Пропавшие

Григорьева вернулась домой во втором часу ночи, но спать не собиралась. Она сидела в кресле с закрытыми глазами, руки мирно лежали на коленях. Лиана думала о Горыныче. Безусловно, секретарь Муромец был отличным человеком и замечательным другом. Но с друзьями обычно не чувствуешь себя такой слабой. Эта мысль очень напугала Григорьеву, Лиана крайне не любила быть слабой. Женщина с решительными ногами глубоко вдохнула, открыла и снова закрыла глаза. Ладонь у Горыныча большая, теплая, сухая. Григорьевой казалось, что у хороших мужчин всегда такие руки. Хотя, это не точно, конечно, но сколько мужчин не касались её, а такие руки были только у отца и Горыныча. Лиана вспомнила своего папу. Отец не был Аполлоном, скорее, наоборот: невысокий, худой, с вечными синяками под глазами и слабой улыбкой. Но руки у отца были, безусловно, сильными, в любой момент он мог помочь ей, Лиане. И Горыныч может. Заместительница Долбушина поджала ноги и свернулась калачиком. Когда она начала так часто думать о секретаре своей сестры? Вроде, два месяца назад. Помнится, тогда у неё была минута слабости. Она приехала к сестре, но наткнулась на Глеба Егоровича. Тогда ей было безразлично, кто узнает о её проблемах. Горыныч проявил понимание, чем зацепил женщину. Лиана выдохнула. - Господи, неужели? Влюбляться в секретаря сестры ей казалось чем-то подлым. Почему - Григорьева не знала. Не знала она и того, как сестра к этому отнесется. А Горыныч? Глеб Егорович был настолько чистым человеком, что, казалось, ему чужды людские пороки. Любовь - порок ли? В такие минуты Лиана очень завидовала Муромец. У сестры есть Горыныч, Крылова и множество неглупых подчиненных, с которыми можно поговорить по душам. В конце концов, был у Муромец и бывший муж, который, вроде как, всё ещё неровно к ней дышал. Правда, мужа этого Григорьева видела еще лет восемь назад, совсем мельком, и из увиденного она могла заключить лишь то, что он не был уродом или калекой. На этом познания Григорьевой заканчивались. Всхлипнув, снова убедившись в своей несчастности, Лиана взяла с дивана огромного игрушечного медведя, обняла его, и ушла спать.

***

- Кто Вы?! - заорала Лиана, швыряя в высокого мужчину первым, что попалось под руку - пепельницей. - Да я это! - пепельница попала мужчине в челюсть, поэтому он потирал её. - Я Вас не знаю! - продолжала визжать заместительница Долбушина, осознавая, что мужчину она действительно знает. Посреди её комнаты с разбитой губой и ушибленным подбородком стоял Горыныч. - Господи! - ужаснулась Лиана, и, спрыгнув с кровати, подбежала к секретарю сестры, - Глеб Егорович! Я... Правда, Глеб Егорович! - Всё нормально, - отмахнулся Горыныч, хмурясь. - Нет, не нормально! - Григорьева упрямо нахмурилась в ответ и выбежала из комнаты, но уже через полминуты вернулась со льдом – я сейчас. Она подошла к Глебу Егоровичу и начала прикладывать кубик льда к распухшей губе. Одну руку Лиана положила ему на лицо, на что Горыныч поморщился, но протестовать не стал. Так они и стояли с минуту: секретарь Муромец терпел, отводя глаза, а Григорьева прикладывала лед к ушибленным местам. На какой-то момент Лиана, задумавшись, и, не отдавая себе отчета, привстала на мысочках и одними губами закусила нижнюю губу Горыныча. Она была холодной ото льда, чуть шершавой. Глеб Егорович дернулся, но Лиана не оторвалась, тогда Горыныч сам отстранил её. – Лиана, – тихо проговорил он, – Я понимаю, что ты виновата передо мной, но благодарность я предпочитаю получать едой. Григорьева смутилась почти по-детски. – Но я же... – прошептала она, опуская голову, – Люблю вас. Горыныч горько усмехнулся. – Нет, Лиана, ты просто благодарна мне, не более, – он похлопал её по плечу, – Ты и сама знаешь, что путаешь благодарность с влюбленностью. Заместительница Долбушина шумно выдохнула и уткнулась Горынычу в грудь. Тот вздохнул и погладил её по спине. Смотрел он в потолок, не ощущая ни смущения, ни жалости. Раздался звонок. Григорьева резко оторвала голову от груди муромского секретаря. – Это Альберт Федорович! – вспомнила она. – Я открою, – Горыныч отодвинул её, большими шагами вышел из комнаты. Лиана подошла к зеркалу, поправила волосы и вытерла тушь, что растеклась под глазами. Перед Глебом Егоровичем ей не было стыдно, было стыдно перед собой. Она поддалась минутной слабости, а результаты были неутешительными. Вспомнив про Долбушина, она поспешила выйти в гостиную. Долбушин сидел на диванчике, постукивая зонтом по паркету, Горыныча видно не было. – Что ж ты, Лианочка, дерешься? – усмехнулся АэФ, когда увидел свою заместительницу. Григорьева посмотрела на ногти. – Страх – штука такая. – Ну, не такой уж он и страшный, – Долбушин усмехнулся и поскреб щетину, – Кто еще будет у твоей сестры, кроме секретаря? – Её сестра, – Лиана присела на подлокотник дивана, – Возможно, Тилль заедет... Я глупая тетенька, не знаю, с кем она дружит. Альберт поморщился. – Хорошие у неё связи, если Тилль заезжает, – он подумал, – А в каких отношениях Муромец со своим секретарем? Григорьева смутилась. – В рабочих, скорее всего. – Скорее всего? – Долбушин прищурился. Лиана снова посмотрела на свои ногти, будто они были самым интересным в этот момент, но вопрос все так же висел в воздухе, так и оставшись без ответа.