Соскучился

Шузо сдерживал шаг, старательно выравнивал дыхание, но на него все равно глазели и оборачивались. Кто-то выронил папку, разлетелись бумаги. Он подобрал несколько листов, вручил юному зазевавшемуся клерку и даже извинился с улыбкой, перепугав беднягу еще больше. Перед лифтами теснилась черно-белая толпа, за спиной торопливым срывающимся голосом уже вызывали охрану. Шузо выругался и ускорил шаг. Грохнул дверью, ведущей на лестницу. К сороковому этажу он выдохся, дал себе полминуты и согнулся в приступе тошноты. Добираясь сюда из аэропорта, он пробежал почти весь квартал. На подъезде к Акасаке такси намертво застряло в пробке посреди эстакады — нервы сдали, он потребовал открыть гребаную дверь, перемахнул через ограждение. В спину сигналили и выкрикивали ругательства, вдалеке завыла сирена. Он вскинул на ходу средний палец; ослабил узел галстука и с наслаждением расстегнул влажный от пота воротничок. О забытом в машине пиджаке (вместе с телефоном и бумажником, в котором лежал пропуск) он вспомнил уже на ступенях главного входа. Отдышавшись, Шузо одолел еще четыре лестничных пролета, выпал в коридор, жадно глотнул прохладный озонированный воздух. Ковровая дорожка глушила шаги. Он почти взял себя в руки, но что-то было, видимо, в его лице, в глазах — непрошеного посетителя не задерживали, молча провожали взглядами. Незнакомый секретарь за конторкой застыл с недонесенной до уха трубкой. Шузо беспрепятственно пересек холл, откатил дверь и задвинул за собой, утопил кнопку замка. Приложил палец к губам. Сацуки мелко закивала и опустилась в кресло, комкая носовой платок. Шузо подмигнул ей, прошел мимо стола с темным монитором, голым без привычных розовых стикеров. Взялся за дверную ручку. Помедлив, кивнул на картонную коробку с личными вещами: — По собственному желанию? — В связи с несоответствием занимаемой должности. Губы Сацуки задрожали. Она опустила глаза к еще не убранной рамке со свадебной фотографией, справилась с собой и памятным со школы жестом подняла подбородок. Ее худенькие плечи распрямились. — Совет начался десять минут назад, Ниджимура-сан. — Сейчас закончится, — нажимая на ручку, пообещал Шузо. Лицо ожгло холодом — воздух в кабинете был ледяным, в горле запершило. Чей-то монотонный голос умолк, неясный шум — скрип сидений, покашливания — прокатился вдоль длинного стола и стих. Одинаково застывшие лица были похожи на восковые маски. Заложив руки в карманы, Шузо смотрел через весь этот стол в устремленные на него глаза. Сердце стучало ровно, но размеренные его удары будто вели обратный отсчет. За спиной приглушенно всхлипнули. — Я вынужден перенести наше собрание, господа, — подал голос Акаши. — О новой дате вас уведомят. Никто не шелохнулся. Шузо подавил смешок. Акаши едва слышно выдохнул, и мертвую тишину разрушил сдержанный шум отодвигаемых кресел и зашелестевших бумаг. Они продолжали смотреть в глаза друг другу. Ни один из выставленных вон не выказывал недоумения или негодования; Шузо терпеливо пережидал церемонные поклоны, не обращая внимания на чужие взгляды. Когда все вышли и дверь закрылась с мягким щелчком, завел руку за спину, повернул в замке ключ. — Быстро ты, — вполголоса заметил Акаши. Он с напускным равнодушием следил, как Шузо неторопливо идет к его столу, и поразительно напоминал кота, наблюдающего за мышью. Шузо невольно заулыбался. — Повезло с рейсом. Ему действительно повезло — не считая того, что звонок Сацуки сорвал его с тренировочных сборов, и спустя десять часов мучительного перелета, включавшего две пересадки, суббота превратилась в утро понедельника. Акаши плавно откинулся на спинку кресла, закрыл папку одной рукой. Без пиджака и галстука, в светлой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей он выглядел странно невзрослым. Пальцы беззвучно побарабанили по закрытой папке, рука сместилась ближе к краю стола — туда, где среди ручек и остро заточенных карандашей торчала рукоятка канцелярского ножа. — Поговорим? — весело продолжил Шузо. Его уже накрывало дурной волной, раздражение сменялось подстегивающим нервы предвкушением. — Нам не о чем разговаривать, Шузо, — прохладным тоном напомнил Акаши. Шузо покивал на ходу с рассеянным видом, удерживая зрительный контакт и с трудом сдерживая себя. Распустил узел, стянул галстук с шеи. Когда до цели оставалось два шага, рука Акаши метнулась к ножу; перемахнув через стол, Шузо навалился, пережал горло локтем. Выкручивая ему руку, заламывал за спину, пока нож не покатился по полу. Акаши ударил по кадыку ребром левой ладони, большой палец ткнулся в сонную артерию. Шузо с силой дернулся в сторону, и кресло с глухим ударом завалилось набок. Акаши боролся яростно, с искаженным болью и ненавистью лицом. Еще недавно холодное и бледное, оно пылало, глаза горели за упавшей челкой. Получив пару смешных ударов, Шузо поймал второе запястье, связал вырывающиеся руки за выгнутой спиной. Не удержался и быстро, упираясь ладонью в пол, поцеловал в сомкнутые губы. Акаши вывернулся, ожесточенно сверкая глазами. Шузо привстал и рывком перевернул его, упал сверху. Сжав зубы, удерживал собой бьющееся тело, твердое и горячее, пока Акаши не сдался. Мышцы заломленных рук дрожали, он дышал, как загнанный зверь, но не двигался. Шузо ощупью расстегнул его ремень, вывернул из петли пуговицу. Выпрямился и быстро, сдавив коленями его бедра, избавился от своей испорченной рубашки — вконец измятой, с полуоторванным рукавом. Встал на одно колено и содрал с него туфли, сдернул брюки с узких, как у мальчишки, бедер. Повел руками от щиколоток к поджарым ягодицам, обтянутым черным хлопком, просунул ладонь под каменно-твердый живот. Акаши шумно выдохнул. Он был возбужден; член, такой же перенапряженный и горячий, как все его тело, дрогнул, когда Шузо сомкнул пальцы. С каждой секундой Акаши ломало все отчетливее; тело против его воли отзывалось на жесткие ласки, и это выводило его из себя. Шузо не стал отказывать себе в удовольствии, насильно вытягивая новые прерывистые выдохи ритмичными движениями кисти. Когда он оттянул резинку белья и царапнул голую кожу, Акаши коротко, низко простонал. Собственное дыхание мгновенно сбилось. Тяжело мотнув головой, Шузо поднялся и вздернул Акаши на ноги, толкнул к столу — грудью на рассыпавшиеся бумаги. Подсунул под связанные запястья мешавшие края рубашки. Удерживая его на месте за шею, расстегнулся одной рукой, спустил молнию. Достал из заднего кармана презерватив, зажал в зубах. Акаши молча сжимал и расслаблял кулаки. Шузо дождался, когда стихнет дрожь под ладонью. Отпустил шею и неторопливо, любуясь мурашками на ягодицах, потянул с его бедер трусы. Акаши напрягся, но переступил, позволяя раздевать себя. Шузо с недоумением свел брови. — Не тяни, — услышал он отрывистый голос, глухой от стыда и злобы, и послушно надорвал упаковку, кривясь в ухмылке и не замечая этого. Он видел покрасневшее ухо, щеку, изогнутые кончики ресниц. Не мигая, Акаши смотрел в панорамные стекла. Шузо проследил за его взглядом, но увидел только летнее небо. Выплюнул оторванную полоску, склонился, снова приник к нежному сомкнутому рту — взвинченный этой непонятной покорностью, он хотел заставить эти губы раскрыться в ответной жажде, — и вскинулся с мычанием, всасывая собственную прокушенную губу. Пачкая пальцы в густой смазке, торопясь и психуя, надел презерватив, огладил ягодицу и отвесил звонкий шлепок. — Давай, — сказал он хрипло. Обвел двумя пальцами яркий, как кленовый лист, горячий отпечаток своей ладони. — Будь паинькой. Раздвинь ноги пошире. Очень медленно Акаши повиновался. Привстал, слегка прогибаясь, на носках. Сердце неприятно похолодело. Все шло не так, но Шузо решил, что разберется с этим как-нибудь потом. Оттянул ягодицу, приставил головку и плавно, помогая себе рукой, надавил. Заставил себя остановиться. Тугие мускулы поддавались, затягивали вглубь, сдавливали его горячо и безжалостно. Шузо не двигался, жмуря глаза и кусая губы. Стиснул ладонью твердое бедро, снова шлепнул — небрежно, словно успокаивал капризного скакуна. Качнулся назад и надавил резче, потянул и вогнал обратно, и еще, с каждым разом проникая глубже. Бережное раскачивание перешло в уверенные толчки, затем в удары, бесстрастные, жестокие. На каждый Акаши отвечал беззвучным выдохом и слабым опережающим движением навстречу. Шузо наклонился и опустил руку, приласкал его опавший член. Вытер лоб о потемневшую от пота рубашку. Огладил бедро с нежной внутренней стороны, плавно сгибая ногу в колене, уложил щиколоткой на крышку стола, раскрывая его полностью. Прижался грудью к спине, припал губами к шее. С трудом выдерживая размеренный темп, вылизывал соленую кожу, распаренную, в пятнышках наливающихся синяков. Акаши не сопротивлялся, принимая его с мучительными короткими, как вскрики, стонами. Шузо колотило, как в лихорадке. Им овладело пьянящее чувство — куда сильнее физического удовлетворения: откровенное наслаждение насилием, собственной абсолютной властью над почти изгнанным чужаком, униженным, побежденным. Он чувствовал чужой стыд, бессильное смирение и вкладывал в каждый удар свою обиду и застарелую боль, не щадя ни его, ни себя, трахая с бездумным, эгоистичным упоением. Схватился за дальний край стола, другая ладонь легла рядом с обнаженным плечом, вздрагивающим в такт толчкам. На пол валились папки, сыпались карандаши, раскатывались с дробным стуком. Что-то разбилось с громким хлопком. Шузо зарылся носом в короткие пряди на затылке, вдохнул теплый родной запах. «Не могу больше», — качнулась последняя связная мысль. — Еще, — задыхаясь, потребовал Акаши. Обычный приказ прозвучал униженно и жалко, как мольба; Шузо ускорился, зажмурился крепче. Столкнул бумаги, с усилием придвинул руку к его лицу. Большим пальцем коснулся губ — сухие, искусанные, сейчас они были раскрыты. Подушечку тотчас прихватили зубами, торопливо ощупали языком; он втолкнул палец глубже, просунул ладонь под прижатую к столу щеку. Очень нежная, гладкая, словно никогда не знала бритвы, она была мокрой. «Заставь его плакать», — мгновенно вспомнил он и сбился с жесткого ритма, но Акаши уже кончал — кусая за палец, он сотрясался всем телом и зажимался так, что дыхание кончилось, на глаза наползла мутная пелена. Шузо скрипнул зубами, сдержал крик, коротко, с силой выталкивая из себя один за другим обжигающе горячие сгустки. Обмяк, весь дрожащий от облегчения и слабости. Услышал свое имя и тихий, как выдох, стон. — Сейчас, — пробормотал он с закрытыми глазами, — я сейчас, черт, изв… Прости. Прости меня. Кое-как он поймал дыхание и осторожно, придерживая скользкую резинку, вытащил член. Едва не упал, ухватился за край стола. Акаши попытался выпрямиться следом — Шузо успел подхватить его. Не сразу догадался воспользоваться ножом, нервничая и мысленно себя проклиная, освободил запястья. Прижал его к себе. — Я в порядке, — глухо выговорил Акаши. Его голос дрожал от смеха. — Отпусти… Ну же. Дай посмотреть на тебя. Шузо сообразил, что объятие похоже на захват, и повиновался с глупой, растягивающей рот улыбкой. Слегка отодвинулся, вгляделся в поднятое к нему лицо. — Привет. — Привет, — отозвался Акаши. Быстро опустил ресницы, качнул головой. — Ну и видок у тебя. Шузо чувствовал, что краснеет. Подобрал свою рубашку, избавился от презерватива, скомкал и все вместе отправил в корзину для мусора. Подтянул болтавшиеся у щиколоток брюки. Акаши наблюдал за ним с улыбкой, растирая запястье. Его плечи еще вздрагивали, как от холода. Шузо бросил застегиваться, поднял и поставил кресло на место. — Садись. Акаши толкнул пальцами в грудь, усадив его самого. Помедлил и осторожно, слегка нахмурив брови, опустился на его колени. На шею легли прохладные ладони, скользнули к затылку, пальцы зарылись в волосы. Их лица были теперь так близко, что Шузо мог пересчитать все веснушки, уже высыпавшие на носу и на скулах. Он придерживал Акаши за бедра, поглаживал теплую влажную кожу. Наполовину расстегнутая рубашка съехала с одного плеча. Просвеченные солнцем, растрепанные пряди отливали багрянцем. Акаши смотрел на него сверху вниз с легким превосходством, ласково и насмешливо. Шузо откинулся на спинку кресла, откровенно им любуясь, невозможно непристойным и совершенным. — Я соскучился, — хрипло признался он. Мягкие уголки изогнутых губ лукаво дрогнули. Акаши приложил ладонь к его щеке, пальцем тронул нижнюю, еще саднившую губу. Наклонил голову и лизнул ссадину. Шузо беззвучно выдохнул. Закрыл глаза. Он не мог пошевелиться, словно держал хрупкий бесценный подарок, доставшийся ему по ошибке, просто так, ни за что. Акаши трогал его кончиками пальцев и медленно целовал лицо. Придерживая затылок, поворачивал голову, как ему было удобнее, снова возвращался к губам. Положил ладонь на грудь. — Как стучит твое сердце, Ниджимура Шузо, — довольно заметил он своим мурлычущим голосом. Шузо рассмеялся, открыл глаза. — Где ты остановился? — Нигде, — пожал плечами Шузо и нахмурился. — Я забыл бумажник в такси. — Вернут, — легко сказал Акаши. — Я распоряжусь, чтобы для тебя подготовили номер. Шузо машинально закусил губу и скривился от боли. — Это сделал он? — спросил Акаши ровным голосом. — Ерунда… — Шузо взъерошил свою челку, зачесал набок. — Слушай, я не собирался здесь задерживаться. Акаши молчал. — Если только на день, — сдался Шузо. — У меня пятнадцать оболтусов в летнем лагере. — До следующего понедельника ты в отпуске. Позвонишь Алекс, когда выспишься. — С тобой бесполезно спорить. Шузо с подвыванием зевнул в ладонь, растер лицо. — Ненавижу самолеты, — признался он. — Я люблю тебя, — сказал Акаши. Пока Шузо, опустив руку, ошеломленно собирался с мыслями, поднялся с его колен и отошел к столу. Шузо все не мог заставить себя заговорить. — Тебе позвонила Сацуки? — спросил Акаши, разглаживая и бегло просматривая бумаги. — Кто же еще. Ты… то есть он, — поправил себя Шузо, — выставил вон бедняжку. Акаши фыркнул как мальчишка. — Бог знает, в который раз. — В двенадцатый, — не задумываясь, сказал Шузо. Спина Акаши напряглась. Шузо встал рядом, потерся щекой о макушку, обнял его за талию. — Что там? Что-то серьезное? — На этот раз ограничился увольнением моего аналитика. Больше ничего не успел. — А что за сборище ты… он тут устроил? — Тебе это будет не интересно, — не отрываясь от чтения, сказал Акаши. — Перестань, пожалуйста. Шузо убрал руки, непонятно каким образом оказавшиеся под полами рубашки. — Можешь воспользоваться моей ванной, — Акаши кивнул на внутреннюю дверь. Шузо снова душераздирающе зевнул. — Рубашку дашь? Акаши утвердительно покачал головой, погруженный в свои бумаги. Когда Шузо вернулся из гардеробной, он сидел за столом, подвернув под себя ногу, и увлеченно изучал списки исходящих и входящих звонков. Шузо поставил перед ним бутылку минералки и принялся застегивать рубашку, выбранную наугад из десятка точно таких же. — Увидимся позже, — сказал Акаши негромко. Поднял от экрана мобильника серьезные глаза. — Тебе идет. — Спасибо. Оставив возню с манжетами, Шузо заложил руки в карманы. Качнулся с пятки на носок. — Я тебя… тоже, — помолчав, невпопад признался он. Неловко усмехнулся. Акаши не сводил с него заблестевших глаз. Шузо раздраженно выдохнул. — Как прошел этот раз? — отложив мобильник, задал Акаши неожиданный вопрос — впервые за все время их отношений. Шузо медлил с ответом. Знал, что не имеет права соврать — да и не сможет. — Не как обычно. Он… — Шузо замялся. — Был не против, — спокойно подсказал Акаши и улыбнулся. Шузо смотрел на него, окончательно потеряв дар речи. С той же улыбкой Акаши снял трубку внутреннего телефона. — Позже так позже, — пробормотал Шузо. — Пойду обрадую нашу бедняжку. Когда он уже щелкнул замком, Акаши негромко заметил: — По всей видимости, и он… тоже. Шузо обернулся с порога. — Тоже — что? — Соскучился? — выдержав паузу, предположил Акаши. На секунду вскинул внимательный взгляд. Шузо постоял, переваривая информацию. Хмыкнул, нажал на ручку. — Соскучился, — повторил он с чувством. — Ерунда какая. Он меня ненавидит. Не дождался ответа и закрыл за собой дверь.