Обретение из зева вечности

      Вечером фройляйн Штольц нашла Софью в дортуаре и позвала с собой. Софья ждала уже прихода Владимира. Штольц, сияя, объявила ей: «Мадмуазель Горчакова! Вас ждут в фойе!» И повела её на первый этаж.       В фойе на белом диване сидел Воронцов в мундире, с чёрной повязкой на вывихнутой руке. Он ждал свою Софью. Они расстались десять дней назад после весьма романтической встречи. Эти десять дней он провёл в плену у бандитов, и он очень соскучился по любимой! Ему не терпелось её увидеть и поцеловать!       Мимо прошла классная дама младшего класса. Воронцов встал. Он огляделся по сторонам – Софья всё не шла. Он взглянул в окно: на Москву уже спускалась темнота. А на дворе конец июля по старому стилю, около Ильина дня. То есть часов девять* вечера (* по-современному – десять).       Владимир раз за разом тяжело вздыхал. Сложно ему было дожидаться пять лишних секунд!       А на другом конце длинного помещения с красными стенами появилась классная дама в зелёном платье. Она бережно вела за плечи большую девочку в форме. Софья, со своими кудряшками, большими глазами и коричневой лентой в косе, и впрямь выглядела не как женщина, а как девчонка. Фройляйн Штольц отпустила её, будто благословив собственное дитя в самостоятельную жизнь.       Соня брела вдоль фойе, то и дело приостанавливаясь. Она, еле дыша, не сводила глаз со спины графа. Владимир смотрел в окно и не видел её. Вдруг он словно почувствовал её появление и медленно повернулся. Соня глядела на него во все глаза, будто не верила в реальность происходящего. У неё даже открылся по-детски рот. «Неужели это ты?! Неужели это не сон?! Неужели вечность сжалилась над нами и вернула нас друг другу?!»       Владимир быстрыми шагами пошёл ей навстречу. Почти дойдя до него, она остановилась. Сердце зашлось от радости.       Он подошёл и подхватил её под спину, как маленькую! Соня повисла у него на шее! Владимир ощутил самую прекрасную в мире тяжесть – тяжесть своей любимой! Так бы и держал её на руках! «Родная моя! Как я по тебе соскучился!»       Фройляйн Штольц, как старая сводня, довольно потирала руки. Она чувствовала себя ангелом любви. «Пусть девочка будет счастлива! Она заслужила это!»       Молодые, не стесняясь её, целовались, как любовники, в красном, нарядном фойе. Было уже поздно, и Эмма Оттовна была уверена, что никакие малявки не придут сюда и не увидят вопиющие нарушения распорядка института. Она вышла.       Соня не верила ни глазам, ни губам своим. Она всё время ощупывала Владимира, будто боясь, что он сейчас ускользнёт из её рук, растает в воздухе. Ей надо было убедиться, что он здесь, в её объятиях.       Владимир крепко держал её здоровой рукой. Он забыл уже, что был ранен, что только два часа назад терял сознание от кровотечения. Встреча с любимой женщиной словно вдохнула в него жизнь, подействовала как лучшее обезболивающее! Ему тоже хотелось не выпускать Софью никогда из своих объятий! Он положил нежно голову к ней на плечо, а она старалась приникнуть к нему всё ближе и ближе. Но мешали суконный мундир, белый фартук, плотное платье…       Наконец, она разразилась слезами.       – Если бы ты знал, что мне пришлось пережить! – начала она.       Горестные воспоминания последних дней ожили в её памяти. Он молчал, она продолжила:       – Ты исчез. Потом мне сказали, что ты погиб. Поручик Бутов мне сказал, - выдала она графова товарища.       Товарищу бы за это дать, конечно, как следует! Головомойки он заслуживает знатной! Ни в чём не убедился, ничего не перепроверил! И побежал сразу трепать! Бутов был ошарашен страшным известием и не мог держать свою боль в себе - надо было выплеснуть... А полицейские опять проявили себя как безмозглые работнички!       Она посмотрела снизу вверх в его зелёные глаза.       «Как я люблю её! Как я соскучился по ней! Софья! Любовь моя!» Под любящим взглядом граф не смог сдержать улыбки.       - Господи! Как же я соскучился по тебе!       Он, хотя и мучился в плену у душегубов, но знал, что с Софьей всё в порядке. Поэтому он никак не мог вникнуть в то, что Софья беспокоилась, когда он пропал, а услышав о его гибели, пережила настоящее горе, отчаяние, крушение всех своих надежд!       Владимир целовал Сонечку, и она забыла, где находится, и самозабвенно отвечала на его поцелуи! Она держала его лицо двумя руками, – боясь, что оно опять исчезнет, растворится, как растворялось в её тревожных снах всё это время.       - Где ж ты был? Что произошло?       Она смотрела с тревогой, Владимир, успокаивая её, опять целовал её. Прижав дорогую головку к своей груди, он говорил обрывочно:       – Меня похитили… Всё позади… Всё хорошо…       И он вновь лобызал её лицо, вкладывая в поцелуи всю нежность, всю страсть, всю свою десятидневную тоску по ней.       Софья поняла, что на жизнь Владимира покушались. Волнуясь, она спросила:       – Значит, тебе не грозит больше опасность?       – Думаю, нет.       И он опять приник к её солёным от слёз губам. Они ему казались слаще мёда. Он улыбался уже и говорил довольно: «Мой соперник слаб и труслив», - продолжая целовать Сонечку. Она снова повисла у него на шее, обхватив его двумя руками и приподнявшись на цыпочки.       – А кто, кто он? – спрашивала она, не совсем понимая, о чём они говорят. – Я знаю его?       Голос её походил на голос ребёнка, который наплакался, а теперь успокаивается. Она крепко-крепко, как ребёнок, обнимала своего Владимира за шею, гладя по затылку.       – Да. Князь Хованский…       Хованский... Софья ни на минуту не забывала, что её сводный брат - давний и непримиримый соперник её любимого. Если не прекратить эту вражду, Владимир, только что вернувшийся от края мрачной бездны, может опять пострадать.       – Этого не может быть! – возразила она, встав на пол обеими ногами и смотря на Владимира во все глаза.       Но на лице Воронцова отражалось лишь торжество победителя.       – Хованский – слабый человек! – продолжила она. – Но он не убийца!       – Ты всё ещё ему веришь? – тон Воронцова стал более жёстким.       Ну как же его переубедить?! Софья выпустила Владимира из объятий и потянула на диванчик. Они сели.       – Он мой сводный бра-ат, - протянула она.       Действительно, она чувствовала ответственность за всё, что её касалось, и за сводного брата тоже.       – Поэтому и живёт в твоём доме, - с лёгким выражением претензии быстро отвечал Воронцов.       Он вспомнил, как днём, стремясь к Софье, слышал несколько раз, что Софи уехала с Хованским к себе домой. На душе стало неприятно.       Глядя в обиженное лицо графа, Софья возражала ему:       – Я не могла оставить его на улице: он разорён!.. Владимир, ты прав!       Главное – сказать мужчине, что он прав, а там можно гнуть свою линию, не давая себя перебить!       Соня уселась на своего конька эмоционального перетягивания собеседника на свою сторону.       – Он жалок, он никчёмный человек! Но повинную голову меч не сечёт! – Ей бы адвокатом на суде выступать! Гримаски на её лице призывали войти в положение обвиняемого. – Он несчастен, его нужно простить!       Чего не сделаешь ради любимой женщины! Владимир, опустив голову, согласился:       – За себя я готов его простить…       Что только не пришлось пережить его возлюбленной по вине Хованского! Воронцову вспомнились его злодеяния. Он поднял глаза на Софью:       – …но за тебя…       Соня смотрела на него и думала, что если не удастся уговорить Владимира, то опять может пролиться кровь и любимый пострадает.       – Владимир, прошу тебя: не суди его строго. Он сам достаточно себя наказал.       Голос её звучал проникновенно. Но граф не был настроен столь благодушно.       – Его нужно остановить, - прошептал он.       Соня тяжело вздохнула: непрошибаемый граф! Разве ему мало того, что они оба живы, здоровы и даст Бог – будут счастливы?! (Хотя, конечно, развода Владимиру пока не видать.)       Граф на это сказал жёстко, как грядущий герой советского фильма:       – Подлец должен быть наказан!       Соню уже понесло.       – Одумайся, Владимир! Месть разрушает всё на своём пути! – она убеждённо говорила выстраданные вещи. – Ради этого ты готов пожертвовать нашим счастьем?       Она очень боялась, что что-нибудь плохое приключится, если Владимир вдруг начнёт мстить Хованскому. Этого нельзя допустить! Зло только увеличивает зло!       Воронцов чувствовал себя не в своей тарелке. Он пришёл говорить не об этом, не о Хованском, а о своей любви, о том, как он соскучился и считал часы и минуты до новой встречи.       Но только он хотел это произнести, как увидел на том конце коридора фройляйн Штольц. Она и так позволила влюблённым очень многое, получила за это замечание от мадам Соколовой и теперь показывала на часы, болтающиеся у неё на шее, как кулон.       – Кажется, тебе пора! – разочарованно произнёс Воронцов.       И это прошелестевшее «тебе пора» сказало Соне о чувствах графа, только что вернувшегося с того света. Она была в таком же состоянии.       Софья обернулась, всё держа Владимира за руки. Глядя на классную даму, приближавшуюся неотвратимо, как Рок, она поднялась с диванчика.       Пока Штольц подходила к ним, Владимир и Софья смотрели друг на друга. Граф поцеловал Соне руку. Всю свою нежность, надежды на лучшее, всю тоску по Соне и печаль расставания Воронцов вложил в этот поцелуй. Подняв голову, он посмотрел любимой в глаза и беззвучно сказал: «Я люблю тебя!»       Соня была счастлива, её глаза горели огнём любви! Она угадала по губам реплику Владимира и тихо-тихо засмеялась от счастья.       Как примерная институтка, она присела на прощанье визитёру и после, подняв голову, с любовью посмотрела ему в глаза. Едва оторвав от него взор, Софья резко повернулась и быстро пошла прочь. Фройляйн Штольц со смесью сожаления и извинения поглядела на графа, кивнула ему на прощание и последовала за Софьей.       Грустно глядел Воронцов на удаляющуюся возлюбленную… Но он знал, что они скоро встретятся. Правда, до того у него есть ещё одно незаконченное дело…