Ты есть Грут

«Чёрная Астра» стремительно падала, не оставляя шансов выжить никому из охотников за удачей, оказавшихся волей судьбы на флагманском некролёте безумца Ронана. Трое проходимцев, жаждавших разбогатеть, сорвав огромный куш, приёмная дочь Таноса, стремившаяся вырваться на свободу и не служить более никому, кроме себя, и громила, смыслом существования которого стала месть за убитую семью, – все они понимали, что до смерти остались считанные минуты. Каждый из них в эти мгновения невольно вспоминал потерянное давным-давно счастье. Лежавшему без сознания Драксу виделись лица жены и дочки, беззаботные и весёлые, но они быстро исчезли в чёрном дыму, и появлялся Ронан, а вместе с ним – боль и ярость, обида от того, что не получилось отомстить. Квил и Гамора вспоминали детство. Те далёкие времена, когда были живы их родители, когда они умели и не боялись доверять, дружить, мечтать. Ракете было нечего вспомнить. Единственное живое существо, которое было ему дорого, находилось рядом. Этим существом был дендроид Грут. Ходячее дерево и говорящий, без умолку болтавший енот – два урода, с точки зрения подавляющего большинства жителей Вселенной, стали неразлучны. Ракета, несмотря на маленький рост и внешность мягкой игрушки, всегда мог защитить себя, умел заставить остальных относиться к себе серьёзно и с уважением – бомбы, которых он не жалел, были весьма убедительны. Злой и весёлый, он не нуждался в друзьях, своё одиночество воспринимал как нечто разумеющееся, но получилось так, что быстро привык и привязался к Груту. Дендроид был надёжным компаньоном, с которым удобно и легко проворачивать делишки. Ко всему прочему, у Грута имелся несомненный плюс – он был молчалив, а Ракета не любил болтунов, не выносил, когда кто-то разговаривал больше него. Лишь иногда напарник выдавал свою коронную фразу: – Я есть Грут. Сначала Ракета не обращал на неё внимания, но потом научился улавливать смысл, всегда разный, заложенный в эти три слова в зависимости от бредовости и безвыходности текущего положения. Однажды, на планете, названия которой уж и не вспомнить, похожей на огромное бескрайнее болото, населённой какими-то чешуйчатыми тварями, произошёл случай, заставивший Ракету иначе взглянуть на Грута. Слово за слово, и неугомонный енот сам не заметил, как сцепился с тремя ящероподобными громилами. Пришлось тяжко. Боеприпасы закончились в самый неподходящий момент, так и содрали бы с него шкуру, но подошёл Грут. Через несколько мгновений все трое были опутаны ветвями и разлетелись в разные стороны. Издалека один за другим послышались хлюпающие звуки и гневное рычание приземлившихся, недовольных жёсткой посадкой. Затем всё стихло. Ящеры не захотели возвращаться и продолжать разборку. Ракета удивлённо взглянул на подельника и с едкой ухмылкой сказал: – Ну ты и дубина! Мог подождать, пока меня прикончат и забрать все деньги себе. Куда спешил? Ума не хватило? В ответ Ракета услышал тихое и чёткое: – Ты. Есть. Грут. В тот день Ракета впервые в жизни плакал. Немного, и так, чтобы Грут не видел, но растроганный, не мог и не хотел сдерживать чувства благодарности и признательности за приглашение к дружбе, которую он никогда не искал, не надеялся найти. Хотелось сказать внезапно обретённому другу что-нибудь честное, но слова исчезли куда-то. Единственное, что он смог произнести: – Ты есть Ракета! Звучало ужасно. Интонация более походила на передразнивающую, нежели искреннюю и прочувствованную. Хорошо, что Грут не обижался и был невероятно чуток – понимал состояние Ракеты; слегка улыбнулся и потрепал шерсть на макушке енота. Больше Ракета не говорил о своём отношении, предпочитая показывать Груту преданность не на словах, а на деле. Он был готов испепелить любого, кто обидит друга. Сейчас на лице Грута, похожем на деревянную маску, была спокойная добрая улыбка – наверное, тоже вспомнил что-то хорошее, промелькнувшее в жизни… Он раскинул руки-ветви, словно обнимая всех на прощание, быстро во все стороны потянулись отростки, опутывая Ракету, Квилла, Гамору и Дракса. Ветви сплетались всё туже, создавая плотный кокон, который должен уберечь компанию от удара взрывной волны, огня и обломков некролёта, когда он упадёт на Ксандр. Грут напоминал наседку, закрывшую собой цыплят в гнезде, и Ракета хотел сказать что-нибудь колкое, но вышло по-другому: – Ну всё, Грут. Остановись, ты умрёшь. Вот что ты делаешь, Грут? Зачем? Ответом было медленное, из последних сил: – Мы… есть… Грут… После приземления от Грута не осталось ничего – взрыв разодрал кокон, переломал ветви, смешал их с покорёженным металлом и оплавленным пластиком «Чёрной Астры». Ракета нашёл маленькую еле живую веточку, тонкую, хрупкую. Взял на память. Он знал, что Грут может регенерировать, но впереди был бой с Ронаном, в котором, Ракета был уверен, всем четверым придётся погибнуть, а это значит, что некому будет посадить отросток. Когда псих-камненосец вылез из-под обломков корабля, Ракета первый бросился на него: – Ты убил Грута! *** И всё же, они были редкими везунчиками. Отбросы Вселенной, ставшие Стражами Галактики, подчинили мощь камня и уничтожили Ронана. На новеньком, сверкающем корабле Квилла, восстановленном правительством Ксандра в знак благодарности за спасение их планеты, стоит обыкновенный цветочный горшок, в котором подрастает маленький Грут. Почва Ксандра оказалась весьма питательной и богатой нужными для успешной регенерации дендроида веществами. Малыш Грут, как и всякий ребёнок, игрив и любопытен, приходит в восторг от весёлой музыки и обожает, когда Ракета устраивает ему прогулки по кораблю. Больше всего любит кабину пилота – каждый раз, очутившись там, пытается дотянуться ветвями до приборной панели, потрогать кнопки, дёрнуть рычаги, понять, что к чему. Он пока не умеет ходить и говорить, но скоро корни укрепятся, и Грут сможет сделать первые шаги. Иногда Ракета всерьёз задумывается – каким он станет? Кроме него, никто из Стражей не заметит, но Ракета понимает – новый Грут вырастет иным, нежели тот, что был его единственным другом. Побег не повторит в точности дендроида, давшего ему жизнь. У молодого Грута будет другой характер, другие интересы… Но Ракета не унывает, а ждёт, с нетерпением ждёт, когда же, наконец, малыш заговорит, и донесутся из горшка три слова, ставшие самыми важными в его судьбе: «Я есть Грут!»