***
С каждым днем жизнь в Вэмми становилась все тяжелее и тяжелее. Таковой являлась обидная правда — самые выдающиеся ребята всегда оставались в стороне, наблюдая за веселыми компаниями, и молча давясь своим горьким одиночеством.***
Заливистый смех доносился откуда-то со двора. Откуда-то, где лежало пушистое снежное одеяло, которое дети безжалостно разворошили, слепив из него кучу снежков. Я, как обычно, раскинулась на кровати в виде звезды, и, мечтая о чем-то, напевала под нос только мне понятные песни. Наверное, если бы смех, что стоял за порогом интерната был тише, то вошедший в крохотную комнатушку тоже понял бы, о чем я пою. Этот некто, немного пошумев, затих, вкладывая во вздох все недовольство, которое в нем только было. — Ты даже не посмотришь, кто вторгся на твою личную территорию? — услышав знакомый строгий голос, я приподнялась с кровати, опираясь ладошками об матрас. — Вдруг вор, насильник... А ты тут сидишь и распеваешь бредовые песенки о своем одиночестве. « Неужели он расслышал? » Ощутив, как сердце колотится где-то в горле, я нервно сглотнула ком, что мешал мне выдавить из себя хоть одно-два слова. Наконец уняв дрожь, из-за которой мои колени бились друг об друга на протяжении мучительных семи минут, я перекинула наивный взор на недовольного мальчика, губы которого искривились в маньяческой усмешке. — Зачем ты подслушивал... — обижено бросила я, сложив ручонки на груди. — Это неэтично. Голубоглазый вновь описал меня негодующим взглядом, после чего театрально взмахнул руками, пытаясь изобразить из себя нечто пугающее и гневное. — Теперь меня сопля поучать будет! — вспылил он, сжимая пальцы в кулак. — Сам знаю, что этично, а что нет! То, что я поделился с тобой своим шоколадом, не значит, что я как-то по-особенному отношусь к тебе! Я растянула губы в миловидной улыбке, чувствуя на себе взор рассердившегося мальчика, чей рот был перепачкан в шоколаде. Это заставило меня улыбнуться еще шире прежнего, что навело на Мэлло странные подозрения, касающиеся моего психического здоровья. — А сколько тебе лет? — вновь нарушив неловкое молчание, поинтересовалась я, глядя на синеокого. Тот в очередной раз фыркнул, приземляясь на ковер и поджимая под себя ноги. — Мне десять, — уже более спокойным тоном ответил он, все еще недоверчиво косясь в мою сторону. — А тебе, кажется... — И мне, — оборвав его на полуслове, ответила я чуть дрожащим голосом. Вновь ощутив на себе скептический взгляд, я торопливо кинулась к небольшой тумбочке, надеясь, что скромный подарок, который я извлеку оттуда, как-то сможет задобрить это гневное создание. — Я так поняла, — достав из ящичка плитку молочного шоколада, я прикрыла его, оборачиваясь, — что ты безумно любишь шоколад. Вот... Это тебе за твою доброту ко мне. От неожиданности мальчик пошатнулся, усмиряя в себе злобного блондина, чей взор мог испепелить за считанные мгновения. — Маленькая сопля решила подкупить меня сладеньким? — с усмешкой бросил Мэлло, без зазрения совести выхватывая у меня из рук шоколад. — А насчет моей страсти к нему ты абсолютно права! В ту же секунду серебристая фольга оказалась раскрошенной по полу, а сладость скрипела под белоснежными зубами голубоглазого. Озадаченно поглядев на него, я подошла ближе, и, усевшись рядом, принялась наблюдать, как Мэлло уписывал вкусноту за обе щеки. Он вновь недовольно уставился на меня, тем самым заставив отвернуться и обреченно вздохнуть. Снежинки кружились в воздухе зигзагообразными движениями, и, сливаясь друг с другом, вскоре невесомо приземлялись на окно нашей комнаты, прикрытое чуть просвечивающей шторой. Не поднимаясь на ноги, я, словно зачарованная, на четвереньках подползла к подоконнику и оперлась об него руками, привстав на колени. — Волшебство, — восхитилась я, прикладывая ладонь к похолодевшему стеклу, с противоположной стороны которого громадные хлопья вырисовали невероятных красот узоры. Златовласый мальчик лишь ухмыльнулся, и, меняя позу, чтобы было удобнее сидеть, вновь принялся за трапезу. — А как тебя зовут? — неожиданно спросил он, запихивая в рот последний ломтик шоколада. Оторвавшись от прекрасного выступления « зимних актеров », я перевела взор на Мэлло, чьи губы были измазаны растаявшей сладостью, и задумчиво приставила палец к щеке. — Роджер запрещает говорить мне свое имя, — с сожалением вздохнула я, вновь усаживаясь на ковер. — Но... Тебе я скажу... Мальчик выжидающе посмотрел на меня; в его взгляде виднелся яркий огонек, который означал победу над моей стеснительностью. Он, наверное, посчитал меня наивной дурочкой, которая готова раскрыться перед первым встречным... — Я Хлоя. Р-рада представиться... — Ми-ха-эль! — по слогам проговорил синеокий, протягивая мне руку. — Да будет это нашим секретом! И попробуй сказать кому-то. Тебе не поздоровится, сопля. В тот момент какая-то сладкая дымка обволокла мое сознание, заставив тем самым погрузиться в мир детских грез и мечтаний. Коснувшись Его ладони, я аккуратно пожала ее, сразу же выпуская из своих чуть дрожащих пальцев. Мэлло стал первым человеком, кому я раскрылась, сама не зная, почему. Голубизна его глаз заворожила меня не меньше, чем бальные танцы, исполняемые ледяными снежинками в холодном, чистом воздухе. — Да, — кивнула я, мягко улыбнувшись своему соседу, — это будет нашей тайной...