занесло? Тут Петро опамятовался немного и спрашивает: - Ты кто будешь? - Я Шулига, - отвечает существо, - нечисть лесная. Пути мне ведомы, овраги знаемы, лесные звери у меня в подчинении, свистну – дерева к земле клонятся, гаркну – забудет путник про всё, что с ним было, и будет по моему лесу плутать до скончания веку. - Гаркни, - вздохнул Петро,- лучше уж пусть забуду я всё и достанусь лесным зверям на растерзание… Рассмеялась Шулига, да и говорит: - Гаркнуть я всегда успею. Расскажи лучше, добрый молодец, что с тобой приключилось, уважь меня, а я подумаю, как твоему горю помочь. И рассказал Петро Шулиге про свою беду, а та рассмеялась: - Твоему горю помочь легче лёгкого. Знаю я всё в своём лесу, знаю и где клады лежат. А в каждом из них золота столько, что не один такой мешок наполнить хватит. Могу я тебе показать, где клад зарыт, только есть у меня одно условие. - Какое же? – Петро спрашивает, а сам как услыхал о золоте, так чуть в уме от радости не повредился. Шулига головой покачала и говорит: - А такое условие. Женишься ты на своей Богданке, свадьбу сыграешь, и живи себе. Только я через пять лет к тебе в гости приду и того из деточек, кто мне понравится, себе заберу. Скучно мне одной, пусть твоё дитя моим станет. Уж я его не обижу – любить буду, всему научу, все тайны открою. Стара я стала, лет двести ещё проскриплю, не боле, на кого свой лес оставить? Оторопел Петро. Как можно свою кровь нечисти отдать? А Шулига всё подзюзюкивает: - Твоя Богданка тебе дюжину сыновей родит, будешь жить в богатстве и довольстве, копить злато-серебро, станешь богаче Богданкина отца, всяко лыко тебе в строку будет. Давай, соглашайся! Подумал Петро… и согласился. Мысли о Богданке, а пуще того – о злате-серебре и богатой жизни крепко ему в душу запали. И вот наутро идёт по деревенской улице Петро, еле ноги волочит, мешок у него вроде небольшой, а неподъемный. Насилу дошёл парень до дома Богданкиного отца и давай в ворота стучать. Открыл отец Богданки ворота и спрашивает: - Что ж ты ломишься ни свет, ни заря, голодранец? Неужто две серебрушки раздобыл, бежишь хвастаться? Не видать тебе Богданки как своих ушей. Ничего на это не сказал Петро, а только распустил горловину мешка. Золото оттуда так осияло. Да всё монеты старые, полновесные, а между ними и серьги попадаются, и перстни, и зарукавья… Удивился Богданкин отец: - Откуда у тебя всё это? - Клад нашёл, - ответил Петро. – Выполнил я твоё условие. Отдавай за меня Богданку. Не отступился отец от своих слов. Весёлая была свадьба, богатая. Зажили молодые не худо, Петро дом себе новый выстроил, мельницу поставил, земли прикупил, работников нанял… Пошло хозяйство так славно, что лучше не надо, через три года стал Петро богаче Богданкина отца, через пять – в купцы выбился, лавку в уездном городе открыл. И всё у него шло так складно и ладно, ни единой убыли, одни прибытки… И жена молодая радовала – после свадьбы сынка принесла, потом дочку, потом ещё двоих мальчиков зараз. Старшенького Марком назвали, дочку – Аришей, близнят – Ивашкой и Богдашкой… Только вот чем дальше, тем молчаливее и задумчивее становился Петро. А когда прошло ровно пять лет со дня его свадьбы, гулял старшенький Маркуша по двору и видит – бредёт себе нищенка в лохмотьях, старая-престарая, в чём только душа держится. Села старуха поодаль от ворот и кличет Маркушу: - Мальчик, а мальчик, принеси мне водички ключевой. Жара стоит, а я, ходивши, замучилась… Маркуша воды в ковшик набрал и кричит старухе: - Поди сюда, бабушка! А старуха в ответ: - Разломило мои ноженьки! Подойди уж сам, честью прошу! Маркуше со двора выходить строго-настрого запрещали, но был он мальчик добрый. Подошёл он к старухе, протянул ей ковшик: - Пейте, бабушка! А старуха в момент вскочила, руки растопырила, схватила мальчика, да и засунула к себе в суму. И тут же исчезла, ровно её и не было. Хватились Маркушу, да поздно. Сколько не искали, сколько не спрашивали – сгинул мальчик. Как в воду канул. С тех пор пятнадцать лет прошло. Поплакала Богданка о сыне, да утешилась – не век же горе горевать. А Петро ровно вздохнул с облегчением – ничего он теперь Шулиге не должен. Построил он на свои деньги в селе новую церковь в память о пропавшем сыне и стал жить дальше. Мучила его совесть, не мучила, про то не ведомо, а то, что жил он в богатстве и достатке – так оно и продолжалось. Дочку замуж выдал, сыновья подросли, и стали такие вострые да разумные, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Всё, казалось бы, хорошо было, только вот не смог Петро всего в себе держать, рассказал он Богданке про договор с Шулигой, нечистью лесной. Как услышала бедная женщина, так и бросилась в лес быстрёхонько. Долго ли, коротко ли она бродила, только наткнулась на Шулигу, нечисть лесную, а та ей и говорит: - Сына своего ищешь? Так нет его у меня! - Как нет? – спрашивает Богданка. – Неужто Петро мне неправду сказал? - Правду, - говорит Шулига, - только сына он мне добровольно отдал, и не твой это теперь сын, а мой! Поди сюда, Шуликун! И вышло на полянку существо вида нечеловеческого: волосы длинные, косматые, на лбу рожки, на теле шерсть, на руках и ногах – когти. Только в лице что-то человеческое осталось. Признала Богданка Маркушу, закричала и без чувств оземь грянулась. А когда очнулась, говорит ей Шулига: - Забудь о нём. Не круши сердце материнское. Не человек твой сын боле, ему со мной хорошо. Прощай. А Богданка и говорит: - Неужели никогда сыночек мой человеком не станет? - Нет… - покачала головой Шулига. – Только если полюбит его человек. Да так сильно, что жизни своей не пожалеет за него. Тогда вернётся к нему облик человеческий, а до сей поры он Шуликун, нечисть лесная. - А я? – вскрикнула Богданка. – Я же Маркушу люблю, хоть сейчас за него жизнь отдам! - Нет, того неможно, - отвечает Шулига, - мать дитя завсегда любит. Ступай себе домой, да об этом забудь. И ещё я тебе скажу – даже если вернётся к Шуликуну облик человеческий – тебе его не видать. А всё моё золото в золу превратится. С тем и пришлось Богданке уйти. С того дня захворала она, и никакие лекари, никакие знахари ей помочь не могли. Так и сгорела за неделю. Детей всех перед смертью благословила, а Петра даже к себе не допустила. Так и умерла. А Шуликуну в лесу житьё не худо – целый день веселится – со зверьём лесным играет, путников водит, грибников да ягодников пугает. И всё-то ему ведомо, все дорожки знаемы, все клады открыты. Только вот стала в его сердце влезать змеёй непонятная тоска - известное дело, всему живому любви хочется, а кто полюбит чудище лесное, шерстью заросшее? Так и тосковал Шуликун до тех пор, пока не услышал он в своём лесу погоню. Думал, зверя гонят, оказалось – человека. У бедняги конь уже спотыкается, сам он ранен, вот-вот ждёт его смерть неминучая. Осерчал Шуликун, свистнул, гикнул, всю погоню в болото загнал, а того, за кем гнались, на свою полянку перенёс. Кровь смыл, раны залечил… и ахнул. Лежал перед ним юноша дивной красоты в дорогих богатых одеждах. Вздохнул Шуликун – разве полюбит такой красавец чудище лесное лохматое? А юноша глаза открыл и спрашивает: - Кто ты, мой спаситель? - Шуликун я, - слышит в ответ, - в лесу живу. - А я, - отвечает юноша, - Арат, шестой принц, королевский сын. Здесь я в гостях у материнской родни. - А кто ж на тебя охотился? – удивился Шуликун. - У моего отца врагов много, - вздохнул юноша. – Вот и хотят они нас, королевских детей, извести. Отец меня спрятать думал – ан нет, и сюда добрались. Шуликун нахмурился, рукой этак двинул, словно ветку сломал, и говорит: - Не бойся, Арат, не побеспокоят они тебя более. Болото большое, топкое… Не выбраться им. Возвращайся домой и ничего не бойся. - А приезжать к тебе… можно? – неожиданно спросил Арат. - Охота тебе с чудищем лесным водиться? – проворчал Шуликун. - Ну, какое же ты чудище? – рассмеялся Арат. – Ты добрый. Покажешь мне свой лес? Вздохнул Шуликун и говорит: - Покажу. С тех пор стал Арат в лесу пропадать со своим новым другом. И так им вместе хорошо и весело было, что не заметили, как лето минуло и осень наступила. Пришло из столицы письмо – отец-король велит Арату вернуться – дескать, подобрал он ему невесту – принцессу соседнего королевства, и к свадьбе уже готовиться начали. Как услышал про это Шуликун – побелел ровно снег и говорит: - Езжай. Совет вам да любовь. А мне в лесу век вековать. Опустил Арат голову и говорит: - Не нужна мне столица, не нужна и невеста. Ты мне нравишься. За то меня отец и сослал сюда, что не хотел я на девушек глядеть. Неправильный я. Обнял его Шуликун и говорит: - Значит, и я неправильный. Я ведь тебя больше жизни люблю. Обрадовался Арат и воскликнул: - Не поеду я в столицу! У отца без меня пять сыновей да три дочери. Пусть хоть всех переженит, а я здесь останусь! И пошло у них тут промеж собой такое милованье, что и сказать стыдно. Не поехал Арат к отцу, написал, что в столицу не вернётся. Отец-король разгневался, послал за ним своих верных людей, да только когда Арат об этом узнал – в лес убежал. А слугам верным без Арата возвращаться не велено, и пошла за ним погоня. Шуликун кинулся любимого выручать, да только случайно, или намеренно у одного из слуг оказались стрелы заговорённые… и глаз меткий. Упал Шуликун на траву, кровью обливается, а охотнички вокруг кружат, как стервятники: - Добить нечисть лесную! Бросился Арат к Шуликуну, собой его заслоняет, кричит: - Тогда уж и меня убейте, без него мне жизнь не в жизнь! Расхохотались охотнички, оттащили Арата от Шуликуна, а он обратно рвётся, просит пощадить нечисть лесную, которую больше жизни любит. И только он так сказал, как в лесу свистнуло, гикнуло, охотнички все ровно в камень превратились, и появилась на поляне старая Шулига. - Что ж, - говорит, - против любви и нечисть лесная не идёт. Эх вы, людишки! И в эту самую минуту исцелилась рана Шуликуна и сменился его звериный облик на человеческий. Стоит на полянке парень – ладный, высокий, красивый. И нет на нём ни ниточки, так что всю красу видно вживе. Арат как увидел это, так и обмер. А потом к любимому кинулся: - Так вот ты какой, Шуликун! - Не Шуликун я больше. Вернулся ко мне облик человеческий и имя своё я вспомнил. Марком меня зовут. Любишь ли меня? - Люблю! – отвечает Арат. – В прежнем облике ты мне люб был, а сейчас – ещё любезнее! - Так… - кивнула старая Шулига. – Совет вам да любовь, деточки, а мне другого приёмыша искать надобно. С тем и исчезла. Говорят, что уехали Арат с Марком за море, поселились там и жили долго и счастливо. Много лет спустя дети Петра после его смерти вскрыли заветную шкатулочку, где хранились остатки Шулигина золота, да только нашли там один пепел. Подивились они, зачем отец пепел хранил, да и вон из головы выбросили. Мало ли чего… чудят стары люди. А старую Шулигу, нечисть лесную, до сих пор видят в лесу ночные путники. Да не одну… а с маленьким мохнатеньким Шуликунчиком. Видно, кто-то опять на Шулигино золото польстился. *Наймичка - работница по найму, батрачка.