Я есть, ты есть, мы есть

Любой скажет, что космический корабль — весьма неподходящее место для шизофреников, конченых кретинов, детей и беременных женщин (особенно беременных женщин), и будет прав, но, пожалуй, лишь отчасти. Этот любой, протянет Питер в ответ, наверняка не имеет ни малейшего представления об экипаже Милано. На борту этого корабля не то чтобы носились оравы детей или, упаси Боже, пузатые дамы заявляли свои права на место пилота, вовсе нет... Но как именно расценивать енота с внезапно проснувшимся материнским инстинктом и эту веточку Грута, Квилл не знает. В последнее время Ракета больше бодрствует, а цветочный горшок становится его бессменным атрибутом. Он с ним ест, он с ним спит, ведет звездолет — в общем, таскается с малышом Грутом как курица с яйцом. Ракета теряет всякий покой, словно новоиспеченная мамочка после рождения своего чада, и даже Питер не смеет по этому поводу шутить (а порой так трудно держать язык за зубами!..). Иногда бдительной Гаморе выпадает большая честь присматривать за Грутом, и Питер разумно полагает: убеждать Реактивного в том, что навредить себе, сбежать или учинить что-то у веточки нет возможности, — просто бесполезная трата времени и нервов. Да и вообще, чем бы дитя (— Это образно, Дракс, образно!) ни тешилось, лишь бы не дебоширило, правда ведь? А еще Квилл прекрасно помнит две вещи. Грут улыбается. Грут готов отдать свою жизнь, потому что... как же там?.. "Вы есть Грут", да, точно, именно поэтому. Он улыбается, а Ракета плачет, ведь "Ты же умрешь, дружище, все, хватит, прекращай". Наверное, даже будь у него возможность, Грут бы ни за что не прекратил. Веточка улыбается им до боли знакомой улыбкой — немного рассеянной, очень милой и невозможно доброй. Всех, как молния, пронзает одна и та же мысль: "Грут!", — а Реактивный рыдает, не зная, куда себя деть от счастья, и огрызается на ухмыляющегося Питера, мол, соринка попала в глаз. Квилл помнит это все и осознает, что Ракета не может по-другому. Реактивный понимает: да не нужен за Грутом никакой присмотр, ни свежая земля, ни еда, ни поливка — ничего такого. Но однажды Ракета потерял друга. И у него нет ни малейшего желания терять его во второй раз. . — Я — Грут. Гамора со вздохом поднимает глаза на Ракету, но не может сдержать улыбки. Никто из них не может: ни Питер, ни Дракс, ни сам Ракета. — Я. Есть. Грут, — предельно четко говорит он, склонившись над малышом в цветочном горшке. — Ну же, повторяй за мной, дружище! Я. Есть. Грут. — А с ложечки кормить его ты тоже будешь? — с искренней заинтересованностью спрашивает Дракс, и Питер кашляет в кулак: держи язык за зубами, за зубами держи!.. — Если придется, то буду, болван! — фыркает Реактивный вполне беззлобно, скрыв, впрочем, тот факт, что это "если придется" уже было. И не раз. — Ну, дружище, давай. Я. Есть. Грут. Веточка смотрит на него, и дикие глаза Ракеты светятся восторгом. Ракета широко улыбается, показывая острые клыки и зубы. Ракета слишком, слишком счастлив.