вЛифте

Бальзак тихо выругался и стукнул кулаком по стене: - Ну что? Доигрался? - парень мрачно окинул взглядом замкнутое пространство новенького лифта. Очередной их поход "погулять" обернулся для интуита сущим кошмаром. Мало того, что Наполеон вытащил его гулять в - о боже мой - дождь, так это был не просто дождь. И банальное "он еле капает, да брось ты" превратилось в "о господи, душ мы могли и дома принять". На самом деле, сейчас Оноре был как раз не против горячего, в отличие от дождя, душа или ванны. Только эти мысли грели его, пока они с дуалом шлепали по лужам под проливным дождем. Промокший до нитки Бонапарт просто светился, хотя, черт знает, может, он вообще радиоактивный? Он что-то довольно втирал Бальзаку, пока они стояли на площадке у лифта. Интроверт же его радости не разделял и предпочитал делать вид, что находится здесь один. Парень молча осмотрел себя с ног до головы в зеркале, приходя к выводу, что мокрая крыса, живущая где-нибудь под мостом, выглядела бы просто принцессой по сравнению с похожим на Самару из известного ужастика Оноре. Черная "овер сайзовая" футболка интуита обклеила его со всех сторон, из–за чего парень ощущал себя шоколадным Дедом Морозом в фольге, каких принято дарить на новый год детям. К тому же стало чертовски холодно, и уже ничего не согревало его в этот холодный летний вечер, кроме желания придушить беспечного дуала. "Ой, да ладно тебе!" - говорил Бонапарт. "Он же просто капает"- говорил Бонапарт. - Ну, теперь ты доволен, Бонапарт?! Последней каплей для и без того переполненной чаши оказалось то, что лифт, со стремлением раненой черепахи проехав полпути до нужного этажа, плавно притормозил и остановился, а новенькая панель управления с обычно светящимися кнопками просто взяла... И погасла. Какое-то время Бальзак молча гипнотизировал переставшие светиться кнопки. Осознание произошедшего дошло до него немногим позже, и тот угрожающе медленно перевел свой взгляд на Наполеона. Дуал нервно усмехнулся, невольно представляя, что, будь они героями какого-нибудь старого американского сериала, то сейчас бы было самое удачное место для того чтобы включить этот чертов "смех за кадром". Но, к сожалению, они были не в каком-то сериале, а в - мать её - лифте, который застрял где-то между пятым и шестым этажом и на этом решил, что его работа выполнена и он свободен. Чего бы там ни решил себе этот эгоистичный лифт, никто из в нем находящихся с ним солидарен не был. - Твою. Мать, - отчетливо проговорил интуит, смотря как Бонапарт с явным выражением "ойбля" на лице попытался слиться с этой самой несчастной панелью. Он потыкал в кнопку со звоночком, но это было равносильно попытке позвонить президенту с игрушечного телефона и ни к чему не привело. - Что, совсем не работает? - Оноре сосчитал до десяти, вздохнул и подошел к панели, с мрачным видом поджимая губы. Ему вовсе не улыбалось просидеть тут каких-нибудь пять часов, а уж, тем более, вот с этим вот. Бальзак снова взглянул на немного озадаченного дуала. Он знал, что этот рыжий олух просто магнитом притягивает приключения, но сейчас эта супер способность была, как минимум, неуместна. Да и слово "приключения" представлялось и Критику, и Политику чем-то... героическим, что ль? А тут - подумаешь - застряли в лифте. С кем, спрашивается, не бывает? Но ведь с кем-то же и не бывает! А, стоит Бальзаку пересечься с этим типом, то вся жизнь в один момент превращается в одно сплошное "Время Приключений". - Ну, в принципе, все не так уж и плохо, - многозначительно изрек наконец "рыжий олух" и почесал затылок. - И что именно из этого всего ты называешь "не так уж и плохо"? - Оноре скептически изогнул бровь и прислонился к стене. Та была немного теплой, видимо, здесь проходили какие-то провода. Хотя, какая разница, почему? Главное, что ледяной кожи интуита коснулось что-то более-менее теплое. Тот вздохнул и принялся выжимать из волос воду, щурясь и морщась, когда холодные капли стекали по рукам до локтей. - Чертов холод. Терпеть не могу холод. И тебя терпеть не могу. Угораздило же с таким идиотом связаться, - говорил Бальзак все это безэмоционально, скорее, не как ругательства, а, как то, что не может остаться недосказанным. И Бонапарт, действительно, ощущал себя перед ним виноватым. Его вообще редко терзали муки совести, но по отношению к Оноре он просто не мог быть безразличным. И хотя парень и пытался убедить себя в том, что он не виноват в произошедшем, его совесть подсаживалась на уши не хуже него самого. В конце концов это приводило к тому, что мистер Гордый-и-непокорный был готов просить прощения чуть ли не на коленях перед крутящим пальцем у виска дуалом, в такие моменты приобретающим особую язвительность. Интроверт обнял себя за плечи, но понял, что практически не отогрелся. Ладони были не теплее предплечий. "Монохромный" ноль. Он закрыл глаза, стуча зубами. Ну что за бред? Почему хотя бы один чертов раз все не может пройти гладко и спокойно? От размышлений его отвлекло теплое, почти горячее, прикосновение к холодной щеке. - Да ты просто ледяной, - вздохнул Наполеон и, игнорируя вяло сопротивляющегося дуала, притянул его к себе и заключил в объятия. Да, так, определенно, лучше. Пришел к мысленному заключению Бальзак и прижался посильнее, стараясь согреть еще и ладони. Уже сколько времени Бонапарт искал подход к этому неблагодарному безэмоциональному ублюдку, который сейчас так спокойно расслаблялся у него в руках. Он выискивал любой свободный день, чтобы заявиться к тому домой и выкорчевать его куда-нибудь кроме маршрута "парк-скамейка-книга-дом". Наполеону была приятна любая реакция с бальзаковской стороны. Будь то раздраженное ворчание или одобрительные взгляды. И вот сейчас он, будучи выше Оноре на пол головы уж точно, рассеянно поглаживал того по спине, не зная, что именно предпринять дальше. - Ну прости... Не дуйся только, - прошептал Политик на ухо Бальзаку, случайно коснувшись ушной раковины губами. Он отметил, как интуит немного вздрогнул, но никаких больше признаков жизни не подал. - Ты же весь замерз. Черт... А если заболеешь? - Думать об этом нужно было раньше, - дыхание Оноре было теплым. Наполеон ощутил его на своей шее. - Ты вообще когда-нибудь думаешь? - За меня обычно этим занимаешься ты, - тихо рассмеялся Бонапарт и, хитро прищурившись, прижался губами к уху Критика. - Ты там себе последние мозги отморозил? - сдавленно выдохнул интроверт и мотнул головой, как будто отгонял какое-то насекомое, хотя, невольно подумалось, что, будь комары такими... То мало кто бы захотел от них отмахиваться. Скорее уж, наоборот. Наполеон закатил глаза. «Недотрога». Он прижал Бальзака к себе сильнее под возмущенное бормотание последнего, а голову его придержал рукой и склонил в сторону, теперь уже языком касаясь холодного ушка дуала. Бонапарт с удовольствием заметил, как интуит на пару секунд завис и затем дернулся всем телом, попытавшись освободиться. «Ага, как же... Так тебя сейчас и отпустят,» - пронеслось в голове Политика и тот нежно сжал зубами мочку уха Оноре. - Совсем из ума выжил?! - В конце концов психика парня не выдержала и тот, резко дернулся, все же высвобождаясь из цепких лап дуала. Он попытался оттолкнуть Наполеона, но от этого лишь сам отступил назад и прижался спиной к этой самой стене, недовольно фыркая, дрожащими пальцами касаясь своего уха. - Нашелся мне тут Инкуб. - Щеки Бальзака приобрели розоватый оттенок. Было видно, что тот смущен, но, как и всегда, полностью показать палитру своих эмоций просто не умел. Но его прекрасно выдавало его тело. Даже такие мелочи, которые периодически проворачивал Бонапарт, вызывали у тела Оноре довольно бурную реакцию: дыхание сбивалось, руки дрожали, - но гордый Критик разве мог позволить Наполеону так над собой издеваться? Нет, ну позволить-то, конечно, мог... Но зачем? Разве не в этом заключалась их "игра"? Зачем сдаваться так легко, когда есть возможность развлечь и себя, и Политика? Бальзак невольно шумно выдохнул, когда Бонапарт сделал шаг вперед и оперся руками о стену над его головой. А сколько они уже так "играют"? Год? Два? Который раз он уже ускользает в самый неподходящий (или можно сказать "подходящий"?) момент? Он тихо протестующе замычал, когда теплые настойчивые губы Наполеона смяли его тонкие холодные губы, а горячий язык проник к нему в рот. Оноре как-то не сразу заметил, что осторожно ответил на этот на удивление мягкий поцелуй. Что угодно, только не эти нежности... Бонапарт вжал его в стену и скользнул рукой сначала по его прохладной щеке, затем по шее. Он переключил свое внимание на худощавое тело парня, касаясь его сквозь прилипающую к коже мокрую футболку. Щеки Бальзака запылали от нехватки воздуха и этих горячих прикосновений, и тот повернул голову, разрывая поцелуй, тяжело дыша. Напоследок больно ухватив дуала за нижнюю губу зубами, прокусывая тонкую кожу. Наполеон тихо зашипел, слизывая с губ кровь и, ощущая, как постепенно закипает от подобных выходок Бальзака. Оноре кожей ощущал это раздражение, но дискомфорта от этого не испытывал, зная, что в любой момент сможет извернуться и усмирить вспыльчивого агрессора, как это обычно и происходило. Тем временем горячие ладони Бонапарта прошлись по спине Бальзака, от чего Критик невольно прогнулся и тихо ахнул, когда Наполеон сквозь джинсы до боли сжал пальцами его ягодицы, чуть потянув на себя. Его теплое дыхание ощутилось на шее. Политик навалился на дуала сильнее и что-то горячо зашептал тому на ухо, жалея, что не видит, как тот меняется в лице. Интуит удивленно распахнул глаза и дернулся, остро почувствовав свое бессилие. До него медленно доходило, что в этот раз он так просто не отделается. Сказать, что это его волновало, значит, не сказать ничего. Даже Наполеон почувствовал, как сильно стучит сердце испуганного такими нелестными (а нелестными ли?) перспективами парня. - Мы тут надолго... - Бонапарт втянул носом воздух, улавливая запах волос Оноре. - Не бойся. - Он резко развернул дуала к себе спиной и прижался сзади, скользя руками по его животу, талии, бедрам. Бальзак лишь уткнулся лбом в казавшуюся теперь прохладной, по сравнению с руками Политика, стену. Он все еще не разобрался, что именно он ощущает, но понимал, что это были те самые чувства, которые вполне можно было бы охарактеризовать словом "приятно"... Даже очень. Парень вздрогнул, влажной кожей ощутив теплые пальцы под своей футболкой, и покорно приподнял руки, почувствовав как с него стаскивают эту злосчастную тряпку, липнущую к коже. Критик невольно подметил, что без нее стало даже немного теплее, но тут же мысли его как-то сами оборвались, когда чужие горячие губы коснулись его худых бледных плеч. Наполеон больно укусил его за плечо и медленным движением, практически не касаясь кожи, провел пальцами по немного выступающим позвонкам. От этого почти незаметного, но весьма и весьма ощутимого жеста Бальзак прогнулся и едва слышно простонал. Он даже сам смутился такой своей реакции. - Нравится? - над его ухом послышалась тихая усмешка. От этого щеки Критика запылали еще сильнее. - Вот и я так думаю. - Рука Наполеона скользнула с живота Оноре к его паху и ощутимо сжала напряженный орган сквозь ткань джинс, на что уже смущенный донельзя Бальзак отозвался сдавленным стоном и зажмурился, тяжело дыша. Бонапарт самодовольно улыбнулся. Ему действительно доставляло удовольствие видеть дуала именно таким. Не язвительным и скептичным, а, в какой-то степени... Робким, что ли? Но главную роль здесь играла вовсе не любовь Наполеона к власти и тому подобному. Тут уж, скорее, удовлетворялась его тяга к чему-то необычному. И такие резкие перемены в поведении Бальзака полностью этой потребности следовали. Да, он был гордый. И только эта сломленная гордость могла доставить удовольствие Политику. Главный принцип завоевателя. Наполеон быстрым движением расправился с пуговицей и ширинкой Критика и приспустил джинсы с его бедер вместе с нижним бельем. Было заметно, как виктим вздрагивает и взволнованно сжимает зубами костяшки рук. Проворонил он момент, когда можно было извернуться и "сбежать", за что теперь себя очень сильно корил и ненавидел этот чертов лифт, и дождь, и... Бальзак дернулся и простонал, когда его вставший член обхватила ладонь дуала. Он закусил губу, напряженно жмурясь, ощутив, как большой палец Бонапарта скользнул по чувствительной головке. Парень ткнулся лбом в стену, зажимая свой рот рукой. А еще и эти поцелуи. Он просто потерялся в ощущениях, когда Наполеон медленно задвигал ладонью, явно над ним издеваясь и постепенно наращивая темп. Оноре шумно часто дышал, срываясь на тихие сдавленные стоны, не позволяя дать волю голосу, все же здравый смысл сейчас был немного сильнее его тела, упорно посылающего возмущающийся мозг в трехбуквенное эротическое турне. Когда по его телу пробежали чертовски приятные судороги, Наполеон ухмыльнулся и убрал руку, так и не завершив начатое дело, наслаждаясь растерянностью и злостью на лице дуала, на какой-то момент наивно понадеявшегося, что его так и отпустят. - Как же я тебя хочу... - выдохнул ему на ухо Бонапарт. - Попизди мне тут, позер хренов, - все еще оскорбленный тем, что провернул Политик, Бальзак лишь смущенно кусал губы, но не мог не возмутиться. На такие заявления Наполеон лишь хохотнул и снова поцеловал парня в шею, перемещая свои пальцы между ягодиц мгновенно затихшего Бальзака, и осторожно проник в него пальцем, не медля, принимаясь растягивать колечко мышц, умело пользуясь наличием естественной смазки. Не особо заботясь о том, как на это отреагирует Оноре, он протолкнул в него разом еще два пальца, разводя их в стороны, с силой двигая рукой. Свободной же он придерживал дрожащего скребущего ногтями по стене Критика, едва державшегося на ногах от таких издевательств. Тот явно не знал, хорошо ему было на тот момент или нет. Секс Шредингера прямо. Но когда Наполеон задал приличный темп пальцами, Бальзак не выдержал и громко простонал, до боли прогнувшись в спине. И тут же разочарованно выдохнул, когда Бонапарт убрал пальцы и звякнул уже пряжкой ремня. Он сильно надавил Оноре на поясницу, и тот послушно прогнулся, подставляясь, понимая, что сейчас его возмущения могут только все испортить. Да и бесполезно было возмущаться... Он сорвался на крик, когда Политик без предупреждения резко ворвался в него до упора, до побеления костяшек сжимая его бедра пальцами. - А это тебе за "позера", - горячо прошипел Наполеон тому на ухо, кусая его за мочку, на что Бальзак отозвался тихим стоном. Он ожидал от обычно более-менее спокойного и даже обходительного Бонапарта чего угодно, но не такого грубого рывка. Видимо, достали они друг друга примерно в одинаковой степени. Политик медленно вышел и снова с силой толкнулся в забывшего как дышать виктима, напряженно кусающего губы в попытке сдержать стоны. Не стоило забывать, где они находились, но ему уже было без разницы. Постепенно толчки ускорялись, Оноре безвольно постанывал, иногда спохватываясь и сжимая зубами костяшки пальцев. Но отрезвляющая боль помогала несильно. Через несколько секунд он снова ловил себя на рваных, иногда слишком громких стонах. Он слышал шумные выдохи сзади и чувствовал приятное, щекочущее шею дыхание. Наполеон двигался резко и быстро, одной рукой придерживая с трудом держащегося на ногах дуала. Бальзак неловко опирался о стену, он мелко дрожал всем телом от приятных ощущений, от этих переставших быть болезненными толчков... - Нап... Черт. Я сейчас... Слова резко оборвались, когда Бонапарт сильно потянул того назад за волосы, наматывая их на кулак: - Ну же, вперед. От последующего движения Оноре вздрогнул всем телом и вскрикнул, пачкая семенем стенку лифта. Еще пару раз вбившись в расслабленное тело, Наполеон кончил в него с тихим рычанием, прижимая к себе тяжело дышащего дуала. *** - Он теперь мне должен, - рассмеялся Джек и похлопал по плечу сидящего рядом с ним Дон Кихота. - Нам. Должен. Дон молча, разве что не капая слюнями на ковер, сидел, уставившись в светящийся в темноте монитор: - Вот уж не думал... - прошептал тот, изначально восприняв затею Лондона как напрасную трату времени. Он медленно достал кошелек и достал из него потрепанную купюру в пятьсот рублей. - Ладно, твоя взяла. - Кихот с трудом оторвался от интересующей его картинки и протянул деньги Джеку. - Когда можно будет вернуть лифт к работе? - он сглотнул. - Еще минут десять подождем. - Джек откинулся на спинку стула и сунул деньги во внутренний карман куртки. - Брофист, камрад? Наше дело сделано.