Отчаянная

      Я снова просыпаюсь от невероятной духоты в комнате. Уже и окно открыла – безрезультатно. На улице середина августа, воздух, будто из пустынных мест – сухой и душный. Откидываю с себя легкую простыню и бреду к крохотному столику за водой. Делаю небольшой глоток и обращаю взгляд на улицу, куда выглядывает окно напротив меня. Глухая томящая тьма. Это напоминает мне мою жизнь. Я погрязла в густой, вязкой тьме, засасывающей меня без остатка. Я «грязная» - именно так назвала меня мама. И она права.       Мой отец умер два года назад. Он был добытчиком в нашей семье. Его не стало и я с маленькой сестрой и мамой медленно умирали с голоду, поедая только никчемные объедки городских жителей (так как они более обеспечены чем мы, шлаковские). Мне было на тот момент пятнадцать. Я осталась с мамой и Прим, моей сестрой. Я не умела охотится, чем раньше занимался мой отец, у нас не было денег, для работы в шахте я тоже оказалась непригодна, у меня буквально все валится из рук. И мне пришлось пойти на крайние меры.       Раньше я думала, что слухи о миротворцах, охраняющих наш дистрикт лишь слухи, но оказалось, что я ошибалась.       Я не единственная, у которой семья голодает, и наши жизни висят на волоске, таких в Двенадцатом хоть отбавляй. Обидно, что в других дистриктах не так ужасно и плачевно как у нас касаемо пропитания. В Шлаке дело дошло до нелегальной торговли телом. Некоторые девушки идут даже на это, лишь бы прокормить свою семью, и покупателями являются самые «щедрые» миротворцы нашего округа. Они покупают девушек за зерно, сахар, фрукты и мыло. Основными их «покупками» являются нищенки возрастом от пятнадцати до тридцати лет. Они выполняют любые желания своих «покупателей»: интимные или пост служанки, все, что только пожелают. Девушки выполняют их приказы, на что взамен получают пропитание и новую надежду на жизнь. И, одной из этих девушек оказалась я. Мне ничего не оставалось, как пойти на самое мерзкое, что только можно представить.       В один из наших тусклых вечеров я сидела у окна, окутываясь тонким одеялом. На тот момент был конец октября. Уже холодало. Уткнувшись взглядом в сумеречную улицу, я обратила внимание на одну девушку, которая шла по лысой тропинке мимо моего дома, и в ее руках был большой прозрачный пакет, в котором я различила немного овощей и фруктов. На моей памяти не было подобного, чтобы наши жители ходили с такими щедрыми покупками. Меня это заинтриговало, и я проследила за этой девушкой, пока она не скрылась в одном из маленьких домишек, расположенных неподалеку от нашего. На следующий день, когда я выходила на улицу, чтобы загнать в дом непутевого кота своей сестры, я увидела эту девушку: она шла как раз к своему дому. Мое любопытство было непоколебимым, поэтому я решила спросить.       - Привет, - подойдя ближе к девушке, проговорила я с легкой улыбкой. Незнакомка непонимающе смотрела на меня. У нее была неприметная внешность: жидкие сальные волосы мышиного цвета, бесцветная бледная кожа, грубые черты лица и мутные серые глаза. Неудивительно, что она мне не запомнилась. Наш Шлак - маленький район, тут почти каждый друг друга знает.       Девушка не отвечала слишком долгое время.       - Извини, но я вчера случайно увидела тебя поздно вечером. Ты шла домой, - незнакомка продолжала смотреть на меня с непониманием и даже с каким-то интересом. – Как тебя зовут?       Через несколько секунд она все же подала голос.       - Эвелин.       - Я - Китнисс.       - Я знаю. Ты дочь погибшего охотника.       Я удивилась. Она наслышана о моем отце? Наверное, он делился добычей с ее семьей. Мой папа много кому помогал.       - Верно.       - Туго приходится? – С долей сочувствия спросила Эвелин.       - Да, - мой голос стал глухим. Не могу вспоминать об отце. – Я вчера видела тебя и заметила в твоих руках пакет…       - Хочешь узнать, где я его получила?       - Да. Если не секрет.       Эвелин закусила губу и отвела взгляд. Я очень надеюсь на ее ответ. Она размышляет: сказать мне или нет? Я начала заметно нервничать.       - Не уверена, что тебе это понравится, - тихо начала девушка. О чем она?       - Пожалуйста, - взмолилась я. Эвелин оценивающе провела по мне взглядом.       - То, что вчера было в моих руках, я купила. Не совсем приятным способом.       - О чем ты?       - Миротворцы, - колеблясь, ответила она. – Они мне заплатили.       - За что? – непонимающе вторила я.       - За выполнение своих особых желаний, - выплюнула слова Эвелин. На ее лице читалось отвращение.       Эвелин пришлось объяснять мне подробно, о каких желаниях она говорила, и услышанное повергло меня в шок. Бедные девушки отдаются в мерзкие лапы миротворцев только, чтобы прокормить свою семью. Ничего омерзительнее я и представить не могла. Не знала, что такое творится в пределах нашего дистрикта.       Эвелин рассказала мне все, что знала. Таких девушек, как она много. У каждой есть свой «покупатель» и у каждого желания разные. Но самые основное – ублажение. Девушки отдаются своим хозяинам и те делают с ними все, что пожелают нужным, попросту ставят их на колени. Бедняжки ничего не испытывают кроме унижения и отвращения к самим себе.       Я долго не могла выбросить из головы все, что мне поведала Эвелин. Она игрушка своего хозяина уже два года. Зато ее семья не голодает. Я, разумеется, сразу же сказала себе, что на такой шаг никогда не осмелюсь. Но в один день все переменилось.       Ночью Прим стало плохо. Я не могла смотреть, как медленно умирает моя сестра. Постоянное чувство голода, боли, слезы. Это нужно было прекращать. Нам нужна была еда, иначе пройдет еще какое-то время, и нас найдут мертвыми в этом доме. Мысленно смирившись с неизбежным, я быстро утерла слезы безысходности и, бросив маму и больную сестренку, направилась прямиком к району, где жили миротворцы на время своей службы.       Прошло не меньше сорока минут, пока я наконец добралась до места назначения.       В глаза сразу бросилось немалое количество больших черных машин, обставленных по всей площади района капитолийских рабочих. Видимо, миротворцы живут в них. Мне было страшно и мерзко одновременно. Но выбор не велик. Либо я возвращаюсь домой ни с чем и моя сестра умирает, либо я иду вперед навстречу своему унижению и получаю за это свое вознаграждение. Одно из двух. Поборов все свои слезы и страхи, я сделала шаг.       Проходя мимо однообразных машин, я никак не могла решиться и постучать хоть в одну. Во рту было сухо. Слезы не переставали скатываться по бледным щекам, но я упорно игнорировала их.       Отойдя подальше от границы, я, наконец, переступила через себя и подошла к одной из машин. Мое дыхание было шумным, тело дрожало. В голове крутилось только одно – страх. Но я постучала. Это необходимо.       Нет ответа. Наверное, я постучала слишком слабо. Еще раз. Скорее всего здесь никого нет. На меня обрушилось облегчение и я уже сделала шаг назад когда, к моему огромному сожалению, дверь открылась. Я резко обернулась. Передо мной стоял высокий парень с темными волосами, его глаза были почти черными, отчего я могла различить свое отражение, густые брови в недоумении сошлись на переносице, пухлые губы были поджаты. Он чем-то недоволен?       - Ты кто? – грубый голос. Наверное, он жесток. Как же страшно…       - Я… - страшно и слово вымолвить, - …вы, нуждаетесь в… - понятия не имею, как озвучить это правильно, поэтому выпаливаю первое, что приходит в голову. - …услугах.       Парень оценивающе оглядывает меня, в точности как однажды Эвелин. Его взгляд такой грубый, я боюсь подумать о его движениях.       - О каких еще услугах? – с усмешкой спрашивает миротворец. Меня охватывает ярость.       - В тех самых, в которых нуждается каждый миротворец, - с издевкой отзываюсь я. И, кажется, я зря это сделала. Усмешка слетает с лица миротворца. Кажется, он заинтересован.       - Ну проходи, - парень отступает в сторону, запуская меня внутрь. Эта машина напоминает маленькую комнатушку, в которой есть и столовые приборы, и ванная комната, все скромно, со вкусом, но меня ужасает в этой комнате лишь одна вещь – кровать. Она узкая для двоих, но, скорее всего, мне не удастся здесь поспать. Я не за этим пришла сюда.       - Присаживайся, - еле слышно говорит миротворец, указывая мне на стул у небольшого стола. На ватных ногах я прохожу мимо парня и падаю на стул усталая и обессиленная. Страх выжил из меня все, что только можно. Замечаю, что миротворец сел напротив меня, не отводя своего похотливого взгляда. Мне страшно подумать, что таится в его голове. Но я не собираюсь отступать. Я решилась, и дороги назад уже нет.       - Как тебя зовут? – спрашивает миротворец. Нервно сглатываю.       - Китнисс.       Голос дрожит. Черт. Нужно как-то перебороть свой страх перед ним, нужно показать, что я его не боюсь. Хочу быть сильной. Я должна, ради семьи.       - Я Рональд, - улыбается парень. Он показался бы мне довольно симпатичным, если бы я не знала, чем занимается этот Рональд и для чего я здесь. Неопределенно киваю.       - Так, для чего ты пришла?       - Ради семьи, - сразу отвечаю я.       - Вероятно, твоя семья тобой гордится.       - Не без этого.       Ухмылка. Он всегда ухмыляется?       - Ты умираешь? – понизив голос, спрашивает Рональд.       - Моя сестра.       Он смотрит на меня с сочувствием, но мне кажется, это простое притворство. Ему наплевать на бедных жителей, он ведь сам их казнит и наказывает за любой проступок. Я ему не верю. Они все лживые.       Рональд медленно наклоняется, отчего между нашими лицами остаются считанные дюймы.       - Ты боишься? – горячий шепот. Я должна быть сильной ради Прим.       - Нет, - отчетливо произношу я.       - Это хорошо. Не люблю трусливых, - снова усмешка. Он мне противен. Как бы я хотела ударить его. Жаль, не могу. - Что ты хочешь? – интересуется мой «хозяин». Так и буду называть его.       - Спасти семью.       - Я не об этом, Китнисс, - из его уст мое имя звучит отвратительно. Оно будто пропитано похотью. – Чем бы ты хотела заняться?       - У меня есть выбор? – горько спрашиваю я.       - Конечно. У каждого должен быть выбор. Исключая лишь смертников.       Смотрю на него: в черных глазах отражаются блики света от светильника и вместе с ними я замечаю разврат, чистейшую похоть, какую-то мальчишескую радость. Его забавляет мое присутствие. Надеюсь, меня не стошнит.       - Так, чего же ты хочешь, Китнисс? – он выделяет мое имя.       - Чего захочешь ты, я выполню, - ровно отвечаю я. Уже на все плевать: на свою честь, самоуважение, чувство собственного достоинства. На все.       Его губы растягиваются в самодовольной улыбке. Он уже чувствует власть надо мной. Обидно. Хочется плакать. Но я не могу. Уже нельзя.       - Это хорошо, - Рональд встает со своего места и протягивает мне руку. Подавляя в себе попытки сбежать, я протягиваю ему свою руку. – Если сегодня мне все понравится, ты получишь свое.       - Я хочу сказать… - слова застревают у меня в горле.       - Что? – Рональд останавливается.       - Я… неопытна, - выдавливать из себя эти слова было невыносимо сложно.       - Ах, - миротворец озаряется широкой улыбкой. – Неопытная. Давно у меня таких не было. Хорошо, тогда с нашими играми мы повременим. Ты должна привыкнуть.       Я стою в ступоре не в силах переварить сказанные им слова. О чем речь? Какие еще игры? Рональд смотрит на меня с широкой улыбкой, довольный эффектом, который произвели на меня его слова.       - Не бойся, Китнисс, тебе понравится, - ощущаю обжигающее дыхание на своем ухе.       Я старалась не шевелиться. Как же хочется провалиться сквозь землю. Чувствую прикосновение на своей талии. Рональд аккуратно увлекает меня в сторону кровати. Дрожь в коленках. Я не хочу! – Единственное, что поселилось у меня в голове.       Не помню, как оказалась в его постели, не помню момента, когда осталась без одежды. Впервые я обнажалась перед кем-то. Как же унизительно. И я впервые видела обнаженного мужчину. Было больно и мерзко. Я кричала во все горло, когда этот гадкий миротворец чуть ли не насиловал меня. Хотя, о чем я? Сама сюда пришла. Это моя воля.       Было неприятно и больно. Это все, что я смогла запомнить с той первой жуткой ночи. Рональд затыкал мне рот рукой. И самое удивительное, что он даже не целовал меня. Наверное, им не нравится целовать нищенок. Мерзко. Ну что ж, наши чувства обоюдны хотя бы в этом.       Когда Рональд закончил, и мое унижение на тот вечер подошло к концу, он не сказал мне ни слова. Но часть сделки, ради которой я и пришла, он бесспорно выполнил. Я получила две большие буханки хлеба, три мандарина и кусок мыла. Спасибо и на этом.       Но, к сожалению, тот вечер был ничем, по сравнению с тем, что ждало меня дальше. Рональд оказался паршивой похотливой скотиной, которых еще поискать. Мы встречались раз в неделю и каждый вечер меня ждало что-то новое. Сначала наручники, потом веревка, изолента, плетка. Мне было все страшнее приходить к нему. Садист и извращенец. Я попала в самые мерзкие руки, какие только можно представить.       Я делилась с Эвелин всем, что мне приходилось переживать каждую ночь со своим похотливым хозяином. У нее была похожая ситуация. Ее хозяин был не лучше моего: каждый вечер ее ждали такие же «игры», как и меня, иногда и похлеще. Но разница была в том, что Эвелин встречалась с ним раз в три недели, а я - каждый четверг. Это было хуже всего. Об этом попросил сам Рональд. Его «голод» не выдержит больше недели, как он выразился, да и моей семье нужно больше еды, чтобы восстановить силы и начать хоть немного жить.       В тот вечер я так и не сказала маме, откуда взялось это богатство. Я ссылалась на то, что Сальная Сей, продавщица в Котле, сжалилась над Прим и подарила этот скромный паек. Но в следующие разы я не смогла отвертеться. Мне пришлось рассказать маме. Она была шокирована и рассержена.       - Китнисс, ты понимаешь, что делаешь? – как можно тише говорила мама, стараясь не разбудить Прим.       - Мам, это единственный способ не умереть от голода.       - Я бы могла подрабатывать…       - Мама, пойми, Прим нужен уход, еда, она очень слаба. Ты не сможешь заработать на нас всех. Это мой выбор.       - Китнисс, это грязно. Ты хочешь, чтобы о тебе думали, как о продажной?       - Никто не узнает. Миротворцы об этом не распространяются, иначе их ждет наказание.       Мама смотрит на меня с жалостью. Нет, ненавижу жалость.       - Ты должна принять это, - тихо говорю я с надеждой.       - Нет, Китнисс, - с досадой отвечает мама. В ее глазах собираются слезы. – Я никогда это не приму.       Я понимаю ее. Наверное, была бы я на ее месте и, когда бы моя дочь сообщила бы мне такое, я бы тоже не смогла принять это. Больно осознавать, что твоя родная дочь идет на жертвы ради меня. Но выбора нет.       Сегодня как раз четверг. Этим вечером я снова встречусь со своим хозяином, и мне страшно представить, что он приготовил мне на этот раз.       Игра продолжается.