Ну и пусть "брат", мы все здесь братья

Запах одежды Шерила резкий, сладковатый, как от дорогого одеколона. Он сильно перебивает запах его кожи: тягучий, теплый и едва уловимый. Поэтому Тики не может избавиться от ощущения, что рядом с ним – абсолютно чужой человек. Он с прищуром разглядывает лицо Шерила, пытается понять, что в нем не так, откуда такое острое желание крови и боли. Откуда в его движениях резкость хищника, и почему его глаза знают так много и видят так глубоко. Что-то новое в нем просыпается, или, по крайней мере, успешно забытое. Или – то, что совершенно непривычно видеть в обычной домашней обстановке. Черный сгусток жажды убийства, крови и мести… У него здесь больная жена, у него дом заполнен незнакомыми им обоим гостями, у него туда-сюда снующая прислуга, которая еще не успела стать акума, но Шерил просто не занялся этим по-настоящему. И, при всем этом, почему он позволяет Ною в себе выйти из-под контроля? Тики сжимает пряди своих волос, пытаясь отвести взгляд. Вплетает пальцы в жесткие локоны и непонимающе смотрит исподлобья: кажется, что брат уже установил пульсирующую неразрывную цепь, он не позволяет не смотреть. А в самом Тики, чувствуя родное, близкое, шевелится его паразит, подъедает изнутри и просится наружу. Пока он просится вежливо, скребется в дверь, как преданный пес, уверяя, что хуже не будет. Потом начнет ломать его, медленно и болезненно, дугой до хруста выгибая позвоночник, и раздирать на части неожиданно слабое и уязвимое тело. – Что же ты, братишка, – мурлычет Шерил и протягивает ладонь так, будто делает одолжение. Он поглаживает его по щеке, слегка сжимая подбородок пальцами, поворачивает голову вбок. – Перестань делать вид, что боишься меня. Я все равно не поверю. Тики прикрывает глаза, чтобы избавиться от пристального взгляда. У Шерила, в смысле, у его брата, черные и теплые глаза, похожие на тлеющие угольки или на колодцы ночной темноты. У Ноя – янтарные, с узкими хищными зрачками. Очень неприятные, холодные глаза. Выпивающие и высасывающие. Он давно не убивал, это видно. Хочет крови. Устремляется к брату, как к единственному, кому можно довериться, а натыкается на непонимание. Злится. Пытается разбудить, сломать стену, позволить просочиться чему-то наружу. Шерил безумен в своей дикости, он любит причинять боль. Особенно он любить делать больно тем, кого любит. Хорошо, что Тики никогда не интересовался, из-за чего больна Триша. – Шерил, – рычит Тики, когда брат прижимается непозволительно близко. – Пожалуйста, только не сейчас. Тебе нужно протерпеть всего несколько дней. – Терпеть до чего? – издевательски тянет он и оправляет жесткий воротник рубашки Тики с такой тщательно наигранной заботой, что тот чувствует себя немного униженным. – Ни к чему откладывать на потом то, что можно сделать прямо сейчас, мой дорогой. – Опомнись, у тебя полон дом посетителей, – в ответ Тики сжимает сильные плечи брата. – Будь благоразумнее, Шерил! Не высовывайся, пока это грозит слишком печальными последствиями! Остро вспыхивает янтарь в глазах брата, резко темнеет кожа. Раскрываются на лбу стигматы, будто семь пристально следящих глаз. Да нет, это скорее ему, Тики, не стоит высовываться вперед. Он невольно пятится… Боже, надо привыкать к тому, что он может достойно ответить Шерилу. – Я Ной Желания со всеми вытекающими последствиями, малыш, – елейным голосом тянет Шерил, дергая его за волосы. Микк морщится, когда горячие и шершавые губы касаются его шеи. И словно гнилостные следы остаются: хочется одернуться, оттереть эти прикосновения от своей кожи. – Я не могу перечить своей сущности. – Дай подумать, чего ты хочешь сейчас, – резковато обрывает его Микк и пытается встряхнуть за плечи: – Ты мой брат, Шерил. Это неподходящая ситуация. Опомнись, черт тебя раздери! – Ну и пусть «брат», – пожимает он плечами. Прикусывает жилку на шее – Тики вздергивает голову, чувствуя, как следом за пульсирующей болью растекается по телу чужое, неприятное, темное. Чернота ползет по венам. Затягивает. Отключает. Он сдавленно хрипит, когда Шерил теснит его назад. – Мы все братья изначально. Ты никогда об этом не думал, а? Он хочет крови. Чужой боли. Чужого разочарования. Тики заражается этими желаниями от него. Его, Микка, обязанность – перевести это в почти осязаемое удовольствие. Ну, брат настаивал сам. Они все голодные, абсолютно ненасытные. Они все хищники, и кто-то может не выдержать первым. Следом за ним не выдерживает никто. Тики торопливо расстегивает пуговицы его пиджака. Серая кожа на серой. Непривычно горят стигматы и болит все тело. Шерил давно поддался Ною. Тики еще пытается упираться, но можно сказать, что дело безрезультатно. Еще на шаг ближе к пропасти.