Валонкар

ВОЛОНКАР Квиберн вновь потер руки в отчаянной и тщетной попытке согреться. Бесполезно. Холод уже давно пробрался в кости, а его сосуды, изношенные временем, уже не справлялись. Он подошел к окну и взглянул на Королевску Гавань. Город умирал. Его убийца был холоден и равнодушен к людским страданиям. Он сделал то, чего не в силах был сделать Станнис Баратеон — взял город в удушающую осаду. Самый страшный враг, встреченный столицей Семи Королевств. Зима. Она одела город в белое одеяло, которое, увы, не грело, заковала его в ледяной панцирь, который не защищал... Раньше на улицах пылали костры, когда народ пытался хоть как-то спастись от холода. Потом запылали дома. Сейчас город был холоден и тих. Он был практически мертв. Даже его сердце — Красный Замок — почти остановилось. Не проходило дня, чтобы в стылых покоях не находили замерзших. Вначале их хоронили. Потом сжигали. Позже стали относить в подземелье Мейегора. Потом просто стали оставлять как есть. Носить их было практически некому. По такому морозу тела все равно не портились. В самом замке осталось едва ли пол-десятка обитателей. Несколько слуг да благородных лордов, запершихся в своих покоях, забившиеся туда подобно крысам, в бессмысленной надежде на спасение. Порою проходили дни, меж встречами с иными обитателями замка. Гобелены, дорогая мебель, почти исчезли из замка, пожранные жадными топками и каминами, обнажив бесприютные холодные каменные стены, украшенные белесым кружевом инея. Вначале люди ходили за древесиной в остатки леса, сожженного еще во времена нападения Станниса. А затем стали там пропадать. И иногда возвращаться. И это было самое страшное для большинства. Ибо возвращались они холодными, с почерневшими руками и ногами и глазами полными льдисто-голубого сияния. Тогда еще люди боролись, пока холод не выморозил из них все силы, всю волю к жизни. Затем все ворота закрыли. Жители города стали разбирать на дрова лачуги бедняков или умерших, жгли костры и дома — некоторые предпочли смерть в пламени, нежели тихое угасание в снегу. Много ли еще живых на этих белых безмолвных улицах? Есть ли они вообще? Или единственными жителями Гавани остались обитатели Красного Замка? Он, Королева и еще сколько-то человек. Да, Королева. Ее Величество сильно сдала после смерти своего младшего сына. Напрасны были слова Квиберна, что, возможно, в жарком Дорне, принцесса Мирцелла жива. Серсея была безутешна. Маленький Томмен, мягкий и робкий, стал одной из последних жертв лютого холода. Его нашли в обнимку с одним из его котят, таким же холодным и окоченевшим. Мать, обезумевшая от горя, запретила его уносить, и лишь сидела рядом без отлучки, сжимая маленькие заледеневшие ручки. Первое время Серсея требовала, чтобы Квиберн применив свои знания к Томмену, вернул того к жизни. Хоть к какой. Она обещала, требовала, грозила. Но это был тот случай, когда даже его обширные познания о жизни, смерти и грани между ними, были неосмысленны и бесполезны. Глава шептунов тяжко закашлялся — ему уже тоже недолго осталось. И все же надо проведать Королеву. Тяжело переставляя замерзшие ноги, он двинулся в покои принца Томмена, зная, что именно там он и найдет Серсею. Семеро, какой же лютый холод! Дверь была закрыта и он постучал, скорее по привычке, нежели по необходимости. «Да, кто там? Это ты, Квиберн?» - голос был сиплым и охрипшим и напоминал скорее карканье вороны. Куда девался только голос львицы, гордый и звучный... Конечно, это он, более никто ее не навещал. - Да, Ваше Величество. Я. Его голос был на слух едва ли лучше и порою прерывался кашлем. Он вошел. Она сидела у постели сына, все так же гладя безжизненные ледяные руки. Как должно быть она мерзла в этом склепе. Но здесь огонь не разжигался — Серсея не хотела видеть разложения сына. Для нее он уснул, не умер. «Знаешь, сейчас бы я охотно увидела бы карлика», - прошептала она. Холод и горе состарили ее на годы, морщины пролегли на лице, глаза запали, а волосы, когда-то похожие на струи золотого водопада свисали грязными и сальными прядями. Она даже не взглянула на него, без отрыва любуясь милыми застывшими чертами. Квиберн промолчал. Он знал о каком карлике ведется речь. - Мой брат сейчас бы был так кстати. Вот он бы посмеялся. Бывший мейстер хранил молчание, лишь иногда украдкой потирая леденеющие пальцы рук. «Мне была предсказана смерть от его руки. Но прежде, я потеряла б всех своих детей. Как думаешь, почему он не идет? Так долго и тоскливо ждать...» - она продолжала что-то бормотать чуть слышно. Квиберн задался вопросом, что он здесь делает? Зачем выслушивает ее бред из раза в раз, зачем наблюдает за неспешным крушением границ его рассудка? Как же холодно! Даже холоднее, нежели обычно. Он не услышал шагов, не почувствовал движения. Он не успел даже моргнуть, когда лезвие, прозрачное, охваченное бледным пламенем, вошло в его спину и пронзило сердце. Кровь в то же мгновение застыла россыпью рубинов на его белом одеянии. А на пороге замерла бледная тень в переливчатой броне. Серсея даже не заметила этого. Она лишь в очередной раз провела исхудавшей рукой по лицу Томмена, другой сжимая его пальцы. А затем тихо вскрикнула, почувствовав ответное пожатие. Маленький принц открыл глаза. Не зеленые, как у нее и Джейме, но полные глубокой синевы. Неважно! Он жив! Жив! Жив!!! Серсея обняла его, расплакавшись горячими слезами, ощущая как ледяные пальчики обвивают ее шею. Когда же они начали сжиматься, Королева — Львица поняла, кто был ее младшей кровью. Ее Валонкаром. И засмеялась...