Поступки и последствия

Рудольф – такой же регент, как Иноходец – Проэмперадор. Рудольф едва не перестал быть регентом. Но когда то зелёное, топкое и мёртвое, чему Эпинэ так и не знал названия, накрыло Старую Придду, этот человек сделал для севера и всего Талига такое, что нашлись всерьёз усомнившиеся: человек ли? Остались живы и нашлись. А старый волк остался регентом. Рудольф согласился со всем, что было сделано при Катари. Рудольф решил, что самозваному Проэмперадору Олларии место не в Занхе, и даже не в Багерлее. Рудольф на этот раз не прислал Эрвина, или кого-то ещё, хотя ему есть, кого прислать, он приехал сам. И даже почтил визитом дом трижды государственного изменника. Впрочем, во дворце сейчас, хвала Астрапу, уже его место. Герцогу Эпинэ оставалось лишь предложить гостю и его больной спине кресло поближе к камину и всё, чего гость пожелает. Гость пожелал глинтвейна и Карваля. Глинтвейн хозяин сварил лично, и даже разлил в три кружки, хотя сомневался, что сможет это пить – летом! – Карваль явился, не дожидаясь приглашения, и не убоялся испечься заживо снаружи и изнутри. Рудольф умеет взглядом превращать собеседника в пустое место, Рудольф редко улыбается, но, когда нужно, по-настоящему скалится. Сейчас Рудольф молчит, медленно прихлёбывает дымящееся вино и слушает. Коменданта столицы, потому что Проэмперадора он уже выслушал. И комендант не теряется под тяжёлым стальным взглядом, напротив, таращится в ответ так сосредоточенно, что не позавидуешь уже Рудольфу. И педантично докладывает о простом и мирном – несколько месяцев назад не верилось, что Олларии вновь понадобятся хлеб, вино, мясо, фураж, лес, новобранцы для гарнизона, и даже мрамор для Ружского дворца. Но сейчас Оллария несомненно жива, живым всегда что-нибудь нужно. А вот лекари, сиделки и священники живым и здоровым ни к чему. И если удача может улыбнуться Иноходцу, угодившему в сиделки, то когда, если не сейчас? Рудольф услышал всё, что хотел, распорядился обо всём, что счёл важным, и, похоже, доволен. Поводья судьбы сами просятся в руки, и Эпинэ за них ухватился. - Господин регент, вы – пожизненный Проэмперадор Севера. Но Север – это Торка и Ноймаринен, которые не удержал бы в одних руках никто другой, это Бергмарк, с правителями которого ваш дом связан давними кровными узами, и это граница. Большая граница, на которой даже видимость покоя – редкая роскошь. Северу Проэмперадор нужен всегда. Олларии на Изломе был нужен хоть кто-нибудь. Так вышло, что никого, кроме меня, у неё не оказалось. Сейчас вы признали Олларию благополучной. Сейчас есть вы, есть герцог Алва, в столицу возвращается двор. Проэмперадор мирной столицы – нонсенс, чтобы не сказать анекдот. Поэтому я прошу вас освободить меня от ставшей бессмысленной должности. Разумеется, после того, как все дела и документы будут переданы надлежащим образом в надлежащие руки. Северянин говорит мало и кратко, южанам полагается тараторить, не смолкая. Однако от столь пространной риторики горло немилосердно саднит, но глинтвейн, под крышкой, несомненно, горячий, по-прежнему устрашает одним своим видом. Рудольф медленно, с видимым усилием поднялся из-за стола во весь свой немалый рост. Так же медленно прошёлся до противоположной стены, повернул, перевёл взгляд с портрета Шарля Эпинэ старшего на собеседника, и обратно. Рудольф любит, чтобы важные решения рождались в его голове, а подчинённые соглашались либо возражали. Но Робер Эпинэ никогда не служил под непосредственным началом Рудольфа Ноймаринена и может этого не знать. - Что вы намерены делать, если я удовлетворю вашу просьбу? – С таким выражением лица не превращают ни в пыль, ни в камень, старому волку действительно интересно. - Получить назначение в армию. В любую армию в любом звании. Для маршала, не дослужившегося в Торке и до капитана, это называется «ляпнуть». Но Эпинэ сказал именно то, что хотел сказать. Движение воздуха в ставшей закатно душной комнате, шорох шагов и шёлка. Марианна принесла фрукты и вино. Просто вино, не горячее. «Кровь» для них с Карвалем, тинта для гостя. Это спасение. Принесла и сейчас молча выйдет. - Герцогиня, – голос регента остановил женщину. Рудольфу ничто не мешает ни назвать вчерашнюю куртизанку герцогиней, ни должным образом поклониться. Даже больная поясница. – Прошу вас ненадолго задержаться. Хотелось бы узнать ваше мнение о последнем предмете нашего разговора. Снова поклон, бесшумно отодвинутый одной левой тяжёлый резной стул. Она присела в лёгком реверансе и остаётся. - О чём именно, господин регент? - Герцог Эпинэ сообщил о своём намерении отказался от должности, требующей его постоянного присутствия в Олларии, и посвятить себя армии. Думаю, вы понимаете, что это значит. - Понимаю. – Смотрит собеседнику прямо в глаза, пристально и сухо. – Это значит, что он будет рисковать не только головой, и не всего единожды, а я буду видеть его редко в мирное время и очень редко, если начнётся война. Рудольф молча наклонил голову, она расценила это как предложение продолжать. - Господин регент, я приму любое решение герцога Эпинэ. И это тоже. Это всё, что вы хотели услышать? Милый щебет в роскошном салоне вечера напролёт и вот такая краткость на грани вежливости. Впрочем, старый волк, похоже, не намерен оскорбляться. - Это не всё, что вы хотите сказать. Говорите. - Благодарю. – Вежливо кивает. – Но я впервые беседую с вами, и при этом много о вас слышала. Поэтому, если не возражаете, я скажу то, что хочу сказать, герцогу Эпинэ. Рудольф – не тот человек, который станет интересоваться, следует ли ему уйти, если ему не говорят об этом прямо. Он снова молчит, встаёт и продолжает мерить комнату шагами от стены к стене. - За вами замечено не так много дальновидных поступков, герцог, – на него она смотрит не как на полного… регента. Это радует, – зато у каждого был такой непредсказуемый результат... О, да. Начиная с желания помочь другу стать королём. Тогда это казалось дальновидным, и даже правильным. Видимо, на его лице явственно отразилось намерение вспомнить все свои не слишком дальновидные поступки и их непредсказуемые последствия от исхода то ли Создателя, то ли Четверых, потому что Марианна тут же уточнила: - Я могу судить лишь о том, чему была свидетельницей. Когда мы с вами впервые встретились, вы пришли потому, что, дайте вспомнить, так надлежит поступать настоящему интригану. Эпинэ усмехнулся. Когда он успел рассказать ей эту чушь? - За конечный результат я по сей день благодарна провидению. - И Салигану, – напомнил Иноходец. – Хотя промежуточный тоже был достаточно… непредсказуем. - Потом вы решили остаться в столице до прихода армии и постараться не допустить бунта и крови в городе. В результате ваши старания затянулись значительно дольше, чем можно было предположить, и маршалу пришлось стать Проэмперадором. Эпинэ развёл руками – мол, что поделать? - После, когда предсказать исход событий не мог действительно никто, вы решили вывести из Олларии всех, способных ходить на двух ногах, не полагая себя взбесившимися крысами, даже если для этого придётся драться с кэналлийцами Эчеверрии. Да, этот результат был, пожалуй, самым непредсказуемым. Как и процесс. - И наконец, чуть больше месяца назад, вы решили лично опросить господ послов на предмет их дальнейших намерений в изменившейся политической ситуации. Хотя мэтр Инголс и кардинал Левий настоятельно предлагали вам свою помощь, утверждая, что их положение это вполне позволяет. Было и такое. - Вы провели в обществе этих господ не менее пяти часов. И были очень… ОЧЕНЬ сдержаны. Потому что за всё это время ни один посол не вылетел в окно, и даже не скатился с лестницы. Но, когда необходимость сдерживаться наконец отпала… – Марианна красноречиво опустила глаза, Иноходец, напротив, принялся изучать взглядом потолок. – Словом, о результате этого решения вы уже осведомлены. Согласитесь, по отношению к послам и политике он действительно непредсказуем. Вы уверены, что ваше сегодняшнее решение, с которым я полностью согласна, не обернётся чем-то неожиданным? У окна то ли глухо хрюкнули, то ли тихо рыкнули. Оказалось, так смеётся господин регент, когда очень хочет сдержаться, но не может. - Бунт, говорите? – Рудольф, повернувшийся лицом к собеседникам, был уже вполне овладевшим собой Рудольфом. – Герцог, вы когда-нибудь слышали о бунтах в Ноймаринен? Иноходец непонимающе пожал плечами. Бунтовать при таком герцоге способны разве что самоубийцы. - А в Кэналлоа? Дважды самоубийцы. - А ведь вам удалось не допустить настоящего бунта не только в Олларии, но и в родной провинции, где бунтуют, как дышат. Последним, чего хотели ваши земляки, был суверенитет и союз с Талигом на основе договора, подобного нашему? Карваль, последние полчаса всем своим видом вежливо отсутствовавший, встрепенулся и подобрался, как почуявшая след гончая. Оказалось, вовремя. - Так они его получат, - продолжил свою мысль господин регент, курсируя от окна к стене с портретом. – Бунтовать против собственного герцога – не то же, что против каких-то там Олларов. А титул великого герцога суверенной державы вовсе не исключает звания маршала Талига. И обязанностей. Уж поверьте. Генерал Карваль! Помянутый был уже не просто «здесь», а «весь здесь». - Покажите ваш вариант договора. Ручаюсь, он у вас при себе.