Несуществующая реальность

Я - правда, которой лучше быть вымыслом

Мой день начинается с того, что я всегда резко открываю глаза, вырываясь из удушающего сна, а затем с десяток минут лежу на скрипучей кровати, слушая приглушенные крики этажом выше. Я уже так привык к этой обстановке, что даже не замечаю ничего, когда иду в ванную, умываюсь, равнодушно смотря на себя в грязном зеркале, вместо полноценного завтрака пью кофе с дерьмовым вкусом. Ругательства молодой семейной пары, живущей на восьмом этаже, сопровождают меня и тогда, когда я одеваюсь в свою помятую одежду, чтобы пойти на работу, которую всей душой ненавижу. Полчаса езды на метро, и я уже стою на своем месте, готовый целый день приветливо улыбаться клиентам. Бесконечный поток людей заставляет отрешиться от реальности. Я сижу на неудобном стуле, расположив ноги на небольшом столе, куда разместились разные мелочи вроде недопитых содовых, пустых зажигалок и кучи шариков. Работать в парке та еще скукотища. Только в обеденном перерыве предоставляется возможность смело и с каким-то скрытым злорадством повесить на своем окошке табличку "Закрыто", чтобы потом пойти и перекусить. По соседству со мной продает хот-доги парень из Техаса. Курчавые волосы, озорная улыбка, умение располагать к себе каждого, кто заговорит с ним, - прохожие сами останавливаются и подходят к нему, чтобы лишь на миг ощутить силу его неиссякаемого позитива. Лео Вальдес. Так его зовут. Он шутит так, что никто ничего толком не понимает, но обязательно смеется, заражаясь одним его смехом. Позади него, в тени на шезлонге, неизменно лежит его девушка - Хиона. Она вроде бы ничего не делает. Каждый день приходит вместе со своим парнем и лежит. Может, летом таким девушкам нечего больше делать? Она нарочито холодна, словно ей чужды все чувства, и вся она построена из напускного пофигизма. Я всегда беру у Лео бесплатный хот-дог. Мы с ним давно работаем рядом, немного общаемся, и ничего больше. После перекуса остается полчаса моего драгоценного времени, который я трачу, смотря на скейтбордистов, вытворяющих всякие трюки в отдельной площадке. Среди них есть друг Вальдеса - Джейсон. Он ничем не выделяется от других, но за ним всегда наблюдает его девушка по имени Пайпер. Всегда счастливая, преданная и верная - она походила бы на его фанатку, если бы он постоянно не бросал на нее многозначительные взгляды и не распалялся с выполнением трюков еще усерднее. Итого на месте своей работы я знаю четырех человек, с которыми никогда не заведу приятельских или дружеских отношений. После окончания рабочего дня эти самые люди идут в клуб или к своим друзьям и из вежливости зовут меня с собой, а я из вежливости отказываюсь, потому что не хочу навязываться и потом чувствовать себя в их компании чужим, никчемным и лишним. К девяти часам вечера я закрываю свою конуру на ключ. Эта "конура" иначе называется тиром. Да, я каждый божий день сижу и равнодушно смотрю на то, как кто-то старается произвести на девушку впечатление на первом свидании, как шумные компании подростков шутливо соревнуются в стрельбе, как семейные пары приходят с ребенком и надеются попытать удачу. Это настолько осточертело, что я в последнее время стал искать способ, чтобы абстрагироваться от этого, лишь бы не видеть их перекошенные от счастья лица. Нашелся только один способ: попытаться представить, что в один прекрасный день вся эта конура полетит в воздух ко всем чертям, а в этот самый день я как-то удачно приболею и не появлюсь на работе. Все эти мысли тщательно и глубоко закапываются в задворках моей черепушки, сбрасываясь на счет излишнего перенапряжения. После работы я бреду в свою маленькую квартирку на окраине города, чтобы опять услышать крики с верхнего этажа и попытаться уснуть. Но в этот день я не смог сомкнуть глаза. Время от времени на меня накатывает такое состояние. Я вспоминаю о своем прошлом. Если быть точнее - о детстве. Ненавижу про это вспоминать. Ничем хорошим это не кончается. Яркие кадры вырываются в мой кипящий мозг холодными, пронзающими насквозь, струями. Все тело сковывает, и дышать становится труднее. Я еле встаю и шаркающими шагами направляюсь в ванную, где пью свои таблетки, которые прописал мой врач. Они перестали помогать, но я все равно пью, надеясь на то, что на этот раз пронесет. Но как и ожидалось не "проносит" - я сижу, прислонившись к холодной стене, и судорожно пытаюсь схватиться за реальность. Проходит целая вечность, за которую я начинаю заново переживать один и тот же эпизод. Отчаянное сопротивление дает мне возможность на секунду вырваться, и я, кое-как поднявшись на ноги, выхожу из ванной и вытаскиваю из-под своей кровати черную сумку. Облегчение приходит не сразу, но это единственный способ, который мне помогает. Я сижу с открытыми глазами и все равно ничего не вижу. Кровь шумит в ушах, в руке раскладной нож, а вокруг меня истерзанные плюшевые игрушки. Я не понимаю, почему мне после этого становится легче. Вот уже два месяца я потрошу плюшевых медведей, которых приношу с работы, где их до того много, что никто и не заметит пропажи какой-то там десятки дешевых мишек. Это по меньшей мере странный способ, но главное - действует, а мне другого и не надо. *** Когда мне было семь лет, мой дедушка умер. Он болел болезнью Альцгеймера, поэтому в момент своей смерти даже не знал, кто держит его за руку. А этим человеком оказался именно я - тем, кто смотрел, как из его глаз постепенно уходит жизнь, слышал, как пищит аппарат от того, что его сердце остановилось. В девять лет я стал свидетелем убийства своей матери. От руки моего отца. Я случайно наткнулся на них, когда вышел из своей комнаты ночью, чтобы попить воды. Они меня не заметили. Что странно, я не помню ни криков, ни ругательств - только один оглушительный выстрел из ружья, который снес маме половину лица, и холодный взгляд убийцы. Оказалось, что я не знал всех секретов своей семьи. У моего отца была шизофрения. Как можно было жить с таким человеком? Для меня это до сих остается не отвеченным вопросом. Может, этот вопрос не дает мне покоя и заставляет проваливаться в ужасные кошмары, переживая все заново?