ID работы: 2273824

Не задавай глупых вопросов

Гет
PG-13
Завершён
1072
Размер:
323 страницы, 39 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1072 Нравится 372 Отзывы 464 В сборник Скачать

Глава 24

Настройки текста
Рукописи не горят. М. Булгаков «Мастер и Маргарита» Профессор снова сидел перед ее кроватью и размышлял. Девушка уже около недели была погружена в спокойный сон, из которого ее изредка пробуждала Поппи, чтобы ее, полусонную, накормить, сводить в туалет, накачать лекарствами и снова усыпить. Раны постепенно затягивались, общее состояние улучшалось, но медиковедьма все равно отказывалась полностью приводить ее в сознание, открещиваясь от всего своими женскими доводами и отговорками. Спорить с ней желания не было, поэтому он не возмущался. Ему было над чем подумать. Письмо, найденное Драко, оказалось страничкой, вырванной ею из дневника, которую она, почему-то собиралась сжечь. «Дорогой Северус, Ты знаешь, как нелегко мне дается это напускное спокойствие, сколько сил я трачу на то, чтобы никто ничего не заметил. Видишь ли, никому не нужно ничего знать, поскольку знания часто приводят к бедам. Уж в этом я сама не раз убеждалась. Но скрывать приступы боли куда как легче, чем скрывать порывы отчаяния, когда я в очередной раз вижу профессора. Я ничего не могу с собой поделать. Я люблю Северуса Снейпа. Как же сложно в этом признаваться, хотя бы тебе, мой дорогой Северус. Прости, я снова сожгу тебя, ведь о тебе никто не должен узнать». Он помнил, с каким недоумением читал эти строки, притом, они явно были написаны самопишущим пером, видимо, из-за порезов на руках. А в камин она его, похоже, бросила по пути в его кабинет в день перед концом. Мерлин, какую чушь он тогда нес! Он помнил, как, сразу после прочтения, вызвал Финли. После небольшого расспроса, он выяснил, что золу из камина не выгребали уже с неделю, а эльфы, как оказалось, умеют восстанавливать сожженное. Так он получил еще три письма. «Итак, дорогой мой Дневник, Отныне ты зовешься Северусом. Так будет и проще, и приятнее. Ведь я никогда не осмелюсь так обратиться к профессору, а само имя невероятно красивое. Пусть и созвучно с жестокостью*, но оно такое мягкое, мелодичное и одновременно строгое, как раз под стать ему. Мерлин, откуда такие мысли?! Откуда во мне взялась эта сопливая романтичная натура? Вроде, никогда я не была настолько сентиментальной, даже когда была маленькой, что же изменилось теперь? Почему, едва завидев его, так хочется броситься к нему, и во всем - во всем признаться? И что плевать мне на его холодность, и на его едкие замечания (которые, пусть и обидные, но весьма справедливые), и на его жестокость. Я прекрасно знаю, что он умеет быть заботливым, что я пережила последние полгода лишь благодаря ему, что он никогда бы не сделал мне больно намеренно, потому что в нем есть место добру и состраданию. Я вовсе не хочу думать, что он хоть чуточку хуже других, ведь он сумел сохранить в себе светлые чувства, пережив две жутких войны. Уверена, нет чистого зла и чистого добра, есть их сочетание, но выбор стороны – выбор самого человека, и он свою сторону уже давным-давно выбрал. Я люблю Северуса Снейпа. Фух, сказала. Так тяжело говорить это, и так обидно осознавать, насколько глупо, должно быть, это звучит из моих уст. Ну и ладно, я все равно не откажусь от самой себя. Спасибо тебе, Северус. И прости, но я должна это сжечь, чтобы никто никогда этого не увидел». Финли искренне недоумевал над просьбой восстановить из пепла бумажки этой девчонки, но покорно щелкал пальцами, не смея оспаривать приказы Хозяина. А сам зельевар с ужасом вчитывался в строчки. «Знаешь, Северус, Все-таки, Луна удивительно проницательна. Не знаю, как ей это удается, но она умудрилась подарить мне на выписку самопишущее перо, учитывая, что тогда я еще могла нормально писать. Вот уж точно, магия, так магия. Сегодня столкнулась с Роном в коридоре. Я так давно его не видела, а он все такой же. Сразу зажался, начал что-то мямлить, чесать рукой затылок. Столько раз за те семь лет, что я его знаю, он совершал глупости, но никогда не мог нормально объясниться. Почти все эти глупости были связаны с его прошлым. Никто никогда не задумывался, а каково ему живется? Младший сын, зашоренный талантами старших братьев и любимой родителями сестренкой, парень, которого не замечают за необычностью его лучшего друга, чьи знания и качества не оцениваются, скрытые за моими зазнайскими замашками. Но ведь он всегда был рядом, защищал нас, помогал, чем только мог, принимал в любых вопросах нашу сторону, хотя порой это было очень тяжело. И та несусветная глупость, которую он чуть не совершил в Хэллоуин, скорее всего, была вызвана чьими-нибудь опрометчивыми словами. Я знала, что он сожалеет, но тогда во мне говорила обида, и я не дала ему шанса. Но понимала, он все равно будет искать моего прощения. И сегодня он наконец-то поговорил со мной. Все было просто. Ему было нужно лишь мое прощение, и он его получил. Однако, мне все еще немного обидно, что я была для него лишь девчонкой «для статуса». Но это же наш Рон, я не могла его не простить. А потом я спустилась вниз и в тысячный раз прошла мимо лаборатории, где профессор снова пытался разработать какой-то новый рецепт. Черт, ну почему я не могу просто смириться и жить дальше? Что за дурацкая привычка надеяться на лучшее, когда уже не может быть и намека на надежду? Почему я люблю Северуса Снейпа? И в ответ слышу собственный язвительный голос, мол, а разве нужна причина, чтобы кого-то любить? Нет, конечно не нужна. Я просто люблю его. Мне все еще сложно это произносить, но я привыкну. Нужно учиться говорить правду хотя бы себе, остальным пока стоит продолжать врать. А то, бывает, высыпешь правду на человека, и добьешь его этим. Ну вот что ему с этой правдой делать? Не все готовы с ней смириться. А вот себе надо обязательно говорить все, как есть. Я люблю Северуса Снейпа – вот моя главная правда. Сжечь, все сжечь, бумага все стерпит, а пламя все исправит. В этом суть моих записей. Спасибо, Северус, хоть тебе я могу выговориться». Финли покорно ждал, пока Хозяин закончит читать, чтобы отдать ему последний клочок пергамента. «Северус, Я тут такое вспомнила! У профессора же 9 января День Рождения! Я сегодня тайком добралась до Хогсмида и купила подарок. Надеюсь, ему понравится. Нет, я понимаю, конечно, что он этого не покажет, даже если ему действительно понравится, но так хочется сделать ему приятное. Думаю, я попрошу Меган положить мой сверток вместе с другими, и лучше, наверное, его не подписывать. А то, знаем мы, как работает такая вещь, как предубеждение и предвзятость, а ему они ой как свойственны. Пусть уж он лучше не знает, что я ему вообще что-то подарила, и спокойно отнесется к неподписанному свертку с небольшим презентом от его глупой Ученицы. А подарок я пока спрячу на антресолях, так заботливо созданных Меган для моих личных целей. Если я доживу до 9 января, то мои старания даже не пропадут напрасно. Я всей душой люблю этого мрачного человека, как бы сильно он меня не ненавидел. Тяжело говорить это каждый раз, но я хочу научиться говорить это, не заикаясь через каждый слог. Даже если я умру, я умру, не забывая о своей любви, и может, даже сумею сказать это вслух. Огонь – невероятно сильная стихия, за что я ему весьма благодарна. Я бы собственноручно удавилась, если бы узнала, что это кто-нибудь прочитает. Спасибо, Северус. Мне очень одиноко в последнее время, но, хоть тебе я могу рассказывать все, как есть». Да, похоже, чудаковатая Лавгуд была права, все мальчишки/мужчины (нужное подчеркнуть) дураки. И как он мог ее не замечать? Она же все это переживала в то время, когда он сидел в соседней комнате. Нельзя было оставлять ее одну, и тем более, переубеждать ее в собственной мерзости. Она так свято его любила, что, когда он начал сыпать оскорблениями и наводить жути на свою персону, она уже настолько отчаялась увидеть хоть тень ответа с его стороны, что слепо поверила во все, что он заявил в тот чертов вечер. Что ж она за человек-то такой? Как можно вообще его любить? Он сам-то себя презирает, а уж все остальные и подавно. А она? Ее столько раз отвергали, хотя она ни разу никому не сделала ничего плохого. Никто, похоже, не знает ее настоящую. Судя по ее дневнику, никто никогда не знал, что она плачет по ночам, что она винит себя во всех проблемах окружающих, что тысячи раз могла сломаться, но не позволяла себе этого ради других, что она искренне ненавидит себя, что не верит, что вообще может быть кому-то нужна сама по себе, а не ради чего-то. Всю жизнь ее только и делали, что использовали и бросали, она даже благодарности ни разу не дождалась. А ей, судя по всему, так хотелось просто рассказать все, что ее гнетет. Не чтобы ее пожалели, а чтобы хоть раз хоть один человек ее выслушал. Но она не из тех, кто просто придет к человеку и выговорится ему обо всем, что творится у нее внутри. Она отчаянно желала, чтобы кто-нибудь посмотрел ей в глаза и сам заметил это. Он же видел эти затравленные глаза, он знал, что ее гнетет, так почему же он-то не спросил ее обо всем? Она бы рассказала не задумываясь. В каждой сильной повзрослевшей девушке живет маленькая девочка, та самая Принцесса, о которой разглагольствовала Лавгуд. И ее тщательно прячут от глаз общественности, ведь малышка очень ранима и впечатлительна. Она смотрит на мир глазами девушки и едва сдерживает слезы. Но ей запретили плакать, и она молча смотрит на все вокруг, а из глаз непроизвольно текут слезки. И все, чего эта девчушка ждет, это пока появится кто-то сильнее взрослой девушки. Кто-то, кто заметит эти детские невыплаканные обидные слезинки, кто позволит стать слабой хотя бы рядом с ним, хоть на пару минуток. Перед кем не стыдно будет признаться в своих слабостях. Она, как и любой ребенок, хочет просто залезть к взрослому на коленки, уткнуться в родной откидной воротничок и разрыдаться, в истерике рассказывая, что именно случилось. Она не хочет, чтобы ее успокоили, она хочет, чтобы на нее обратили внимание. Ведь сильные взрослые очень одиноки, а детям чуждо одиночество. Потому маленькая девочка, живущая внутри каждой сильной девушки всегда очень несчастна. А он прошел мимо, как и все до него. Она всегда одна, даже окруженная толпой друзей, ведь ни одному из них она не покажет своих слабостей. Они, кажется, даже пару раз дразнили ее бесчувственной и бессердечной. Она молча ухмылялась, вспоминая тот Ад, что подчас творился в ее душе. Но никогда не спорила. Зачем отрицать тот имидж, который она так упорно создавала – имидж непробиваемой. Ей пришлось очень тяжело, но она все стерпела, чтобы суметь снова полюбить. А он не оценил. Да, теперь он наконец-то признал сам, что тоже любит ее, и уже не отрицал этого, но что это меняет? По сути, все и ничего. Он в который раз вошел в ее комнату и вызвал к себе эльфийку. Меган с недовольным видом рассказала, где именно спрятана дверь на антресоли и покорно открыла ее Хозяину. На довольно большой полке под потолком было лишь несколько предметов: коробочка с уже опустошенными фиалами от обезболивающего, связка ключей (видимо, от разрушенного дома), шкатулка с серебряным кольцом с малахитом посередине и пергаментный сверток, аккуратно перевязанный изумрудной лентой. Он достал пакет, сел на кровать, бережно развернул его и застыл в изумлении. Из упаковочной бумаги ему на колени выпал футляр для очков и небольшая бумажка. В футляре лежали простые проволочные прямоугольные очки в тонкой оправе. Бумажка же оказалась инструкцией, из которой он узнал, что очки - это прибор-переводчик, который делает понятным любой текст, прочитанный в них. В него «загружено» множество языков, включая древнейшие и тайные, что изрядно облегчит расшифровку старинных документов и рукописей. Подозрительно было только то, что инструкция была написана тем же почерком, что и записи в ее сожженном дневнике, то есть ее самопишущим пером. Ошибки быть не могло, эту бесценную вещь она создала сама. Сколько же сил она потратила, чтобы сотворить такое? Наверняка, на это ушел не один месяц кропотливой работы. Девчонка не уставала поражать его. Тут он вспомнил надпись в заглавии ее военного дневника, сделанную на неведомом ему языке. Он подошел к столу, раскрыл обложку и надел очки. В голове появилась надпись «Фиванский алфавит*: Будешь много думать, только больше запутаешься». Мда-а, она умеет себя мотивировать. И ведь фразу-то какую нашла, прямо по ней. Только вот это дела не проясняет. Как ему следует действовать дальше, он не представлял. Хоть к этой чудаковатой рейвенкловке на консультацию записывайся: «Что делать, если вы - два взаимно влюбившихся идиота, которые не могут нормально сказать об этом друг другу?» Он ей в тот вечер наговорил столько, что она уже вряд ли когда-нибудь поверит его словам, а уж его признаниям и подавно. Да и что он может ей сказать? «Простите, я был дурак, все это время я вас любил, но боялся это признавать, потому сделал все, чтобы вы меня разлюбили и, похоже, преуспел в этом». Звучит, как что-то среднее между позором и бредом сумасшедшего. Он рухнул на кровать, и в дневнике, лежавшем теперь поверх покрывала, перевернулось несколько страниц, открыв небольшую исследовательскую работу. Надпись в заглавие гласила: «Нераскрытые свойства мелиссы». Это все-таки случилось – у нас кончилось успокоительное. Спасибо, бабушка, что научила меня разбираться в травах и их применении, ибо без чего-нибудь успокаивающего я просто сойду с ума. Мелиссу я отыскала без труда, поскольку ее частенько можно встретить в тенечке в лесу, стоит лишь поискать. Я точно помнила с бабушкиных уроков, что если человеку стало плохо от нервов, то искать надо именно ее: она и боль в голове снимет, и уснуть поможет, и живот с нее крутить перестанет, и истерика закончится, и сердце долбиться как бешеное прекратит, в общем, полезная травка. Набрала я ее, насушила, отвар с ней заварила. Постепенно стала жить только благодаря ей, затем и мальчишек на нее подсадила. Так появились у нас ежевечерние «мелиссопития», хоть какое-то умиротворение в наших полевых условиях. И тут пришло же мне в голову над ней поколдовать. Что к чему, не знаю, но эта случайность открыла мне приятные неожиданности. Она полностью завязана на эмоциях человека, соответственно имеет к ним наипрямейшее отношение. Во-первых, если мелиссу заварит тебе человек, которому ты небезразличен, произнеся над ней ту же формулу, что и для заваривания чая, то всяческие последствия истерики сразу отступают. Во-вторых, если проблемы с сердцем или сосудами, то достаточно наложить на ее листья запирающее заклинание (сама не могу понять, что стукнуло мне в голову, когда я накладывала его на траву, но результат мне понравился) и напоить человека отваром из зачарованных листьев, то боль уйдет, а болезнь отступит. В-третьих, самое интересное, если собранную на нарастающую луну мелиссу промоет под живой природной водой любящий человек, ее края становятся золотистыми, и все ее свойства усиливаются в несколько раз. Джинни удалость привести Гарри в форму после Битвы только благодаря этому, по сути, ерундовому открытию. Рон, кажется, до сих пор, изредка просит эльфов принести ему отвар мелиссы, а я не могу, мне до сих пор обидно, что все, что собирала я, было окантовано золотой нитью, но ничего, из того, что приносил он, не имело ее. И как я, дура, тогда обо всем не догадалась? Думала, может, она только у девчонок появляется, попросила Гарри набрать для Джинни: полоска появилась, но она была не ровная и тонкая, а широкая и ребристая. Но она была! Если честно, я немного завидую Рыжке, у нее есть то, чего у меня, видимо, никогда не будет – любовь. Вот оно! Растение не может соврать, в отличие от него, здесь она не сможет не поверить ему. В теплице Спраут должна быть мелисса, а в лесу должен быть замерзший ручей. На этот раз он сделает все правильно. *** Думы окаянные, Мысли потаённые. Бестолковая любовь - Головка забубённая. Гермиона не хотела открывать глаза. Впервые за долгое время ее полностью вывели из того полумертвого сонного состояния, и она могла нормально думать. Думать не хотелось. Последнее, что вспоминалось адекватно, если отгонять тот шум и звон, что стояли в голове, это был приход профессора на ее попытку самоубийства и события прямо перед смертью. Ее мучили сомнения, она не понимала, зачем, собственно, она вернулась, если можно было избавиться от всех этих проблем одним словом? А еще ее смущали слова профессора, сказанные перед тем, как покинуть больничное крыло той ночью. Звучало все так, словно ему было не наплевать на нее. Что за бред она опять себе навоображала? Он же ясно сказал ей все, что думает насчет ее самой в целом и ее глупых чувств в частности. Хотя, все же, той ночью он отрицал все сказанное, говорил, что специально ее провоцировал. Значит ли это, что она еще может на что-то надеяться? Кто как не она знает, насколько он может быть светлым. Так, возможно, и в этот раз он просто не мог показать себя настоящего? Всё вы думы знаете, Всё вы мысли помните. До чего ж вы моё сердце Этим огорчаете. Сбоку послышался легкий удар стеклянных сосудов о прикроватную тумбочку. Ну неужели опять мадам Помфри?! Тут до нее донесся слабый, но до боли знакомый запах – запах целого года ада и единственная вещь, сохранявшая ее рассудок – запах мелиссы. Она все-таки открыла глаза и даже повернула голову. На белой тумбочке стояло два стандартных зельеваренческих фиала, в одном из которых была налита полупрозрачная салатно-зеленая, слегка мерцающая жидкость, а в другом стояло само растение, зазубренные краешки которого были окантованы широкой золотистой полосой. А над всем этим сияла магическая надпись: «Прошу, дайте мне еще один шанс – шанс все исправить». Она осторожно повернулась набок, приподнялась на локте, махнула палочкой, оставляя ответ, и залпом выпила спасительную жидкость. Впервые за все время с момента оживления она уснула без адской боли в голове и сведенных судорогой рук. По щеке пробежала и скатилась единственная слезинка, тут же исчезнув в складках наволочки. Мужчина за ширмой одернул тяжелую повседневную мантию и шагнул обратно. Девушка спала, как раньше, подложив под щеку кулачок, и мирно улыбалась, а над стаканом с мелиссой блестела фраза: «Я знала, что вы вернетесь». Он усмехнулся, наложил на растение чары неувядания и поспешил к себе. В голове у него набатом отдавалась одна единственная мысль – и все же, женщины невероятно мудрые создания. Позову я голубя, Позову я сизого, Пошлю дролечке письмо, И мы начнем все сызнова. Марина Девятова «Думы окаянные» * Имя Severus созвучно с английским Severe – «жестокий» * Фиванский алфавит (Письмо Ангелов, Ангельский алфавит, Алфавит ведьм) – использовался в средние века для кодирования писаний в книгах теней или книгах заклинаний, встречается резьба букв на камнях и дереве на различных амулетах.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.