"Ненавижу" от слова "Люблю"

Гул, стоящий в аудитории выбешивает. Хенкон хрустит пальцами и невидящим взглядом обводит помещение. Его раздражает все, начиная от рубашки соседа справа до похотливых взглядов омег, раздевающих его с каждым взмахом длинных ресниц. Он торопливо, даже слишком отвечает на сообщение, прикрывая телефон, и это привлекает к нему еще больше внимания. Мечта многих, он игнорировал признания омег, их подарки и умоляющие о хотя бы одной улыбке глаза, не посвящая в свою жизнь никого. Головная боль в очередной раз на этой неделе сковала его, и парень поспешил покинуть душную, шумную аудиторию. В просторном коридоре было тише. Здесь почти не было студентов – сегодня они были чуть ли не единственными, у кого была такая ранняя пара, и Хенкон отметил отсутствие очереди у кофейного автомата. Монеты падали с отвратным звоном, и альфа подумал, что неплохо бы еще найти таблетку, чтобы высидеть этот день, разражаясь от казавшегося ему грохотом шума аппарата. Через несколько секунд машина противно пискнула, оповещая о готовности напитка, и Хенкон постарался не обжечься и не дай Бог не пролить горячий кофе на джинсы. Он сделал пару небольших глотков, чтобы жидкость не переливалась через край, и направился обратно в аудиторию. В сумке точно были таблетки от головной боли, и сейчас это было очень кстати. Но стоило ему сесть на свое место, как слева от него на стол грохнулась сумка, а рядом оказался парень. Хенкон вздохнул, но поиск таблеток продолжил. - Неважно выглядишь, - омега коснулся холодными пальцами чужой шеи. – Плохо спал? - Просто голова болит, - Ким сжал губы в тонкую полоску, пытаясь не послать неожиданного соседа. – А мне говорили, что тебя не будет сегодня. - Планы изменились. Не хочешь после занятий сходить перекусить? Хенкон напрягся. У него уже был распланирован этот день, и предложение омеги было совсем некстати. Но и обижать не хотелось. Он, конечно, может найти еще целую армию поклонников, готовых ради него на все, но только Хун не засовывал нос слишком глубоко в то, что его не касалось. Стол в очередной раз задрожал, и рядом с омегой сел еще один парень. - Хенкон, ты бледный. Может, таблетку? – Кендже потянулся к сумке, но был остановлен непривычно тихим голосом. - Уже. Не стоит беспокоиться. Хунмин определенно хотел сказать еще что-то, но вошедший в аудиторию лектор, такой же недовольный ранним занятием, как и студенты, помешал. Пришлось сосредоточиться на лекции, которую обязательно проверят в конце семестра, и не отвлекаться на милые записки, которыми он снабжал Хенкона каждый божий день. Ряд за их спиной загудел, когда в минутный перерыв рука омеги скользнула на колено соседа и легко сжала его. Ким ничего не сказал. Заметивший это Кендже тяжело вздохнул и отвел взгляд в сторону. Он знал все перешептывания о том, что Хун ведет себя неподобающе омеге, слишком развязный, слишком откровенно вешается на Хенкона. Знал, но не говорил. В любом случае это было бы бесполезно. Омега был ослеплен своей любовью, которая не находила никакого отзыва у альфы. Но Хунмин будто этого и не замечал. Продолжал мило улыбаться, лезть с объятиями и поцелуями, словно между ними что-то было. И Хунмин не слышал этих смешков, что раздавались за его спиной. Не слышал так же, как не слышал Эллисон увещеваний своих друзей забыть про эту потерянную омегу. Никто из них не верил, что когда-нибудь у них что-то может получиться, но Кендже игнорировал все слова. Он дошел до того, что пару раз ввязался в драку, когда услышал это позорное слово «шлюха» в адрес Хуна. Он надеялся, что рано или поздно омеге надоест это безумное поклонение Хенкону, что он заметит своего неприметного друга. И эта надежда не таяла даже с каждым ударом, который Хунмин, сам того не ведая, наносил по сердцу старшего вниманием к другому. Омега с трудом дожидается окончания лекции. Ему очень хочется поговорить с хмурым сегодня альфой, напроситься на объятия и поцелуй. Хун не верит, когда говорят, что Ким его не любит, просто играет. Он убежден, что тот просто не показывает своих чувств на людях потому, что когда они наедине, то Хенкон ведет себя совершенно по-другому. Он не может усидеть на месте спокойно, постоянно вертится, хоть и должен писать лекцию, отвлекает прикосновением ладони к бедру то одного, то другого парня, получает от них предупреждающие взгляды, но все равно не останавливается. В какой-то момент ему становится настолько скучно, что его пальцы проводят вдоль шва брюк Хенкона на внутренней стороне бедра. Тот с силой сдавливает его запястье, вынуждая тихо пискнуть и еще раз предупреждающе смотрит. В следующий раз омега получит по полной программе. Наконец, лекция, тянувшаяся чересчур долго, заканчивается, и Хунмин может позволить себе все. Он жмется к альфе, ищет ласки и заглядывает в глаза. Ким треплет его по волосам, превращая идеальную укладку в гнездо, а потом снова возвращается к телефону. - Хенкон, ну, давай сходим с тобой куда-нибудь сегодня? – парень тяжело вздыхает, но продолжает набирать сообщение. – Я в центре видел недавно открывшийся ресторанчик тайской кухни, тебе понравится, я знаю. Ну, пожалуйста! Мы уже почти две недели никуда не выбираемся вместе! Хенкон, не игнорируй меня! Не знаю, с кем ты там переписываешься, но он точно не может быть тебе важнее меня! Альфа прикрывает глаза, чтобы в следующую же секунду зло посмотреть на парня и скрыть телефон от его взгляда. Его личная жизнь все еще остается личной, и, несмотря на их близость, он не собирается показывать ему сообщения. Хун обижено сопит, и Киму приходится сменить гнев на милость, обнимая омегу и притягивая к себе. - Прости, я не смогу сегодня, пообещал с другом детства встретиться, очень давно не виделись, - Хенкон почти ласково целует его в висок под свист и гул присутствующих в аудитории и убирает телефон в карман. – Ты же не обижаешься? Поужинаем завтра у меня? Можешь остаться на завтрак… Последние слова он шепчет Хуну на ухо, но Эллисон все равно слышит это и еле заметно вздрагивает. Он не глупый, понимает, что все это значит, но вида не показывает, продолжая возиться в сумке в поисках запасной авторучки. Потом они перекидываются ничего не значащими фразами, но в каждой из них Кендже улавливает потайной смысл, будто в их отношениях появляется второе дно, но старается ничего не говорить. Его слушать никто не будет, а терять возможность находиться рядом с Хунмином было глупо. Хенкон ожидаемо не собирается подвозить омегу домой. Он нервно топчется на месте, когда Хун вертится около него на стоянке, и пропускает половину его фраз мимо ушей. Ким явно торопится, в его глазах беспокойство, но он не знает, как избавиться от парня, чтобы не обидеть его. Эллисон стоит в нескольких метрах от них и прекрасно слышит все, что говорит омега. И каждое слово как очередной удар в спину, каждое признание в чувствах, каждый преданный взгляд. Кендже раздраженно хрустит пальцами и готовится к худшему. И оно случается. Хунмин сам вешается на альфу, сцепляет руки на шее и целует, доводя Илая до дрожи от злости и сжимающихся кулаков. Хенкон отталкивает омегу через несколько секунд, немного грубо и с легким пренебрежением, но Хун будто этого и не замечает. Целует в щеку и только тогда позволяет Киму уехать. И Эллисон не сдерживается, впервые. - Тебе не кажется, что ты границы переходишь? – Хунмин непонимающе смотрит на него, облизывая губы. – Выглядишь со стороны не лучшим образом. - И что? Ты просто не в отношениях, тебе не понять этого… - Да как будто ты в отношениях! – Илай взрывается, собираясь высказать недалекому парню все, как оно есть на самом деле. – Ты ему не нужен! Что же ты такой глупый, а? Ему нравится спать с тобой, щелкать пальцами и смотреть, как ты скачешь вокруг него, готовый выполнить любое его желание. Ты не хочешь понимать, принимаешь выдумку за реальность. Может, тебе уже пора снять розовые очки и принять все? Он не любит тебя, ты игрушка. - Заткнись! – Хун закрывает ладонями уши и истерично трясет головой из стороны в сторону. – Это ты ничего не понимаешь! Ты завидуешь, что у тебя нет этого! Это ты глупый, а не я! И я не вешаюсь на него! Это проявление чувств, это нормально! - Ведешь себя как шлюха, - слова срываются с языка раньше, чем Кендже осознает их смысл. Руки Хунмина повисают плетьми вдоль тела, а взгляд потерянный и расфокусированный. Он поверить не может в то, как его назвал сейчас друг. Смешал с грязью, унизил… Омега кидается на него с кулаками, бьет по груди, плечам, требует, чтобы Илай забрал свои слова назад. Но сказанного назад не воротишь. Даже если Эллисон извинится, то это не сотрет фразу из памяти, не избавит от той боли, которую она причинила. Хун замирает статуей, почти не дыша, и смотрит в одну точку. - Ты придурок… Ты гребанный придурок, которого нужно линчевать… За что ты так со мной? Я бы все стерпел, но не такое оскорбление. Думаю, на какое-то время нам с тобой лучше не общаться. Прощай, Кендже. Хун уходит, пытаясь дрожащими руками размотать наушники и глотая слезы. Его единственное желание сейчас – избавиться от воспоминаний об этом дне, об этих минутах. Ему чертовски хочется позвонить Хенкону и рассказать обо всем, получить хоть немного поддержки, но механический голос упрямо твердит «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Омега забивается в автобусе в самый конец, на одиночное место и гоняет по кругу самые грустные песни, которые только есть в его плейлисте. А дома он забивается в угол. Сжимается на кровати до размера песчинки, утыкаясь лицом в подушку и глуша боль битами музыки, от которых сердце меняет ритм с каждой песней. Он комкает в ладонях плед и раз за разом прокручивает каждое слово Эллисона, что режет его на куски. Это самое большое унижение в его жизни, больше грязи на него никогда не лили. И сейчас омега продолжает тихо рыдать в подушку, чтобы родители не услышали, и кроет бывшего друга самыми грязными словами за такую выходку. Хунмин решает пропустить один день в университете, пытаясь привести себя в порядок после истерики, затянувшейся почти до рассвета. Он чувствует себя пустым, эмоционально выпотрошенным, и его реакция на сообщение от Хенкона почти нулевая. Звонки Илая он просто игнорирует, пытаясь забыть этого человека как страшный сон, и ему приходится отключить телефон, чтобы не швырнуть его в стену при очередном входящем. Омега совершенно разбитый, пытается забыться в уборке квартиры, музыке, книгах, но бесполезно. Словно зависший плеер, в его голове крутятся слова Кендже, и на глазах снова выступают слезы, хотя сил плакать больше нет. Поздним вечером Хунмин с трудом одевается, пальцы не слушаются его, вызывает такси и едет к Хенкону, чтобы стереть из памяти все, что там есть, а оставить только чужой запах, чужие прикосновения и поцелуи. Он не звонит, просто стучит в дверь, настойчиво и нервно, пока виски стискивает ужасная боль от недосыпа. Ким открывает ему улыбающийся и довольный, и Хун отпускает проблемы. Альфа открывает бутылку вина, и парень перестает думать в принципе. С каждым глотком ему все легче, но он решается рассказать о произошедшем. - Эллисон назвал меня шлюхой, - его голос тихий, дрожащий, и Хенкон смотрит на парня удивленно. – Говорит, я вешаюсь на тебя, а тебе все равно… - Не верь, - Ким притягивает омегу к себе, целуя в висок. – Он просто завидует, что ты достался мне, а не ему. Хочешь, помогу расслабиться? Хунмин кивает, позволяя вести себя в комнату, укладывать на постель и жарко целовать. Он поддается, когда его раздевают, когда кусают изгиб шеи и грубо разводят ноги. Он отпускает себя, когда чувствует пальцы у истекающего смазкой отверстия. В его вселенной все меняется местами, когда Хенкон входит в него. Каждая клеточка тела отзывается на прикосновения, на ласки, а мыслей больше нет. Омега выгибается, обхватывает парня ногами сильнее, ища больше контакта с горячей кожей и водя ладонями по накачанному телу. Он восхищен любовником, растворяется в нем и кричит в голос, когда его члена касаются влажные пальцы. Альфа выходит из него за несколько секунд до оргазма и кончает на живот, закрывая глаза и закусывая губу. Хун боится смотреть, боится потерять это ощущение легкости и свободы, и Хенкон целует его мягко, почти нежно, почти любяще. Омега уезжает домой поздно ночью, когда людей на улицах уже нет, и только фонари и неоновые вывески горят ярче солнца. Эллисон не появляется в университете неделю, и Хунмин ему за это благодарен. Он уже почти не вспоминает о том дне, о тех ужасных минутах, по-прежнему находится очень близко к Хенкону и не верит в чужие россказни о его неверности. Не верит до тех пор, пока через неделю не ждет его во дворе университета, чтобы съездить в кино. Напротив него на скамейке сидит омега. Холеная, гордая, определенно из богатой семьи, от нее сквозило холодом и неприступностью. Рядом с парнем появились омеги с потока Хунмина, и он против воли услышал их разговор. - Ух ты! Он все-таки сделал тебе предложение?! – омега кивнула, демонстрируя кольцо на пальце. – Давно пора уже, вы уже пару лет вместе. Или вы по определенным причинам женитесь? Парень снова кивнул, и его друзья загоготали, признавая, что это единственный способ сейчас затащить альфу под венец. Хун тяжело вздохнул и подумал о Хенконе, с которым он тоже рассчитывал пожениться где-то через год. А потом его глаза распахнулись от удивления. Его Хенкон подошел к этой омеге, обнял и поцеловал, не стесняясь других. Не видя Хунмина. Сердце неровно застучало, а глаза защипало от выступивших слез. Его альфа предал его, буквально превратил все его чувства в пепел. Ким посмотрел на него, но ничего не сказал, беря своего парня за руку и уводя из университетского двора, подальше от разочарованной омеги. Хун попытался встать, но колени подогнулись, и он тяжело опустился на скамейку, не справляясь с головокружением. Ему было противно от самого себя, от того, что Эллисон оказался прав, от того, как поступил Хенкон. Он надеялся, верил, словно мальчишка, а его доверие растоптали, не задумываясь о его чувствах. Телефон оповестил о входящем сообщении, и омега дрожащими руками попытался разблокировать экран. Вышло не с первого раза, а после того, как он увидел этот текст, пальцы задрожали настолько сильно, что телефон чуть не упал на землю. Думаю, нам стоит прекратить наши встречи. Ты и сам все видел. Я не брошу Джехена ни при каких обстоятельствах – мы с ним давно, он носит моего ребенка. Поэтому извини и, наверное, прощай. Не жду от тебя прощения или еще чего-нибудь – тебе это не нужно. Удачи, Хунмин. Хун готов был завыть, но вместо этого закусил губу, пытаясь сообразить, что ему теперь делать. Кому он нужен был, использованный и грязный, с репутацией шлюхи, которая определенно теперь станет сиять только ярче. Первым желанием было уйти из университета, чтобы никто его не видел, а потом и вовсе забыл, но родители не поняли бы его и устроили бы дома войну. Пальцы против воли набрали номер Эллисона, а когда на звонок ответили, то отступать стало некуда. - Кендже… я… - голос сорвался, и потребовалось время, чтобы сказать хоть что-то. – Можно приехать?.. Повисла напряженная тишина, и от этого под ребрами у омеги закололо, будто подготавливая к худшему. - Что-то случилось? – Илай пытался казаться безразличным, но в голосе сквозило легко различимое беспокойство. – Может, тебя забрать? - Нет, не надо. Я просто приеду, хорошо? Не хочу оставаться один, а дома находиться невозможно. - Конечно, приезжай, - Эллисон тяжело вздохнул, будто что-то решая для себя. – Я оставлю дверь открытой. Хун нервно покрутил телефон в руках. Он сам не верил в то, что делал. Он сам оттолкнул Кендже, дал понять, что тот ему не нужен, ему вполне хватит одного Хенкона, а сейчас он собирался плакаться у него на плече. Это было лицемерно, но падать ниже все равно было некуда. Омега решил потратиться на такси – ехать в таком состоянии в автобусе было глупо. Но на пороге квартиры он замялся, было ужасно неудобно зайти внутрь после всего того, что случилось. Он рискнул, прислушиваясь к каждому звуку, боясь увидеть лишнее, но в квартире стояла тишина. Илай нашелся в гостиной, вокруг дивана валялись пустые бутылки от пива, а воздух был спертым из-за ужасной смеси запахов. Хотя это волновало каждого из них в последнюю очередь. Хунмин осторожно сел на край дивана, не решаясь взглянуть на альфу, и поспешил задать вопрос, который мучил его всю дорогу. - Ты знал, да? Про омегу Хенкона, - Эллисон промолчал, а Хун тяжело вздохнул. – Значит знал. И не говорил. Почему? Почему ты промолчал на этот счет? - А был ли смысл говорить? – Кендже повернулся в сторону омеги и грустно посмотрел на него. – Ты бы все равно не поверил, обвинял бы меня во вранье. Он рассказал тебе? - Увидел их сегодня, около университета. Он пожелал мне удачи, но ничего не объяснил. Как давно ты в курсе? – Хунмин попытался подавить непрошенные слезы, но безрезультатно. - Около года, у вас тогда только началось все. Вернее, у тебя. Извини… Хун не смог справиться с собой, спрятал лицо в ладонях и разрыдался, не стесняясь друга. Кендже медлил несколько минут, но альфа внутри него выл, требовал защитить слабую омегу, и он сдался. Обнял его, притягивая к себе, позволяя цепляться пальцами за плечи и всхлипывать на ухо. Для Эллисона это был шанс попробовать начать все заново, снова сделать первые шаги. В прошлый раз Хенкон нагло ворвался в его планы и сбил с ног, забирая омегу себе, но сейчас он не собирался терять возможность, особенно, когда Хуну нужна была поддержка. Он казался совсем маленьким в его объятиях, хотя они были одного роста, и совершенно беззащитным, и Илай легко коснулся виска губами. Хунмин замер, но ничего не сказал. Они просидели рядом до самой темноты. Омега иногда начинал всхлипывать, но, стоило чужим рукам коснуться его плеч, как истерика отступала, оставляя только опустошенность. Он уехал около полуночи, так и не сказав больше ни слова, только грустно улыбнулся, словно глядя сквозь Кендже. В квартире снова повисла звенящая тишина. Эллисон вернулся в университет, старался нагнать пропущенный материал, и нашел в этом свою выгоду. Чтобы не дать Хунмину погрязнуть в депрессии, он попросил его позаниматься с ним. Они проводили вместе почти все свободное время, и альфа пытался сделать все, чтобы добиться расположения парня, но это было словно бесполезно. Хун признавал его как близкого друга, но не как мужчину. И это было обидно. Но Кендже, которого жизнь научила ждать, терпеливо подбирал ключи, которые помогли бы открыть дверь в неприступный мир омеги. И он этого добился. Через три месяца, ближе к Рождеству, когда снег белыми хлопьями падал с неба и засыпал дороги и деревья, Хунмин принял его ухаживания. И когда он согласился сходить на свидание, то Илай чуть не упал в обморок от счастья. Он знал о друге столько, что выбрать подходящее место для него не составило труда. Вместо того чтобы тащить омегу в кино или кафе, как делал это Хенкон, Эллисон пригласил прогуляться по оживленному вечером рынку. Хун удивленно приподнял бровь, но согласился. Мысли о прошлом медленно покидали его, и теперь можно было попробовать, можно было рискнуть еще раз, хоть он и не испытывал к альфе того же, что когда-то было к Киму. В тот день Хунмин вернулся домой за полночь. Он никогда не думал, что такое место может подходить для свиданий, Хенкон избаловал его за год, но это оказалось слишком весело, чтобы он хоть раз вспомнил о старых ранах. Илай много шутил, выглядел глупо, но очаровательно, и это подкупало. Но не настолько, чтобы на пороге дома омега разрешил себя поцеловать. Эллисон ничего не сказал, только пожелал спокойной ночи и поспешил на автобусную остановку, чтобы успеть на автобус. Хунмин не позволял себя поцеловать ужасно долго. Он отворачивался, иногда грубо отталкивал, но не позволял больше поцелуев в щеку, к которым приходилось привыкать. Он не помнил, чтобы Хенкон был таким послушным и терпеливым, и это подкупало. Подкупало настолько, что когда в январе у него началась течка, он позвонил Кендже, умоляя приехать. Родители благополучно уехали отдыхать на источники, и омега изнывал на постели, комкая плед и пытаясь заглушить стоны. Эллисон нашел ключ под ковриком и торопливо раздевался в коридоре, жадно вдыхая аромат текущей омеги, которым пропитался воздух в квартире. Он бросал вещи на пол, сходя с ума от того, как застонал при его появлении парень, и прижал дрожащее тело к постели. Хун был послушным и податливым, мягким как пластилин и горячим как солнце. Альфе не составило труда затянуть его в поцелуй, которого он так ждал, и сразу протолкнуть язык в рот, проводя кончиком по деснам. Омега застонал в поцелуй и вцепился пальцами в плечи парня, показывая, насколько ему это нравится. Ноги обвили чужие бедра, притягивая к себе, и теперь шумный вздох сорвался с губ Эллисона. Он чувствовал возбуждение Хунмина, его желание и готовность, но все равно медленно целовал влажную от пота шею, оставлял собственнические метки и прикусывал кожу. Омега сходила с ума под ним, желала его больше всего на свете, и это поднимало самооценку Кендже до небес. Только он теперь имел на него право, только он мог видеть его в таком развратном виде, и его ладонь скользнула по бедру, размазывая стекающую смазку. Колечко мышц судорожно сжималось, а Хун, чувствующий сильного альфу, развел ноги в стороны, раскрываясь. Два пальца легко скользнули в податливое тело, и Эллисон тихо завыл от узости парня. Он растягивал его, будто для омеги это был первый раз, и целовал напряженные, дрожащие бедра. И когда Хунмин больше не смог терпеть, когда громким стоном просил войти в него и избавить от этой пытки, Кендже послушался. Он приставил головку к сфинктеру и толкнулся внутрь. Жар и узость любовника затуманили его сознание, и он хрипло зарычал, заставляя омегу выгнуться дугой при очередном движении. Хун кричал, срывая голос и расцарапывая сильные плечи в кровь, закусывая губу. Ему давно не было так хорошо от грубости, с которой альфа брал его, от силы, которую тот излучал. Хотелось поддаваться ему, растворятся в ласках, которых было слишком много. Хунмин не помнил, когда в последний раз он так жаждал отдаваться и когда ему возвращали столько в постели. Его плечи и шеи были покрыты поцелуями, укусами, отметинами, но это не было противно. Так было нужно сейчас, именно с Эллисоном, который словно озверевший врывался в его тело, сжимая пальцы на бедрах до синяков. Он вышел из омеги за несколько секунд до оргазма и испачкал чувствительную кожу обжигающим семенем, помогая ладонью дойти до разрядки любовнику. Но когда он упал с ним рядом и легко коснулся уголка чужих губ поцелуем, то не услышал того, что хотел. Хунмин просто сказал «спасибо». Но Илай был рад и этому, особенно сейчас, когда естество омеги приняло его. Рассудок должен был принять немного позже. Они не видели и не слышали о Хенконе с того дня, как он ушел с Джехеном. Хун постепенно забыл о нем и не вспоминал, даже когда оставался в одиночестве, погруженный в книги или музыку. Его отношения с Кендже были странными, балансировали на опасной грани, и омега все еще не подпускал его к себе настолько близко, чтобы сердце стучало только от упоминания имени. Но он был единственным альфой, к которому он хоть как-то тянулся, которому доверял, которого принимал. Но весь этот хрупкий мир, который установился в душе Хунмина, рушится в одно мгновение, когда через четыре месяца течка задерживается, а потом тест на беременность мозолит глаза двумя полосками. Он не рад этому. Ему не нужен этот ребенок от человека, с которым ему просто хорошо, а не к которому любовь. И Хун собирается избавиться от него, пока есть возможность, но не вовремя пришедший к нему Кендже замечает не выброшенный тест и впервые показывает характер. Омеге становится не по себе, когда глаза парня темнеют, а голос понижается, утверждая, что никакого аборта альфа не позволит. А еще появляются родители, которые принимают сторону чужого для них человека, и два альфы уходят обсуждать слишком скорую свадьбу, пока старший омега пытается повлиять на сына. Хунмина это бесит. Они лезут в его жизнь, что-то в ней меняют без его согласия, и этот ребенок не принесет ничего, кроме отвращения. Хун не уверен, что сможет его полюбить. Свадьба проходит скромно, совсем не так, как когда-то мечтал омега. Родственники, самые близкие друзья и все. Минимум людей, чтобы не привлекать внимания к поспешной церемонии, о подготовке к которой никто никогда не слышал раньше. В университете если кто и шепчется об этом, то стараются не попадаться – у Илая резко портится характер, а настроение редко поднимается до высокой отметки. Хунмин насилует его мозг, проверяет выдержку на прочность. Он издевается над своим организмом, будто пытаясь вытравить из себя ребенка, словно паразита. Пьет горький американо, чуть ли не пять чашек в день, когда Эллисон не видит, глотает аспирин, который тоже запрещен, а когда это не дает никакого результата, то переходит к отчаянным мерам. Начинает таскать тяжести и двигать мебель в квартире, переходит на серьезные таблетки, которые провоцируют выкидыш. Но Илай застает его, когда тот отчаянно колотит себя по животу, выкрикивая сквозь слезы проклятия в адрес всех известных ему людей, которые сломали его жизнь. Впервые альфа не церемонится с ним. Он встряхивает его, а потом отвешивает пощечину. Хунмин приходит в себя, но решимости в его глазах не убавляется. Тогда Кендже начинает кричать. - Ты придурок?! Я спрашиваю у тебя, ты придурок?! Не отводи взгляд и не смей уходить! – он хватает омегу за рукав кофты и тянет к себе. – Ты что творишь?! Ребенка носишь, а ведешь себя так, будто… Нет… Нет-нет-нет, не говори, что ты хочешь от него избавиться! Хун ничего не отвечает, но все понятно и без слов. У Эллисона начинают дрожать руки, и кулаки чешутся, чтобы врезать пару раз абсолютно невменяемому мужу. Он на секунду выходит из себя и отвешивает омеге еще одну пощечину, заставляющую рухнуть на диван и схватиться за горящую щеку. - Если я узнаю, что ты еще хоть раз попытался навредить себе и нашему ребенку, я убью тебя. Я терпел, пока ты крутился с Хенконом, когда готов был задницу ему облизывать. Но теперь ты мой муж, поэтому будь добр – следи за своим здоровьем. Иначе я приставлю к тебе надзирателя. Ты понял меня?! Последние слова он выплевывает, поправляя футболку и уходя в ванную, громко хлопая дверью. Ему нужно успокоиться, но это почти невозможно, учитывая, как ведет себя омега. Он не знал, что может быть такое отвращение к еще не родившемуся дитя, к собственному мужу, но это переходило все границы. Эллисону потребовалось слишком много времени, чтобы прийти в себя, а разговаривать с Хуном просто не хотелось. Поэтому он остается в гостиной, пока в их спальне омега буянит и бесится. Кендже нервно стучит пальцами по обивке дивана и не знает, как заставить парня вести себя нормально. Но Хунмин слишком своевольный, у него крутой характер, а терпение в этом случае совершенно не поможет, только навредит. Омега перестает себе вредить, но ребенка подсознательно не любит. Он для него на самом деле паразит, что-то лишнее, инородное в его теле. Он даже не уверен, сможет ли взять это создание на руки, когда родит. Его раздражает тошнота, появление живота, из-за которого ни одни вещи не сидят нормально, а в магазинах для беременных не продают ничего приличного. Эллисон терпит его, оплачивает счета у одного из лучших врачей и стискивает ночью зубы, когда муж гоняет его по своим прихотям. Воздух в квартире постоянно наэлектризован раздражением, а альфа мечтает только об одном – чтобы Хунмин родил уже, наконец. И когда они узнают, что у них будет маленькая омега, то должной радости никто из них не испытывает. Хун слишком ненавидит все это, а Кендже измотан постоянными психами младшего. И чем ближе срок, тем хуже настроение омеги, тем сильнее он издевается над альфой, доводя его до белого каления. После родов ничего не меняется. Хунмин и на метр не подходит к ребенку, не берет его на руки, не обращает внимания на плач. Илаю приходится самому кормить маленького Кисопа и выполнять все остальное, что должно было лечь на плечи их обоих в равной мере. Он пропускает занятия в университете, родители только разводят руками, но повлиять на омегу не могут. Хун целыми днями лежит в кровати и не делает ничего. Нервы Эллисона на пределе и, когда у него получается уложить спать ребенка, то он тянет парня в ванную, где включает воду, чтобы их не было слышно. - Ты – самый отвратительный человек в мире, - альфа сжимает кулаки. – Он твой ребенок, как ты можешь так себя вести? Ты нужен ему, а для тебя его словно не существует. - Я никогда не хотел его, - Хунмин повышает голос. – И свадьбы этой не хотел. Меня все устраивало, пока вы не начали лезть в мою жизнь и перекраивать ее по своему усмотрению. Аборт бы тогда все решил, по-прежнему было бы все хорошо, но нет. Ребенок должен быть, семья должна быть. Вы настолько уперлись в это, что даже не спрашивали у меня, нужно ли мне все это. - У тебя мозгов совсем нет, Хун, - Кендже отворачивается, чтобы глаза не выдали всю ту боль, которая его переполняет. – Ты любил только Хенкона и любишь его до сих пор, хоть и прошел уже год, хоть он и растоптал тебя. Вспомни, как ты рыдал у меня, когда он предпочел тебе другую омегу, ту, которая родит ему ребенка. А ты только и делаешь, что ноешь из-за недосыпа, из-за отсутствия тишины. Думаешь, Хенкон возился бы так с тобой, мирился бы с твоими закидонами? Конечно, нет. Он бы вышвырнул тебя на улицу, что он и сделал тогда. Поэтому попробуй пошевелить остатками своего разума, если он там вообще был. Потому что мне, видимо, не понять, почему человек, который так с тобой поступил, ломает нашу жизнь сейчас, даже не появляясь в ней. Ты никогда не был ему нужен. И не будешь. Ему не нужна была омега, которая прыгает вокруг него на задних лапках, которая заглядывает ему в рот. Ему нужен был равный, и он нашел его в Джехене. А ты остался для него дешевой шлюхой, которую можно было купить за ласковое слово. Тебе придется принять нашего ребенка, и мне плевать, что лично ты хочешь. Я терпел девять месяцев твои истерики, твои психи, твои скандалы. А сейчас я требую, чтобы ты вытащил из себя запрятанные в самую задницу материнские инстинкты и занялся ребенком. А сейчас мне нужно уйти. Хунмин остается один на один с собой и прокручивает в голове слова мужа. Напоминание о Хенконе снова заставили его сердце ныть, а в уголках глаз скопились не прошеные слезы. Он понимал, что Эллисон прав, но принять это не мог, как и не мог принять нежеланного ребенка, родившегося из-за их неумного желания в последнюю течку. Омега просидел на диване в гостиной час, заламывая пальцы и бездумно глядя на стену, где висела их свадебная фотография. Он был единственным, кто тогда не был счастлив. Из соседней комнаты раздался детский плач, и Хун пытался игнорировать его, но расшатанные альфой нервы не выдержали через пять минут. Он с опаской подошел к кроватке и испуганно посмотрел на копошащийся, орущий комок. А ребенок, словно почувствовав что-то, протянул в его сторону маленькую ручку, и тогда Хунмин заплакал, тихо и жалобно. Он не знал, что ему делать, не знал, как поступить. Любое решение казалось неправильным, но животный инстинкт заставил его взять ребенка на руки. Это было заложено в его природе, и теперь, когда Кендже был настолько резок в высказываниях, он чувствовал, как переворачивается его мир с ног на голову. Медленно идя на кухню, Хун вспоминал, что в таких случаях делает муж. На дверце шкафчика был приклеен листочек с рецептом смеси – из-за постоянных недосыпов Эллисон иногда забывался – и омега решил попробовать. Слова о Хенконе больно задели его, и фантазия рисовала счастливую жизнь бывшего любовника, с мужем и ребенком. Хунмин пытался, повторяя все, что видел у Илая, и с огромным трудом ему впервые удалось покормить свою маленькую омегу. И его сердце дрогнуло. Он успел положить ребенка в кроватку и убрать на кухне до того, как альфа вернулся. Но как бы он не заметал следы, Кендже все равно заметил. Заметил, но ничего не сказал, только улыбнулся. Через три месяца, когда Хун окончательно принимает Кисопа, он встречает свое прошлое. Омега прогуливается в парке, наслаждаясь нежарким июльским солнцем, и корчит рожицы не спящему в коляске малышу, когда слышит знакомый голос. Пальцы начинают дрожать, а ребенок, чувствуя его настроение, собирается заплакать. Хунмин пытается делать вид, что не заметил, но его догоняют, хотя сбежать не получается в принципе. Хенкон рядом с ним словно выглядит на несколько лет старше, хоть он и одногодки. Его волосы больше не выбелены, теперь они русые, и на секунду мелькает желание проверить их мягкость. Но взгляд омеги падает на тонкий ободок золотого обручального кольца, и глупые желание исчезают. - Не ожидал тебя тут увидеть, - голос альфы по-прежнему чарующе-бархатный, но Хун их последних сил противится ему. – Какой хорошенький. Кто? - Омега, - Хунмин выдавливает из себя слова. – Ты что-то хотел? - Я не могу с тобой просто поздороваться, узнать как у тебя дела? Полтора года все-таки не виделись с тех пор, как я перевелся. У тебя все хорошо? - Конечно, - Хун безбожно врет – его отношения с Эллисоном все еще были натянутыми. – Муж, ребенок. Омега может еще о чем-то мечтать? Как у тебя дела? Хунмин совершенно не хочет продолжать этот разговор, боясь сдаться. Память услужливо подсовывает воспоминания, убирая фрагменты боли, и все снова кажется сказкой. - Отлично, правда. Джехен ждет второго, надеюсь, опять альфа. Он прекрасный муж, заботится о нашем сыне, обо мне. Кстати, раз мы уж встретились с тобой… Не хочешь куда-нибудь сходить вечером, обсудим все, что случилось за это время… В этом предложении столько двусмысленности, неприкрытого предложения, что снова все слова Кендже перечеркивают любое хорошее отношение к этому человеку. В очередной раз его хотят использовать как шлюху, раз уж законный муж не может обслужить его в постели. Хунмина затапливает ненависть к Хенкону, жалость к самому себе. И в этот момент ему почему-то становится жалко собственного мужа. Он терпел, мирился с не затихшими чувствами к другому и редко что-то говорил по этому поводу. - Нет, спасибо. Кендже устает, не хочу спихивать на него ребенка. Не хочу лишать любимого мужа возможности отдохнуть после работы, - Хун говорит настолько уверенно, что альфа ему верит. Верит во весь этот бред. - Жаль, могли бы отлично провести время, - Хенкон цокает языком. – Тогда я пойду, тороплюсь на встречу. Удачи, Хунмин. - И тебе, - омега почти выплевывает слова. А потом он спешит домой, чтобы уложить ребенка спать, а самому закрыться в ванной и тихо выть, включив воду на полную мощность, чтобы его не было слышно. Он пропускает момент, когда Эллисон возвращается, и приходит в себя только после настойчивого стука в дверь. С трудом приведя себя в порядок, он выходит, но нервы в очередной раз сдают, и омега кидается мужу на шею, утыкаясь носом в шею. Он не понимает, как мог быть настолько глупым и слепым. Обожание Хенкона сошло на нет после этой встречи, и сейчас он видел только реальность. Реальность, в которой он издевался над влюбленным в него альфой, как когда-то издевались над ним. Кендже не понимает ровным счетом ничего, а когда его тянут в комнату и смотрят такими умоляющими глазами, то совершенно теряется. Хун торопливо расстегивает пуговицы на его рубашке, скользя голодным взглядом по телу. Он не понимает, как мог не замечать этого. Нескладный, совершенно неспортивный во время учебы Илай сильно похудел после их брака, и сейчас был почти идеальным. Омега торопливо раздевался сам, стремясь оказаться как можно ближе к мужу, а тот все еще ничего не понимал. Но стоило Хунмину уложить старшего на постель и оседлать его бедра, как к Эллисону вернулся дар речи. - Это что, акт милосердия? – он прикрыл глаза, чтобы не видеть обычно раздраженного в постели лица мужа. – Если так, то не стоит, мне надоело давить на тебя и к чему-то принуждать. - Никакого милосердия. Я хочу тебя, прямо сейчас. Это плохо? – омега скользнул языком по раковине уха. Кендже в удивлении распахнул глаза. Впервые за все время их брака он слышал такие слова и теперь потерялся, не веря услышанному. Ему показалось, что он спит. Но все ощущения были реальными, ласки ощущались на самом деле, и он оставил попытки разобраться. Он поддался мужу, который исследовал его тело, проявлял инициативу и снова был обжигающе горячим, как в их самую первую ночь. Когда Хун простонал его имя, надрывно и сорвано, то Эллисон лишился чувств на несколько секунд. Это могло значить только одно – теперь омега принадлежит только ему с ног до головы, без принуждений и требований. Они не помнили, когда в последний раз секс был таким жарким, когда Хунмин так стонал, хоть и заглушал все звуки подушкой, чтобы не разбудить ребенка. Альфа поцеловал мужа, и тот не сопротивлялся, послушно приоткрывая рот. А когда омега заговорил, то Илаю показалось, что у него слуховые галлюцинации. - Я люблю тебя… - тихо, на выдохе. - Прости… Мне послышалось?.. – Эллисон боялся поверить в это. - Не заставляй повторять, это тяжело, - Хунмин закрыл лицо в ладонях, будто смущаясь собственного признания. – Но тебе не послышалось. Кендже убрал его руки и затянул в жадный, горячий поцелуй, настаивая на еще одной близости, но в соседней комнате заплакал Кисоп. Омега коротко коснулся чужих губ своими и принялся спешно одеваться. Илай только хмыкнул на это, а когда остался один в комнате, то откинулся на подушки, закрывая от удовольствия глаза. Он не знал, что такого сегодня случилось, что так повлияло на парня, но это стоило того, чтобы ждать. Теперь можно было поговорить и о втором ребенке, о других мелочах, которых не было у них в браке. Теперь Эллисон был уверен, что прошлая жизнь не будет рушить их семью.