***
- Усуи-семпай, я зашел только, чтобы спросить..., - Сеитиро Юкимура, самый младший из интернов, не успел договорить, так как ему в щеку врезался острый край бумажного самолетика. Парень ойкнул от неожиданности и легкой боли и потер щеку. - Бинго! - прищелкнул пальцами довольный блондин, крутясь в своем кресле. - Точно в цель. - Создается ощущение, будто вам делать нечего, - все еще потирая щеку, сердито пробурчал Юкимура. Ощущение такое вполне могло появиться в мыслях человека, который попал в кабинет с аккуратной табличкой "Хирург Усуи Такуми". На столе хаос из исписанных назло всем стандартам аккуратным почерком листов, чашка с кофе, ноутбук, пара книг, различная канцелярия, внутребольничный телефон. На полу в разных местах находились бумажные самолетики, а место возле мусорного ведра было усеяно скомканными шариками. Человек, находящийся в этой комнате, не иначе как страдал фигнёй и не знал, чем заняться. Сложно представить, что это хирург. - Котенок, расслабься, - выдохнул Такуми, - я вообще должен был сейчас быть в своей уютной квартирке, но вместо этого я тут. Ибо начальство хочет меня сегодня видеть на работе. Юкимура, попятившись к двери, шумно сглотнул: "А почему котенок?" - Да так, просто, - хитро прищурил ярко-зеленые глаза мужчина, - один знакомый патологоанатом трупы в морге котятами зовет. У них тоже носики холодные. Стажер, крикнув про то, что отправляется в ординаторскую, где его ждут дела, хлопнул дверью; Усуи на это только заливисто рассмеялся. Ему определенно нравились такие веселые рабочие дни. На самом деле Такуми был весьма ответственным человеком и относился к работе со всей серьезностью, какая полагается. Он прикладывал все усилия, чтобы быть полезным; чтобы его работа не пропадала даром, чтобы она делала этот мир чуточку лучше. Это была цель жизни - делать мир лучше. Не только свой - маленький кусочек личного пространства, - но и тот, который окружает мир других людей, что нуждаются в помощи. А потому Усуи определенно выбрал профессию по душе, став врачом. Хотя, с этим можно немного поспорить. Мужчина был рожден для этой должности; звезды предопределили ему стать хирургом. Блондин был профессионалом и знатоком своего дела; он с такой же легкостью резал людей скальпелем, с какой намазывал утром масло на хлеб. Кровь для него было самое обычное дело, Такуми привык видеть ее ежедневно. И никогда, даже в самых критических ситуациях, когда никто не мог надеяться на чудо, Усуи не сдавался; он всегда боролся за жизнь до последнего и выходил из битвы победителем. Это было самой большой радостью для каждого врача - вытереть руки от крови, покинуть операционную, убедившись, что состояние пациента в норме, выйти к родным и близким, которые ожидают новостей уже энное количество часов, улыбнуться, отчасти устало, и сказать: "Операция прошла успешно". А потом видеть, как озаряются чужие лица улыбками, как в глазах блестят слезы счастья.... Это так здорово - когда в семье у человека все хорошо. При очередном осмысливании своей работы на этом пункте Такуми нахмурился. Ему минуло двадцать семь; многие мужчины к этому времени имеют двух детей. А у него не было даже девушки; блондин со своей неотразимой внешностью не был обделён вниманием женского пола, просто не мог найти именно ту, свою единственную вторую половинку, с которой он бы прожил "долго и счастливо". Были временные пассии, незначительные свидания, непродолжительные отношения, но они были в прошлом. Ни одну из своих бывших Усуи бы не вспомнил да и не хотел вспоминать. - Сацуки-сан, на сегодня запланированы какие-нибудь операции? - нажав нужную кнопку на телефоне, мужчина связался с главной медсестрой хирургического отделения, Хедо Сацуки. Будь он бизнесменом, женщина бы непременно была его секретаршей - возможно, не молодой, сексапильной и одевающей мини-юбки, дабы соблазнить своего босса, но достаточно хорошим работником и верным другом. Относительно молодости, между прочим, можно было и поспорить - в свои сорок девять Хедо-сан могла дать фору любой тридцатилетней. - На сегодня - нет, - от голоса в трубке веяло домашним теплом. - Усуи-кун, быть может, чашечку кофе? - Нет, спасибо, - ответив, Такуми откинулся в кресло, облегчённо улыбаясь. Милая, добрая Сацуки-сан - она заменяла блондину заботливую бабушку, которая и накормит, и напоит, и минутку отдыха выкроит в его плотном рабочем графике. Кстати об отдыхе - если сегодня никому жизнь спасать не придется, то на следующей неделе он будет просить заслуженный двойной выходной. Однако Такуми был точно уверен, что этого не случится.***
Быстрые шаги только стали слышны возле кабинета, дверь только грозилась распахнуться без всякого стука и приветствия, а Усуи уже схватил с крючка свой белый халат. В тот же момент в комнату, словно ураган, ворвался ассистент хирурга – Аой Хёдо. Данное бесцеремонное поведение обычно весьма интеллигентного, пусть и немного язвительного парня было вполне объяснимо – кто-то нуждается в неотложной помощи врачей, и сейчас не до церемоний. - Усуи-кун! – Хёдо хватило одного этого выкрика, чтобы блондин сорвался с места и вылетел напару с помощником из кабинета. Вместе они быстрым шагом понеслись по коридорам в сторону операционной, где уже, скорее всего, дожидался их пациент. - Аюдзава Мисаки, - не дожидаясь вопросов со стороны Такуми, начал Аой, шелестя какими-то бумажками, которые вначале Усуи не заметил, - двадцать три года, пулевая рана в живот. Икуто сказал, что органы не задеты, но рана достаточно глубокая. Выживет ли? Риторический вопрос был оставлен без ответа; серьезное лицо блондина означало, что его мысли уже там, рядом с металлическим столом, рядом с этой раненной девушкой. Он уже на работе, и философствовать совершенно не было времени. - Опять жертва какой-то полицейской облавы или предотвращённого преступления? – сухо спросил Такуми, слегка покашливая. Брюнет отрицательно покачал головой, приглаживая модно мелированную синим челку: «История вообще темная – отец пристрелил бедняжку». Не один мускул не дрогнул на лице блондина; ему уже не привыкать к подобным историям и «грязным» делишкам, за несколько лет уже столько услышал и узнал, что можно было роман писать. - Предшествующие события мне неизвестны, - доверительным полушепотом начал Аой, - однако якобы эта девушка не удовлетворила своего то ли парня, то ли мужа, то ли жениха в первую брачную ночь. А вот тут и можно было начать удивляться: брови Усуи медленно поползли вверх. Да, подобной истории он, кажется, еще не слышал. Однако удивление не помешало ему продолжать быстрое марафонское продвижение к операционной. - Ну, парень вернул назад в семью невесту, которая, грубо говоря, «не смогла», - продолжал Хёдо. – Отец и пристрелил её, мол, опозорила семью. Самое интересное то, что это обычная среднестатистическая, даже чуть меньше, семья – не арабы и всякие там прочие восточные шейхи. Дикость какая! Такуми молча согласился. М-да, история та ещё, тем более, это просто слухи со слов «троедурков» из неотложки. Нет-нет, они были очень хорошие сотрудники, просто… Тупые немного, будем откровенны. А Усуи привык доверять только точной информации, в которой он уверен на все сто процентов. Надо всё прояснить самому, чтобы располагать не простыми сплетнями. В предоперационной пахло спиртом, стерильностью и резиновыми перчатками. Ослепительно-белая плитка уже не бросалась в глаза и не вызывала раздражения, как бывало с каждым врачом в начале его работы. Привычным и уже отточенным движением Такуми пригладил волосы, надевая хирургическую шапочку, взял с железного столика перчатки и маску. Все инструменты были уже продезинфицированы и готовы к использованию. Медсестра Хонока, также входившая в команду Усуи, нетерпеливо ждала возле двери в операционную. Блондин медленно вдохнул и вошел внутрь. Свет от хирургических ламп мог уступать по яркости только если софитам. В то время как ассистент и медсестра суетились возле столов, раскладывая инструменты, Такуми подошел к операционному столу, дабы разглядеть пациентку. Мисаки - кажется, так назвал её Аой - выглядела довольно молодо для своих двадцати трех. Темные кончики волос выбивались из-под шапочки, из-за ламп лицо девушки казалось абсолютно белым, и у хирурга возникло глупое желание прикоснуться к нему. Могла ли её кожа быть холодной, как у мертвеца, или хоть немного теплой? Мягкая она или сухая? "Чертовщина какая-то" - подумалось Усуи, и он помассировал виски. Первый раз на его практике он сталкивается с такой пациенткой, вызывавшей в нем странные и смутные чувства. Она вызывала в нем любопытство и интерес: какого цвета глаза, как звучит голос, чем она занимается. Блондин впервые задумался о жизни человека, оказавшегося перед ним на операционном столе. И еще эта история с ранением, рассказанная Хёдо... Душа Усуи тихонько затрепетала, передавая волнение учащенным пульсом. Всё это было очень странно и непонятно, и мужчина, не отрывая взгляда от пациентки, пытался словно найти в ней разгадку его необычного состояния. - Такуми-сан, вы будете оперировать? - осторожно поинтересовался Аой, пытаясь понять, в чем же дело и отчего хирург так непривычно медлит. Это вообще не входило в привычку у врачей - тормозить на операции, пусть даже подобное поведение связано с оперируемым. Сделал дело - думай, о чём хочешь, а пока - бери скальпель и спасай жизнь. Но Усуи словно не услышал вопроса Хёдо, даже не шевельнувшись. Меж светлых бровей пролегла тонкая морщинка, означавшая, что хирург о чем-то напряженно думает. Странно, если бы об операции - дело не из ряда вон выходящее, управиться команда должна быстро. Брюнет даже в какой-то момент испугался за мужчину, который просто игнорировал ассистента и будто вовсе забыл об операции. - Такуми... - попробовал снова Хёдо, но тут же был перебит Хонокой, с маниакальной улыбкой разглядывавшей тело девушки: - А давайте ей аппендицит заодно вырежем! В любое другое бы время Аой посмотрел бы на девушку (между прочим, очень привлекательную и достоинствами не обделенную) как на сумасшедшую, но в этот раз парень мысленно гордился Хонокой. Ибо эффект от высказанного ею предложения последовал незамедлительно. - Вы что, идиоты? - раздраженно прикрикнул на подчиненных Усуи, поправляя маску на лице. - Что стоим, начинаем оперировать! Хедо довольно переглянулся с рыжей медсестрой. Таким - решительным, уверенным, отчасти суровым - начальник нравился ему гораздо больше. Работа сразу же пошла эффективней и слаженней. - Скальпель, - довольно уверенно произнес Такуми, протягивая руку в сторону Аоя, который, ни секунду не медля, положил в слегка дрожащую ладонь хирурга инструмент. Блондин не понимал, что происходит: раньше он без единой эмоции мог разрезать человека вдоль и поперек, а сейчас, стоило блондину посмотреть на живот пациентки, руки не могли уверенно держать нож. "Спокойно, Такуми, она такая же пострадавшая, как и все остальные!" - подбадривал себя хирург, вздыхая и делая маленький надрез возле ранения, чтобы полностью рассмотреть ситуацию. Кровь из раны хлынула сильнее. - Будем надеяться, что слова троицы правдивы и органы не задеты - с паникой в голове проговорил врач, не отрывая взгляда от кровоточащей раны. Просунув указательный и большой пальцы в надрез, Усуи раскрыл рану, но поток хлынувшей крови не давал возможности хоть что-то рассмотреть. Понимая всю ситуацию, Аой, без лишний слов, подставил тоненький шлаг в ране, что бы отсосать кровь и была возможность все рассмотреть. Действительно, не прошло и несколько секунд, как в свете яркой лампы заблестела маленькая точка. - Пинцет, - тут уже засуетилась Хонока и, подбежав к инвентарному столу, взяла нужный инструмент и протянула его хирургу. Такуми, подцепив предмет, аккуратно вынул окровавленную пулю. - Недалеко прошла, видимо, отец просто хотел ее запугать, но неудачно. - Это ж кто своих детей оружием-то запугивает? - вымолвила медсестра, наблюдая за тем, как Усуи завершает работу. Убедившись, что все хорошо, хирург принялся зашивать надрез. Хонока заметила, с какой нежностью Усуи проводит операцию, на ее памяти такого не было. - Ты еще бантик в самом конце завяжи! - Успешно, переводите в палату, - устало выдохнул Такуми, снимая окровавленные перчатки и покидая операционную. Выйдя на свежий воздух, врач, прислонившись в стеночке, медленно сполз вниз. Казалось, не такая уж и тяжелая операция, бывали и тяжелее, более проблемные. Но что-то было не так. Мужчине казалось, что это только начало интересной истории огнестрельного ранения...***
Тихонько простонав от тянущей боли в области живота, Мисаки повернула голову. Тело было ослаблено, ноги и руки не слушались, уши резал пикающий звук какого-то аппарата. Медленно облизав пересохшие губы, девушка, преодолев себя, все же смогла открыть глаза. Светло-голубые стены, открытое окно, сквозь которое пробирался теплый майский ветер - картинка была расплывчата, но это первое, что брюнетка смогла рассмотреть. Опустив взгляд, девушка увидела свою бледную онемевшую руку, в которую была вколота игла капельницы. - Доброе утро, - дверь с грохотом распахнулась, а в палату, растянув улыбку до ушей, ворвался ураган с копной светлых волос. Казалось, что это обычный жизнерадостный мужчина, но белый халат и стопка бумажек в его руке отделяли его от всей серой массы - он был врачом. Правда, каким-то слишком довольным. - Меня зовут Усуи Такуми, я хирург. Благодаря мне Вы сейчас открыли глаза. Вот, решил поинтересоваться Вашим самочувствием. - Я хочу спать, - слабо проговорила пациентка, пытаясь поднять руку, но когда поняла, что ничего не выйдет, лишь с досадой вздохнула. - А еще пить. - К сожалению, вынужден вам в обеих просьбах отказать, - протянул Усуи, не переставая улыбаться. Поставив рядом с кроватью стул, врач, усевшись, принялся листать медицинскую карту. - Аюзава Мисаки, двадцать три года, пулевое ранение в живот, задета бедренная артерия. После операции состояние стабильное. - Спасибо, доктор, за мое спасение, - слабо усмехнулась девушка, прикусывая губу. - Спасибо, только лучше бы я умерла. - Ну-ну, негоже такое говорить красивой молодой девушке, - нахмурившись, возразил мужчина, пытаясь убрать из головы девушки плохие мысли. Она еще молода, вся жизнь впереди. Качнув головой, хирург перевел взгляд опять в карту, продолжая ее изучать. - Шов болит? - Немного, но, думаю, скоро пройдет, - уголки губ слегка приподнялись вверх. Закрыв документ, Усуи вновь посмотрел на лицо пострадавшей. В ее ярких медовых глазах читался страх, смешанный с недоумением. В душе возродились вчерашние чувства - столько вопросов, столько непониманий. - Простите, возможно, Вам тяжело вспоминать, но что вчера ночью произошло? - Такуми осмелился это спросить. Вздрогнув, Миса, пересилив себя, перевернулась на другой бок, отвернувшись от врача. - Ясно. Извините, не хотел. Просто вам нужно выговориться. Но в ответ последовала тишина. Кинув карту на стол и поднявшись со стула, блондин направился в сторону выхода. Перед тем, как покинуть палату, хирург проговорил: "После обеда я познакомлю Вас с лечащим врачом".***
Сакуя, положи ружье! Миса недовольно сморщилась: неужели события прошлой ночи не отпускают даже во время сна? Брюнетка хотела перевернуться на другой бок, но не смогла - некая сила сковала ее тело, не давая пошевелиться. Ты опозорила нашу семью, неблагодарная! От громкого крика Аюзава вздрогнула. Она хотела открыть глаза, но не могла. Хотела, чтобы этот кошмар тут же прекратился, но разве она что-то могла сделать? Выстрел. Крик в пустоту. В ушах стоял гул. Это видение было настоящей пыткой: кажется, она только отделилась от этих извергов, ведь в больнице к ней вряд ли ночью кого-то подпустят. Почему, почему всё происходящее не хочет отпускать ее? Сестренка, у тебя кровь! Перед глазами внезапно возник образ младшей сестры: тогда на ее, казалось, каменном лице очень четко вырисовались страх и горечь. Так ей и надо. Пускай в момент боли подумает о своем поведении! - Оставьте меня! - прокричала Мисаки, распахивая глаза и сжимая руку в кулак. Поморгав, девушка облегченно вздохнула - она смогла проснуться. Неожиданно девушка почувствовала что-то жидкое и теплое на щеках. Проведя рукой по лицу, Аюзава вздрогнула - она плакала! - Этого быть не может, - прошептала кареглазая, быстро вытирая пододеяльником с лица признаки своей слабости. Она боялась, но не хотела этого признавать.***
- Очень приятно, Сёитиро Юкимура, - запинаясь, пробормотал молодой человек, покрываясь алым румянцем, - я буду вашим лечащим врачом на ближайшее время. Парень протянул Мисаки руку, но был одернут Такуми. Оглянувшись, он увидел страшно вращающего глазами блондина и тут же понял свою оплошность. Брюнетка слабо улыбнулась, видя неопытность Юкимуры. - Когда мне можно будет поесть? - спросила Миса, сдувая упавшие на лоб прядки. - Мой организм требует пищи. Сёитиро растерянно посмотрел на Усуи, но тот лишь покачал головой, мол, ты лечащий врач, за главного теперь, вот сам и разбирайся. Горестно вздохнув – первый пациент пока выходил комом – парень пролепетал что-то наподобие «Ближе к вечеру Вы сможете поесть, а пока потерпите, пожалуйста». Брюнетка только тяжело вздохнула, тихонько проклиная медицину и всех, кто хоть маленькой толикой к ней относился. - Я за анализами, - боясь поднять глаза на своего «босса», прошмыгнул в дверной проем Юкимура. Такуми, внутренне улыбаясь и вспоминая свои собственные годы в качестве интерна, собрался было последовать его примеру – у мужчины у самого еще было несколько пациентов, которым следовало уделить внимание. - Усуи-сан, останьтесь, - донеслось до Такуми обреченно-отчаянная просьба Аюдзавы, - пожалуйста. Блондин удивленно обернулся, знаком приказывая Юкимуре удалиться. Интерн не особо обиделся и даже не проникся каким-либо любопытством, что же происходит между теми двумя. В конце концов, именно Усуи оперировал Мисаки, их разговор наверняка коснётся этого пункта. - Вы просили выговориться, - было видно, что ей трудно начинать этот разговор. Но лучше уж вскрыть рану до того, как она начнет воспаляться. Если девушка выскажется сейчас, в дальнейшем ей будет намного легче. - Я не настаиваю, - уголки губ хирурга чуть поднялись. Такуми подвинул стул к постели брюнетки, садясь рядом с ней и кладя свою руку на ее. Кожа девушки была нездорового, мертвенно-бледного с голубым отсветом цвета, чуть выше запястья виднелся синяк, скорее всего, нанесенный грубой мужской рукой. Мисаки необходим был покой и курс определенной реабилитации, в первую очередь, в моральном плане. Миса, словно утопающий, вцепилась в его запястье слабой рукой. На ее лице была видна боль и внутреннее, болезненное отчаяние. В глазах, чей янтарный цвет привлек врача еще в их первую встречу, плескался страх. И сейчас эти глаза просили Усуи выслушать. - В детстве я никогда не испытывала нужды в чем-то, я всегда была сыта и одета, - неуверенно начала Мисаки, боясь взболтнуть что-то лишнее. - Но потом отец решил легко заработать деньги - казино, игровые автоматы. Как Вы понимаете, у среднестатистической семьи был небольшой запас денег, следовательно, когда я училась в старшей школе, деньги у нас закончились. Девушка вздохнула. Было тяжело вспоминать эту историю снова, тем более, когда эта история ее чуть не погубила. Перед глазами на фоне мрака, который царил в палате, вырисовались лица матери и отца, заставив брюнетку поморщиться. - Мы быстро повязли в долгах, на еду денег еле хватало, но все же были. Когда я поступила в университет, отца осенило - а ведь можно старшую дочку удачно выдать замуж! Конечно же, мое мнение никто не хотел и знать. Папа в открытую мне сказал, что я лишена каких-либо прав на выбор жениха, в отличие от младшей сестры. Не прошло и месяца, как в порогу нашего ветхого домика стал подкатывать БМВ. Аюзава почесала лоб и убрала мешающую прядь за ухо. Повисшую тишину нарушал лишь звук дыхания: ее и его. Повернув голову, брюнетка разглядела силуэт врача, чьи изумрудные глаза сверкали в лунном свете. - Моим избранником стал Игараси Тора - отпрыск какой-то знаменитой семейки. Мне было все равно, поэтому я даже не углублялась в его биографию. Он отличался от всех - он очень редко дарил подарки, относился ко мне, как к игрушке. Думал, что если я нищенка, то мною можно манипулировать. - Простите, - прошептал хирург, наблюдая за тем, как меняется настроение пациентки - от прежней уверенности практически ничего не осталось, а эмоции брали верх. - Всё нормально, я могу продолжать, - протянула брюнетка, вытирая с щеки одинокую слезинку. - Я училась на юриста, учеба мне всегда давалась легко. И вот сейчас, когда я перешла на последний год обучения, папе стукнуло в голову, что пора. Мол, зачем образование, если я буду всю жизнь купаться в деньгах? Но я была не согласна с данной позицией. Повисла пауза, но ненадолго. Мисаки прикрыла глаза, наслаждаясь теплым ночным майским ветерком. А Усуи терпеливо ждал, когда девушка продолжит. - У Торы было условие: перед свадьбой он должен был меня проверить, что я соответствовую его образу жизни, - брюнетка перевела взгляд на собеседника и заметила, что за время разговора он изменился. В его глазах, где в начале разговора читались лишь строгость и уверенность, теперь плескались неуверенность и жалость. - В тот вечер он забрал меня после учебы и повез к себе. Он стал ко мне открыто приставать и официально заявил, что вся его проверка - секс. Что его избранница после тяжелого рабочего дня должна его полностью удовлетворять. А я что, дура? Голова на плечах имеется, поэтому прямо ему сказала, чтобы он остановился. Без лишних слов он посадил меня в машину и отправил домой. - А дальше, - подхватил фразу Такуми, но Мисаки его перебила: "А дальше для меня все как в тумане: я вышла из машины, зашла в дом, на пороге меня ждал рассерженный отец, видимо, это похотливая скотина ему сообщила все претензии на мой счет. Потом помню, как на меня орал папа, а когда я повернулась, чтобы возразить, услышала выстрел. Схватившись за живот и увидев кровь, я упала. А очнулась тут. Последнее, что я помню: дымящееся дуло ружья и глаза отца, полные ненависти и злости, а его крик: "Ты опозорила нашу семью!" я вряд ли забуду." Девушка закрыла глаза, силясь сдержать слёзы, но ничего не вышло. Эмоции одержали верх, и тихие рыдания сотрясли тело Мисаки. Она плакала почти беззвучно, Усуи молчал, мерно поглаживая ладонь Мисаки. Это больно - когда тебя предают родные. Это больно - когда в спину вонзает нож самый близкий человек. Он сам испытал подобное - когда вся семья (или те люди, которых он считал семьей) отвернулась от него. И дальше пришлось идти самому и бороться за лучшую долю в жизни в одиночку. Такуми знал эту боль, а потому разделял чувства Мисаки. - Спасибо, - тихий шепот заставил углубившегося в себя блондина вздрогнуть. Близилось время процедур, да и ему надо было сделать парочку дел. К тому же Миса была голодной: со времени операции она ничего не ела. Ему предстояло решить и этот вопрос. - Это моя работа, - ободряюще кивнул мужчина, покидая палату Аюдзавы. Девушка облегченно откинулась на подушки. После их беседы, точнее, ее монолога-исповеди, у Мисаки на душе заметно полегчало.***
Юкимура в приподнятом настроении шел по кабинету, неся в руках, словно сокровище, папку с анализами Аюдзавы. Радоваться было чему - девушка стала его первой серьёзной пациенткой. Ему впервые доверили такую ответственную работу - быть лечащим врачом, да еще и не под присмотром старших, а самостоятельно. Сёитиро прямо светился от счастья. Но на самом входе в палату пациентки его круто обломали. Усуи, с тарелкой бульона, по запаху - рыбного, в руках, поглядел строгим взглядом на Юкимуру, задержался глазами на папке и потребовал отдать её ему. - Но, Усуи-семпай... я же..., - растерянно лепетал парень, у которого уже мурашки по коже бегали. Неужели он сделал что-то не так и теперь его лишат должности лечащего врача? И будет он веки вечные в интернах маяться! - Сёитиро, - тяжело выдохнул блондин, и тот приготовился к худшему. - Ты ж... интерн. Вся жизнь впереди! Иди, девушку себе найди, в клубе с друзьями потусуйся. Молодость проходит чёрт знает где! Юкимура хлопал глазами, будучи не в силах понять хирурга. То он требует выкладываться по полной, то заявляет, чтобы он расслабился и отдохнул. Совсем странный стал в последнее время. "Кому-кому, а уж скорее всего вам и надо отдохнуть, Усуи-семпай" - подумал интерн, с грустью протягивая папку с документами Такуми. Тот довольно улыбнулся и прошел в палату Аюдзавы. - Кто заказывал доставку еды? – веселая реплика утонула в безмолвии. Попытка поднять брюнетке настроение провалилась - та лишь горько усмехнулась, радость врача не разделяя. - Суп? – поморщилась Миса, приподнимаясь и усаживаясь поудобней на больничной койке. Усуи попытался поправить ей подушку, чтобы было удобней сидеть, но девушка отреагировала на заботу холодно, как будто и не обратила внимания. - Он полезный, - проворковал блондин, присаживаясь рядом с кроватью. Ложечка с аппетитно пахнущим супом приблизилась к сухим губам Аюдзавы. – И очень вкусный. Давай, ложечку за ма… медсестру, за интерна Сёитиро… - Я еще не инвалид! – взвинтилась возмущенная Мисаки, гневно отнимая у мужчины тарелку и ложку. Как ей не удалось расплескать содержимое плошки, известно было, наверно, одним лишь небесам, к которым и вознес свои глаза Такуми. Упрямая, всё время показывающая свою силу – эта девушка поражала его с каждым разом всё больше и больше. Даже после их разговора «тет-а-тет» Мисаки не стремилась проникаться к блондину симпатией или просто дружескими отношениями. Она как будто… боялась. И потому всё время держала оборону. Не сломать, но разобрать эту стену, которой брюнетка отгородила себя, показалось Такуми занятной идеей. Пусть это ни к чему не приведет, зато на одного счастливого человека в мире станет больше. Ему, как доктору, большего и не надо. - Вкусно, - донеслось до ушей Усуи глухое бормотание. Тот еле удержался от смеха, глядя, как медленно ест Мисаки, забавно фырча и оставляя поверх губ «усы». – Мое мнение о супе изменилось в лучшую сторону. - Рад, что тебе понравилось, - принимая из рук Аюдзавы тарелку, сказал блондин. Вынув из кармана халата салфетку, он аккуратно вытер следы от супа с губ и подбородка девушки, чем изрядно ее смутил. Улыбнувшись подобной реакции – а надо признаться, краснела Мисаки очень мило, – Такуми направился к выходу. – А теперь отдыхай и набирайся сил. - С каких это пор мы перешли на "ты"? - задыхаясь от возмущения, спросила Миса. А в гневе Аюдзава оказалась еще прекрасней, чем в смущении. Блондин немедленно это отметил и взял на заметку. Выводить из себя девушку нарочно он не хотел, но ради любования ее рассерженным личиком пару раз можно было рискнуть. - С этого момента, Миса-тян, - ответил Такуми, вызвав у девушки новый приступ гнева. Подушка, брошенная слабой рукой, недолетела до цели. Врач поднял ее и бросил на стул - медсестра потом поменяет. - Можешь звать меня "Усуи-кун" или просто "Такуми" - Перебьешься, - крикнула в ответ Мисаки, тут же осекаясь и закрывая рот ладонью. От фамильярности она избавилась еще быстрее, чем Усуи.***
- Скажи мне, Усуи, а ты всем своим больным еду готовишь? – Сацуки знала, как застать врасплох Такуми, как раз в тот момент, когда он был абсолютно расслаблен и не готов отразить ее атаку. - Сацуки-сан, с чего вы решили, что я что-то готовил для Аюдзавы? – по-чеширски улыбаясь, слащаво протянул блондин. Да, некоторые мужские приемы плюс природная красота и харизма могли если не полностью убедить женщину, так хотя бы усыпить её бдительность. Но, как говорится, не на ту напал. Хёдо, проработавшая в больнице всю свою жизнь, уже сама могла практиковать основы психологии и потому на речи Усуи не повелась. Лишь осуждающе, но с веселыми огоньками в глазах, покачала головой: «Думаешь, я столовскую бурду не могу отличить? То, чем ты накормил девочку, и рядом с нашей столовкой не стояло. Не иначе как ты готовил». - Скажете тоже, Сацуки, - как-то смущенно-растерянно пробормотал Такуми, впихивая неизвестно зачем бумаги с анализами медсестре в руки. Быстрым шагом он удалился в свой кабинет, пока женщина вновь не приступила к расспросам. Воистину это был странный день. Странный день, означавший конец привычной рутинной жизни и дающий начало чему-то новому. Светлому. Удивительному. Усуи в этом не сомневался.