Неисправность

      — Микаэла! — прозвучало в тишине летнего вечера. Найти столь редкое имя в большой свалке радиоэфира было не так-то просто. С именем Сэма в этом плане всегда было легче. Правда, о Сэме сейчас думать совсем не хотелось.       Бамблби осторожно заглянул в открытое окно комнаты на втором этаже. Микаэла лежала на порядком измятом покрывале нерасправленной кровати, подтянув колени к груди и отвернувшись к стене. На короткий оклик она не обратила ни малейшего внимания, и автобот позвал ещё, проиграв предусмотрительно записанное аудио. После пятой перемотки девушка повела плечом и глухо буркнула:       — Уйди.       Би несколько приободрился — реакция Микаэлы на внешние раздражители практически не изменилась, значит, всё не так уж плохо. Наверно.       — Микаэла, ты как?       — Я сказала - уйди.       Бамблби, однако, сдаваться не собирался, ведь какой-никакой контакт уже установлен. Дальше - дело настойчивости.       — Микаэла, пожалуйста...       — Это он тебя послал? — девушка резко села на кровати, повернувшись лицом к автоботу. Глаза её гневно сверкнули, — Что ещё ему нужно? Он ведь ясно дал понять, что между нами всё кончено.       Микаэла, кусая губу, отвела взгляд и негромко продолжила:       — Неужели так сложно оставить меня в покое?       У Бамблби защемило в груди. Да, Сэм был его другом, и на чью, как не на дружескую поддержку этот человек мог рассчитывать, принимая столь непростое решение? И всё же, видеть, как страдает Микаэла, было невыносимо.       — Он в этом не замешан. Я пришёл один... Сам.       Порой Бамблби, смирившийся, казалось бы, со своей неисправностью, почти ненавидел свой сломанный вокодер за глупые и неуместные фразы из эфира, которые хочешь - не хочешь, а приходилось использовать даже в подобных разговорах.       Микаэла вновь взглянула на него:       — Вот как. И зачем же?       Простой, казалось бы, вопрос отправил меха в некоторое замешательство. Действительно, что двигало им, когда он, тихо сбежав, окольными путями приехал к ней, потом настолько неприметно, насколько это вообще возможно, трансформировался, подобрался к дому и аккуратно заглянул в каждое окошко, в надежде обнаружить девушку? Зачем он перебрал десятки песен, радиопьес, викторин, интервью, чтобы найти её имя? Зачем?       — Я...       Таким идиотом он себя ещё никогда не чувствовал. Отведя оптические сенсоры в сторону от лица всё ещё ждущей ответа девушки, Бамблби обвёл взглядом комнату. Все горизонтальные поверхности покрывал довольно плотный слой пыли. На столе стояла тарелка с нетронутой едой. Стояла, видимо, давно — кусочек колбасы на бутерброде выглядел огрубелым и заветренным, в стакане с апельсиновым соком плавали мушки-дрозофилы. На полу у кровати лежало несколько книг. Наверно, Микаэла пыталась хоть немного отвлечься, читая их...       И тут Би нашёл ответ. Да, осознавать, что Микаэла страдает, было невыносимо. Ещё хуже была мысль о том, что она, словно узница, сидит здесь в полнейшем одиночестве, бесконечно прокручивая в голове моменты из прошлого, болью и тоской доводя себя до внутреннего исступления. Но разве можно было объяснить всё это нарезкой из чужих речей? Хотя, Бамблби вряд ли сумел бы это сделать, даже имея возможность говорить самостоятельно. Поэтому он просто сказал:       — Поехали.       И Микаэла, как ни странно, согласилась. Молча встала с кровати, поправила юбку, перелезла через подоконник на его предусмотрительно протянутый манипулятор.       Через несколько минут Би выехал за черту города и покатил по просёлочной дороге. Микаэла сидела на водительском сидении, откинувшись на спинку и бездумно разглядывая медленно проплывающую мимо степь. После получаса молчания голос из радиоприёмника вновь спросил:       — Как ты?       — Нормально, — раздался в ответ совершенно безучастный голос Микаэлы.       Бамблби пришлось по нескольку раз обыскать все доступные здесь радиостанции, чтобы составить и сказать следующее:       — Здесь нет никого, перед кем нужно было бы держать лицо. Демонстрировать силу. Ты можешь довериться мне... Микаэла.       Прохладный металл пряжки на ремне безопасности легонько, почти нежно коснулся тыльной стороны девичьей ладони. Бамблби свернул с дороги, остановился под деревьями лесополосы и аккуратно трансформировался. Микаэла оказалась сидящей у него на манипуляторе.       Слишком внимательного и участливого взгляда его голубых оптических сенсоров Микаэла не выдержала и расплакалась, неумело, с тонким, почти щенячьим поскуливанием. Жёлтый мех негромко прогудел что-то ласковое, пытаясь подбодрить и успокоить её. Однако горечь, обида и боль утраты слишком долго копились в душе Микаэлы. Девушка спрятала лицо в ладони и упала навзничь, свернувшись в комочек. Тело её сотрясали беззвучные рыдания, перемежаемые протяжными, словно принадлежащими раненному зверю подвываниями. С безвольно дрожащих губ срывалось тихое, судорожное: "Сэм..."       Постепенно на плач больше не остаётся сил, и Микаэла недвижно лежит в его заботливо сложенных чашечкой манипуляторах, уткнувшись мокрым от слёз лицом в теплый металл. Темные волосы беспорядочно разметались по спине и подрагивающим от неровного дыхания плечам. Оптика Бамблби светит совсем приглушённо. Он изо всех сил напрягает свой неисправный речевой аппарат, и раздаётся едва слышный скрипящий шёпот:       — Всё... будет... хорошо... Микаэла.       Под грудными пластинами раздаётся тихий, но отчётливо слышный щелчок окончательно сломавшегося вокодера.