Страшно жить

Она никогда не испытывала ничего хуже, чем тогда. Её жизнь между 1942 и 1945 годами превратил в ад он, один-единственный человек. Амон Гёт. У его коллег это имя вызывало разные эмоции, в зависимости от звания и социального статуса, но не у его Хелен. Мало кто знал, как она боялась ненароком заглянуть в глубину этих серых бездонных глаз, как боялась случайно сказать что-то не то, неправильное, то, что не понравится ему. Да, бедная девушка была полностью в его власти. Он мог взять пистолет и прострелить ей голову в любой момент, и она лучше остальных это понимала. Постоянные побои и насилие, как моральное, так и физическое, угнетали её день за днём, и Хелен уже потеряла надежду на спасение. Жизнь стала для неё мучением. Я никогда не забуду того, самого первого дня. Была зима, и нас согнали на мороз, даже не объяснив причину. Впрочем, немцы никогда ничего не объясняли. Может, не хотели тратить время, может, сами не знали и просто, как их вышколенные овчарки, исполняли приказ. Со мной было несколько девушек, я уже не помню, сколько именно, но точно не одна и не две. Выстроив нас в ровную шеренгу, они отошли, пропустив вперёд одного из них. — Умеет ли кто-нибудь из вас готовить и убираться? — голос немца сначала показался мне красивым, но я не знала, как я ошибалась. Все подняли руки, а я была слишком напугана и к тому же замёрзла. Заметив меня, он подошёл ближе. Основываясь на своём предыдущем опыте, я сжалась, ожидая удара, но его не последовало. Я догадывалась, что мои знакомые отправятся в печь или в газовую камеру, но всё равно была рада. Лучше бы это была газовая камера. С того момента, как Амон Гёт взял Хелен к себе в горничные, её жизнь стала настоящим адом. Если в первые несколько дней она держалась достаточно храбро для её положения, то потом Гёт выбивал из неё всё чувство собственного достоинства жёстким немецким ремнём. Хелен боялась сделать что-нибудь не так, как надо ему, ведь после даже самой маленькой ошибки она получала удары мощной пряжкой и твёрдой искусственной кожей по спине. Мне выделили место в подвале с алкоголем. Гёт любил пить, и делал это хорошо если не постоянно. Я очень надеялась, что его настигнет цирроз печени как следствие вечного запоя, но такие, как он, обычно живут долго и счастливо. В первый же день он избил меня за то, что я выбросила кости для его собаки, при этом меня никто не удосужился предупредить. Я нигде ещё не видела таких жестоких людей. Видела немцев, которые сгоняли нас в вагоны для скота под лай овчарок и ненормативную лексику. Видела польских и немецких детей, которые кричали нас вслед, когда нас гнали по улицам городов те же немцы. Но такого, как он — нигде. Эта жестокость ради жестокости, беззаконие ради беззакония, садистские замашки и отстрел заключённых с балкона убивали меня морально, а он довершал физически. Когда всё закончилось, она была только рада. Хелен думала, что она так и умрёт там, в грязном подвале с крысами. Они убили её друга, они издевались над ней морально, они сломали её дух. Оскар Шиндлер спас её жизнь, и она навсегда осталась ему благодарна, но то, что сделал Гёт, навсегда останется с ней. Необратимые изменения в психике, потерянные 3 года жизни — прощальный подарок ей от Амона Гёта, который остался с ней до самой смерти.