See what I've become

*** - Уходишь?... Точно уходишь? - Да, мне нужно… - Заткнись! - Я просто дол… - Заткнись и уходи! День первый. Это издевательство. Я веду дневник. Я и дневник. Кто бы знал? Черт… Что ж, начну. Ты – сволочь! Ты – болезнь! Ты – мое проклятие! Ты очернил меня, сделал настолько грязным, что мне отныне не отмыться. Никогда. Даже кристально чистая детская слеза, миллионы этих прозрачных вод не сведут с кожи позорные пятна. Они глубже. Желчь течет по моим венам. Стыд омрачает сознание и делает меня безумным. Я со всем покончу. Я убью тебя. Твое проклятое лживое сердце не должно биться. Дольше моего. День четвертый. И снова – ты. Зачем эти звонки, слезы, извинения? Обманщик. Лжец. Изменник. Это самое страшное, самое больное. Больно. Так больно, что сил нет. Месть спасет от внутреннего разрушения, поможет очиститься от твоей скверны… Но не от вечного наказания за любовь к тебе. За вечное всепоглощающее обожание всего твоего существа, всего, что есть в тебе. Твоя душа – клетка моих страданий. Твои глаза – жестокие инквизиторы совести и добра. Я отомщу и уничтожу все, что ты любишь. День седьмой. Кончено. Я все подписал, со всем согласился. Я не хочу бороться с ними, с их насмешками, с их мерзкими ухмыляющимися мордами, узнавшими правду. Правду о нас. Тебе не стыдно, тебе смешно. Ты не любил, а играл. Не отдавался, а бросал кость голодному побитому псу, который с детской наивностью радовался любой подачке, как проявлению заботы. Да, я искушенный ценитель, ты – не мой первый, но точно – последний. Яд твоих черт отравил мои иссыхающие глаза, и я ослеп. Больше никогда не увижу твоего лица таким, каким помнил его. Слава Господу, я больше не увижу тебя! День девятый. Хочется, чтобы ты все прочитал. Когда-нибудь я отправлю все это по родному в прошлом адресу, запечатаю в бумагу муки по тебе и от тебя. Развернув посылку, увидев и прочитав каждое слово, ты поймешь, надеюсь, поймешь, зачем я начал писать. Будет ли тебе стыдно или взгрустнется – мне не важно. Есть только цель, а пути её достижения не имеют решающего значения. В игре важен лишь результат, в войне – победа, а в жизни… Не тебе это писать и не здесь. День четырнадцатый. Вылет через 3 дня. Белая птица из металла, пластика и резины спасет от позора, которым меня покрыл ты. Почему лишь я страдаю? Почему без вины обвиненным оказался я? Соблазнил, воспользовался, бросил. Они думают, что это так. Ты заставляешь их верить, представлять только то, что сам захочешь. Может, в собственную ложь поверил и ты? День двадцатый. На островах спокойней. Место, где нет их и тебя. Нет воспоминаний, нет правды, нет чести. Сплошным покровом пустоты окутаны необжитые человеческими тварями просторы. Зеленая флора, изумрудно-голубые воды и безоблачные небеса не толкают меня к краскам прошлого. Я почти не помню, что твоя кожа бледнее эталонной слоновой кости, а глаза светлее истинно карих. Но я любил твою едва идеальность. Расплатиться за беспамятство чувств пришлось терзаниями души и потерей рассудка. День тридцать первый. Я почти решился. Все готово. Ни сегодня завтра план придет в исполнение. В моем временном пристанище, подомном раю, думается гораздо легче, ненужные мысли уходят на второй план или вовсе покидают разум. Но сегодня мне приснилась твоя ладонь, тянущаяся к моему лицу. Перед глазами мелькала, то пропадая, то появляясь вновь, как при телевизионных помехах, вытатуированная на запястье девятка. Стоило мне потянуться к той руке, как она ударила бесстыдно подставленную щеку. Но я не почувствовал боли. Все прошло по одному Богу известному сценарию, и я понимал, что так должно быть. Это правильно. Я тих и умиротворен в этом сне и наяву. День… N*. Пришло время отправить записи. Не важно, готов ли получатель, решителен ли отправитель. Жизнь среди никого толкает меня на порой отклоняющиеся от общего смысла записи, поэтому я пропускаю их, как сможешь пропустить и ты. Дочитай, пожалуйста, молю в последний раз, дочитай до конца. Посмотри, каким я стал. О, ты увидишь! Возможно к мигу, когда я воочию предстану пред тобой, изменюсь ещё сильнее, а пока… Седеющие от подступившего безумия волосы, утонувшие в арктических льдах голубые (или уже нет) глаза, трясущийся безымянный палец (им я часто касался твоих волос и скул) и сведенная на живую последняя татуировка, набитая в твою честь. Как тебе? Завораживает, не правда ли? Сейчас ты прочтешь изложение дальнейших событий, которые, будь уверен, произойдут с нами. Ты прилетишь через пару дней, знаю, не больше, потому что не сможешь отказать «любимому» в последний раз. Исполнишь для меня единственную просьбу после всего, что натворил. Последнюю страницу с надписью The End откроешь по прилету, если хочешь доказать мне что-то, если ещё не все светлое ко мне умерло под несколькими ребрами с левой стороны. The End. Ты смотришь на меня и удивляешься тому, как точно я описал все ранее. Поднимаешь глаза от пожелтевших страниц и вновь опускаешь взгляд, изумляясь все больше и больше. Нет, я не пророк и третий глаз не открылся на моем лбу здесь – на треклятом клочке земли. Просто я слишком хорошо узнал тебя, а ты был не достаточно дальновиден, связавшись со мной. Совершив то, что совершил, ты активировал заложенную, наверное, ещё до рождения программу уничтожения. Не только собственного. Тебе страшно? Да, вижу ужас в твоих глазах, которые, как я успею заметить, уже не так светятся, как в дни наших последних встреч. Даже от слез они горели ярче, чем сейчас. Ах, это боязнь неведения, незнания дальнейших событий. Прочувствуй момент и остановись. Не читай дальше. Пока. Давай посмотрим друг на друга. … Спустя время ты заметишь у меня в руке пистолет. После всего увиденного это, возможно, не станет самым пугающим. Это единственная твоя реакция, в которой я не могу быть до конца уверен. Поэтому ты снова посмотришь на меня, а я взведу курок, подставлю дуло к виску и без сомнения выстрелю. Ты бросишься ко мне, забыв о тетради, закричишь, может, заплачешь. Нет, малыш, это не безжалостная шутка, а бытовая реальность, которую ты увидишь своими прекрасными глазами. Почему я пишу дальше? Потому что ты вернешься к потрепанным листам из желания понять, почему все так произошло. Но я ничего тебе не напишу, ведь, Нандо, ты так и не смог узнать меня по-настоящему, а, как я убедил раннее, зря. Страница кончается, ты перевернешь её после финального слова и обнаружишь уже последнюю волю. «Когда-то ты обещал вечно бежать за мной хоть на край света. Пункт назначения немного изменен – гиена огненная. О, малыш, ты должен знать – нам нет места в раю. Мы – грешники. И грех этот – наша любовь. Но мы не сдадимся, мы прыгнем вниз, взявшись за руки, правда? Докажи мне свои чувства. Заслужи прощение. Вложи источник горячего железа в мою руку, сделай это, пока она ещё не остыла вместе с телом. Мой палец нажмет на спусковой крючок. Ты ни в чем не будешь виновен. Убей себя, моя любовь» *nemesis (англ.) – возмездие, неизбежная расплата