Взгляд мельком

      Застать Энакина Скайуокера врасплох было почти невозможно. Он отлично умел скрывать свои эмоции и намерения.       И тем унизительнее ему было ощущать на шее поцелуй клинка мастера и понимать, что перестал защищаться — вообще прекратил двигаться — а всё из-за увиденной мельком полоски кожи.       Они третий час сосредоточенно фехтовали в одном из крытых храмовых залов. Энакин был джедаем уже десять лет и за это время отточил боевые навыки достаточно, чтобы оказывать своему мастеру достойное сопротивление. В собственных силах он был уверен до высокомерия — и эту слабость за собой знал — но вот то, что Оби-Ван на самом деле, целиком и полностью, заслуживает свою репутацию легендарного фехтовальщика и единственного ныне живущего джедая, сумевшего убить ситха, он понял совсем недавно. Это открытие придавало в глазах Энакина ещё большую ценность каждой его успешной атаке, каждому удачному выпаду. Пока что у него не получалось выиграть бой целиком, но он уже был очень к этому близок.       А сегодня… сегодня они оба были в превосходной форме, собраны и вместе с тем расслаблены. Энакину казалось, что сегодня он может сражаться вечно. Сила текла сквозь них и, словно какой-нибудь допинг, всё увеличивала и расширяла границы восприятия, пока каждый вдох, каждый удар сердца, каждый взмах ресниц не превратились в сигнальные маячки, позволявшие без труда читать друг друга. Энакин ощущал, что Оби-Ван им доволен, чувствовал его преданность и любовь как мастера и друга, его чистую радость от поединка на пределе возможностей.       Оглядываясь назад, можно, пожалуй, сказать, что неприятности у Энакина начались, когда Оби-Ван улыбнулся.       Оби-Ван редко кому улыбался, и ещё реже — своему ученику. Но сегодня он улыбался от души, и веселье его было заразительно. Оби-Ван и без того был красив, но в Силе он — сиял.       Они оба разделись до штанов и маек. Как ни странно, но если бы они были голыми по пояс, Энакин и не придал бы случившемуся никакого значения. Но обнажённая кожа, мелькнувшая всего на долю секунды, оказалась гораздо более эротичным зрелищем, чем он мог себе представить.       Оби-Ван крутанулся, парировал, развернулся, чтобы снова отвести удар, сделал кувырок и, вытянув руки, завёл световой меч за спину, отражая очередной яростный выпад. И вот в это самое крошечное мгновение — вечность для взведённого восприятия Энакина — скользнувшая вверх майка Оби-Вана оставила неприкрытым его живот: полоску бледной кожи с ладонь шириной, прочерченную мышцами, но всё равно нежную, покрытую рыжими волосками, уходящими под пояс штанов. Энакин взглядом последовал за ними вниз, до приличной выпуклости между ног мастера, и неожиданно мозг отключился. Его обожгло вспышкой ослепительного желания, превратившего кровь в пламя.       В следующее же мгновение клинок Оби-Вана опалил его шею.       Энакин взвыл и, прикрывая ожог ладонью, отшатнулся в сторону. Оби-Ван выключил меч и шагнул к нему.       — Покажи, — произнёс он.       Голос его прозвучал хрипло, и от этого тона Энакина пробрала дрожь. У него вставал, и он не мог это остановить, не мог заставить сердце перестать так отчаянно колотиться, не мог справиться с собственным неровным дыханием. А мог лишь удивляться, почему же он раньше не замечал, как двигается его мастер — точно живое воплощение секса и желания.       Оби-Ван оказался всего в паре сантиметров от него, и воздух наполнился мускусным запахом. Мастер пробежал пальцами по обожжённой коже, и Энакин почувствовал, как его тело наводняют потоки Силы, и что их гораздо больше, чем бывает при обычном лечении, и что — ох — гораздо больше, чем он может выдержать молча. Энакин услышал, что всхлипывает.       Оби-Ван посмотрел на него глазами, зелёными в искусственном свете зала:       — Что-то не так?       Энакин отвернулся, изо всех сил пытаясь скрыть крайне заметное возбуждение:       — Ничего, Мастер.       — Посмотри на меня, Падаван.       Энакин повернулся и встретился с Оби-Ваном взглядом. И хотя Оби-Ван неотрывно смотрел ему в глаза, Энакин знал, что тот видит всё, чувствует в Силе. Они всё ещё были друг для друга как распахнутые настежь окна. Нечего было и надеяться хоть что-то утаить от Мастера.       Энакин в смущении закрыл глаза.       Повисла напряжённая тишина. И за это время эмоции Энакина совершили несколько головокружительных спиралей от готовности умереть на месте до порыва наброситься на мастера, до желания одновременно плакать и смеяться.       — Знаешь, у нас с Квай-Гоном было нечто похожее, — сказал Оби-Ван. Энакин открыл глаза, и мастер ласково ему улыбнулся: — Когда я был примерно твоих лет. Вообще-то, даже младше.       Энакин сглотнул, и волна краски поползла по его шее. Сложно было сказать, что её вызвало: не то неловкая ситуация, не то мысль о том, что его мастер в юности чувствовал к Квай-Гону — такое.       — И что… что вы сделали?       — Практически то же, что и ты сейчас: чувствовал себя очень глупо и хотел провалиться сквозь пол.       Улыбка Оби-Вана словно бы дразнила его. Энакин терпеть не мог, когда его дразнят.       — И что же сделал он? — неожиданно сердито потребовал Энакин.       Оби-Ван одарил его непроницаемым взглядом и наконец сказал:       — Это.       С невероятной, увеличенной Силой скоростью он схватил Энакина за запястья, толкнул назад и распластал по стене, прильнул к нему всем телом, прижался животом к тяжёлому члену падавана.       Энакин шумно вдохнул; он по-прежнему глядел с вызовом, несмотря на жгучее желание выгнуться навстречу, поддаться прикосновению Оби-Вана.       — И что затем? — тяжело дыша, выдохнул он.       Оби-Ван наклонился и прошептал ему прямо в ухо:       — А затем он меня целовал, пока мозги не расплавились, и я не кончил прямо в штаны.       Энакин сглотнул.       — Этого ли ты хочешь от меня, Падаван?       — Э-э-э…       — Да или нет, Энакин, — Оби-Ван сильнее вжался в него, и Энакин почувствовал, как что-то жёсткое и горячее упирается ему в бедро.       Энакин не мог думать, не мог произнести ни слова и представления не имел, что бы сказал, если бы даже вдруг смог. Он бессильно покачал головой.       Оби-Ван отшатнулся, точно ошпаренный, и сделал шаг назад.       — Извини, Энакин, — сказал он, — это было… мне нет оправдания, — и отвернулся. — Пожалуйста, прости меня.       — Мастер! — вскрикнул Энакин и ринулся к уходящему Оби-Вану. Он обогнул его, упал на колени и, обвив руками его талию, прижался лицом к животу: — Не уходите.       Оби-Ван провёл Энакину по волосам:       — Всё, что хочешь, Падаван, всё, что будет в моих силах — твоё.       — Я хочу этого, — и Энакин потёрся щекой о пах Оби-Вана.       Тот застонал, и этот звук ещё больше возбудил Энакина. Он обхватил выпуклость губами и обдал горячим воздухом. Оби-Ван сильнее сжал его волосы.       — Сила, Энакин, — выдохнул Оби-Ван, — не прекращай.       Энакин приподнял его майку и принялся целовать живот, задержался у пупка, погрузив в него кончик языка. Дыхание Оби-Вана стало неровным и тяжёлым, и Энакин пришёл в восторг от того, что может заставить мастера испытывать такие сильные чувства. Он провёл ладонью по всей длине члена, и Оби-Ван, беспокойно дёрнувшись, снова застонал.       Энакин уселся на пятки и потянул Оби-Вана за собой, пока не улёгся на тренировочный мат; мастер навис над ним.       Оби-Ван колебался:       — Чего ты хочешь, Энакин?       — Я хочу, чтобы вы меня целовали, пока я не кончу прямо в штаны.       Оби-Ван улыбнулся, а затем накрыл его рот своим, требовательно и умело. Энакина никогда в жизни так не целовали, так, будто он был долгожданным лакомством. Язык Оби-Вана проник ему в рот, и Энакин со стоном изогнулся, неудержимо толкаясь бёдрами навстречу мастеру.       Оби-Ван лёг сверху, позволяя их всё ещё находящимся в штанах членам скользить друг по другу. Он чуть приподнялся и провёл языком по уху Энакина:       — Дождись меня.       Сдерживаясь, Энакин часто дышал, чувствуя, как мастер задвигал бёдрами. Неожиданно Оби-Вана сотрясла крупная дрожь, и он принялся негромко повторять "О, да, да" — а затем грубо, исступлённо поцеловал Энакина.       Больше ничего и не требовалось. Энакин вскричал, и всё тело его словно забилось в конвульсиях. Волны удовольствия, одна за другой, проносились сквозь него. Поняв, что оставляет на спине Оби-Вана царапины, Энакин затих.       Оби-Ван скатился с него и со вздохом улёгся на спину, закинув руку за голову:       — Это то, чего ты хотел, Падаван?       — Подождите, — ответил Энакин и негромко засмеялся: — Дайте мне пару минут прийти в себя, и я вас как следует отблагодарю.       Оби-Ван фыркнул. Двигаться он явно не собирался, так что Энакин улёгся рядом с ним и погрузился в свои мысли.       — Мастер?       — Да, Энакин?       — А что мастер Квай-Гон сделал после того, как вы кончили прямо в штаны?       Оби-Ван задумчиво помолчал:       — Он отвёл меня к себе в комнату, и мы трахались всю ночь, как ненормальные.       Энакин шумно сглотнул.