Зарница на севере

      Он ворвался во вневременную гармонию потоком резких, громких звуков, приводя в замешательство, заставляя смолкнуть и напрячь внимание. Майрон слышал, что несколько голосов подле него тоже стихли, не зная, присоединиться к восставшему или вместе с более сильными сородичами попытаться заглушить его. Новая музыка не была ни затейливой, ни мелодичной – но ее мощность превышала все, что звучало в Эа когда-либо прежде. В душе Майрона зародился смутный трепет; он не смел издать ни звука, зачарованный новой, грубой и нескрываемой силой. Незряч и бесплотен, он мог лишь внимать, как множество голосов вокруг сливаются воедино, как хор затмевает своим звучанием не предвиденную никем помеху… Вдруг все звуки резко смолкли: волна новых ощущений, неожиданных и мощных, оглушила и его, и всех его окружавших.       Прежде всего был свет – ослепительный, кажущийся безграничным. Потом среди сияния стали появляться размытые очертания; сразу за этим появилась неведанная доселе скованность, тяжесть новообретенной телесности. Майрон не знал названий тому, что видит и чувствует. Вокруг себя он разглядел множество существ. Он узнал в них своих сородичей: те были точно так же оглушены потоком нового, обрушившимся на них. Тут были многие из тех, чьи голоса Майрон слышал еще во тьме. Кое-кто был напуган, кто-то горел любопытством, самые же могущественные, чьи темы в музыке были ведущими, смотрели только друг на друга – по взглядам было видно, что им было открыто больше, нежели остальным; что они понимают, что происходит, и теперь решают, что делать дальше. Были многие – но того, другого – не было. Только рассекла небосклон белоснежная искра и упала за горзонт на севере. Майа неотрывно следил за ней и уже готов был лететь туда, где она скрылась – но не успел. Один из тех, кому Единый доверил часть своих замыслов, приблизился и тронул его за плечо. Это был Учитель. Майрон покорно вложил свою руку в широкую ладонь и в молчании последовал за наставником в числе прочих учеников. Некторые из них то и дело оглядывались на север, и в их лицах Майрон читал такую же растерянность.       Артано. Вот как его звали теперь – непревзойденный мастер. Из всех подмастерий Ауле он слыл самым искусным, а среди прочих майар славился мудростью и могуществом, сравнимым и с мощью Валар. Но ни в обществе владык, ни в компании равных себе Майрон не появлялся слишком часто – сторонился, брезговал. Услышанное перед самым становленем мира было ему негласным разрешением: можно иначе. Можно не радоваться вместе со всеми рутине благополучия, можно искать большего, чем мирное сосуществование с другими. Изделия Артано всегда отличались от тех, что выходили из-под рук его соучеников. В отличие от Ауле, он неохотно расставался со своими творениями, а те, к кому каким-то образом попадали безделушки, сделанные Майроном, вскоре замечали за собой странную привязанность к ним, начинали дорожить ими больше, нежели чем-бы то ни было. Искусство чар и иллюзий, способных подавлять и подчинять чужую волю, интересовало сильнейшего из майар куда больше, чем кузнечное ремесло.       - Разве Манвэ не владыка Арды? – Спрашивал он Учителя. – Разве не должен он устанавливать для всех один порядок и непреложный закон?       - Хороший правитель прежде всех обязательств ставит защиту свободы собственных подданных, - отвечал немного удивленный Ауле.       - Разве можно быть свободным и иметь господ над собой? – Вопрошал Артано, но на ответе уже не настаивал. Выходило, что присутствие властителя было скорее формальным, и совсем не чувствовалось. Эта неопределенность раздражала; Майрон жаждал четкого порядка во всем, что окружало его.       Вскоре слухи о тьме, сгущающейся на севере, взволновали его. Он помнил происшествие, позже нареченное Диссонансом. Помнил того, кого в разговорах звали Мелькором – мятежника, превосходившего в силе самого Сулимо, но изганного и лишенного трона. Не забыл зарницу в новорожденном небе. Могущественнейший Вала и непревзойденный Артано. Лучший с лучшим – разве они не должны быть заодно?..       - Зачем ты пришел?       - Они готовятся, Тано, - вместо ответа выпалил Майрон, на ходу скидывая черное оперение, в котором он только что влетел в зал через узкое окно. Он уже много раз бывал здесь; несмотря на то, что майа еще появлялся на острове Валар, сторону он давно сменил. Сначала тайно являться в крепость нового господина было не так уж сложно, но с началом войны Артано все реже и реже удавалось остаться одному. Иногда ему казалось, что Владыки Арды догадываются, куда он наведывается, но он отметал эту мысль как невозможную.       - Они решили напасть. – Спешно говорил Майрон, подходя вплотную к хозяину. – Валар взяли под опеку первых Детей Илуватара, они собираются перейти в наступление.       Мелькор молчал. Майа, которому было больше нечего сказать, воззрился на него, ожидая ответа. У Артано не было сомнений, что Темный Вала примет решение – тот не брезговал пользоваться своей мощью и, в отличие от брата, не привык медлить и церемониться с врагами. За это Майрон его и уважал, поэтому и предпочел его светлым властителям. Он пришел сюда давно – и за все время тайного служения злу успел стать безоговорочно верным Мелькору.       - Ты больше не должен возвращаться в Альмарен, - Артано вздрогнул и внимательно посмотрел в глаза господину. – Отправляйся в Ангбанд и оставайся там. Не высовывайся, пока не прикажу.       Что ж, по крайней мере, его не пошлют воевать. Участвовать в стычках Майрон не желал. Но и оставаться в стороне, не имея возможности влиять на ситуацию, не хотелось.       - Вы уверены, что я не нужен здесь? – Бесстрастно произнес Артано.       Мелькор наконец ответил на взгляд слуги. Прозорливому Майрону иногда казалось, что в ледяных глазах Бауглира порой все же мелькает тепло – тусклая, глубоко скрытая приязнь. Он и сам за эти годы успел привязаться к хозяину.       - В бою на тебя нельзя полагаться. – Хмыкнул Вала. – Но сохранность Ангбанда в дальнейшем сыграет важную роль. Тебя… и крепость не должны найти.       Сухая гладкая ладонь на миг коснулась щеки майа. Тот мог только догадываться, какую ненависть испытывал владыка тьмы к творениям тех, чьего совершенства ему не суждено было достичь, но точно знал: к своему ближайшему слуге он злобы не питал.       “Не должны найти”, сказал тогда хозяин. Его и не нашли – ни во время войны, ни после разорения Утумно, о котором Артано донесли соглядатаи. Скорее всего, и не искали.       О том, чтобы ввязаться в борьбу и попытаться спасти господина, не могло быть и речи – во-первых, своя шкура была Майрону дороже, во-вторых – Тано велел ждать. Сотню лет, две сотни, три. В целом картина его устраивала: в его руках была вожделенная с давних пор власть, Валар о его местонахождении либо не знали, либо предпочли забыть, и ничто не мешало наместнику Ангбанда укреплять свою твердыню и растить ее мощь. Времени у него было более, чем достаточно.       В начале четвертого столетия со дня их последнего разговора шпионы стали доносить о тревожных вещах. Говорили, что Мелькор освобожден, что он остался в Валиноре, что снискал там уважение Перворожденных. Майрон ни на йоту не верил, что его господин переметнулся на сторону света; с другой стороны, мысль о том, что он может рано или поздно явиться во владения, которые майа уже считал своими, внушала беспокойство.       Лишь когда комендант, запинаясь и пряча глаза, доложил о том, что Темный Вала вернулся, Артано поспешил ему навстречу. Приближение господина он провидел заранее, но до последнего медлил, не решаясь вновь увидеться с хозяином.       - Тано, – тихо обратился Майрон к темной фигуре в дальнем конце зала. Не дождавшись ответа, подошел ближе. – Тано?       С момента их последней встречи Мелькор разительно изменился. Вала будто стал ниже ростом, на лбу залегла складка, веки потяжелели – или это была просто усталость? Артано уже начало казаться, что он и впрямь рад возвращению владыки – но Бауглир не обращал на слугу ни малейшего внимания, лишь алчным взором сверлил ослепительно сверкающие камни в своих пальцах. При взгляде на его ладони Майрон тихо ахнул, но стоило ему протянуть руки, чтобы дотронуться до них, как он был отброшен назад страшным ударом.       - Прочь! – Яростно прошипел Бауглир, резко развернувшись и исступленно глядя в глаза приспешника. – Не смей прикасаться к ним! Они мои…       Ошеломленный, Майрон спешно выбежал из зала. Что-то пошло не так, и в душе Мелькора уже не было прежних чувств – только обжигающий свет похищенных кристаллов отражался в зрачках. Что-то закололо в груди. Искра, пронзившая небосклон в самом начале дней, идущий всем наперекор голос в общем хоре – Артано помнил, Артано не забудет. Но на миг ему показалось, что он краем глаза заметил светлую фигуру в черноте коридора. Майа шарахнулся в сторону от видения – на него лучистыми карими глазами смотрел тот несбывшийся Майрон, не искаженный, не сдавшийся собственной гордыне и жажде величия. Смотрел без печали, насмешливо: “Ты этого хотел?”