К Карлу.

Ты не любишь терпеть. Ты грубый и резкий, до отвращения, до тошноты. Я кричу, не сдерживаюсь, в тот момент, когда ты, не жалея силушки своей богатырской, толкаешь меня в стену. Раздается громкий стук. На мгновение в голове все путается. Поначалу боль даже не заметна. Только прохлада каменного пола и неприятное ощущение, когда струйка крови неторопливо стекает по лбу, касаясь скулы и переходя на бледную щеку. Этакий молодец, приложил хрупкого юношу к стене, проявил характер. Ехидно ухмыляюсь, предпринимая попытки подняться. Из-за усиливающейся боли в голове сделать это не получается. Ничего. Я не перестаю улыбаться, вкладывая в улыбку все презрение, пренебрежение тобой. Злишься, конечно, ты злишься. С самого начала было ясно, что тебе нужен кто-то, умеющий уживаться с такими грубиянами, какой-нибудь одуванчик. Наглецов ты не терпишь, свободолюбцев – тоже. А я как раз такой. И если уж решил уйти, то уйду. Даже, если на катафалке после твоих гневных приступов увезут, все равно. Свобода, даже таким путем, хороша и желанна. Оставив попытки встать с холодного пола, спокойно присаживаюсь, склоняя голову и старясь сфокусироваться на каком-либо предмете. Ты кричишь что-то, доходящее до меня лишь обрывками, слова смешиваются в голове, немного тошнит. - Не распинайся, мне все равно, - тихо говорю я, стараясь вслушиваться в свой слабый голос, выстраивая более-менее членораздельные предложения для дальнейшего диалога, если он все же состоится, что маловероятно. Ты кричишь еще громче, до сознания долетают слова, имеющие самые грубые значения. Ты замахиваешься, я готовлюсь к очередному удару, зажмурившись и отвернув лицо немного в сторону: не хватало еще, чтобы ты мне нос сломал. Секунда, вторая… Удара нет. Открываю глаза и не верю тому, что выдает мое сознание. Ты подходишь близко, очень близко. Присаживаешься рядом со мной и крепко прижимаешь к своей раскаленной плоти мою ледяную, местами измазанную в крови тушку. - И чего ты этим добился, бестолочь? – все так же слабо и тихо спрашиваю я, находя в себе силы изумленно приподнять брови. Ты молчишь. Смотришь на свои руки и молчишь. Тебе стыдно. Наверняка, перестав кричать, ты все же услышал свою совесть, то, как грязно она бранит тебя самого (какой человек, такая и совесть: если сам заводишься с полуоборота, уничтожая все вокруг себя, то и она, госпожа, словесно тебя искалечит). - Вот и молчи, - шиплю я сквозь резко вспыхнувшую боль. Проходит еще минут пять. В ушах начинает неприятно шуметь, все сущее словно окрашивается в более темные тона и расплывается перед глазами. Я медленно выпадаю из сознательного состояния. ***** Не помню, почему именно тебе я позволил в свое время забрать часть моей свободы, не помню, почему старался терпеть твой характер, жертвуя своими собственными желаниями и комфортом. Ты не давал мне спокойно размышлять о прочем, ты желал, чтобы день ото дня я размышлял о тебе, о самом грозном и лучшем в мире. К моменту нашего знакомства мне уже исполнилось тридцать лет. Тебе было двадцать восемь с небольшим, как сейчас припоминаю. Да уж, только сейчас начинаю осознавать, насколько сдержанным был тогда, если два года подряд позволял тебе подобные выходки, с избиением и ругательствами. Хотя, ругательства и не выходили из нашей жизни, не оставляли ни на минуту. С ними было связано все: обыденные разговоры, простые просьбы и, даже, комплименты были насквозь пропитаны этой грубостью. В ответ на них я всегда молчал. Просто мне совершенно не хотелось объяснять тебе обычные правила приличия, так как понимал, что это бесполезно. ***** После последней нашей ссоры я не приходил в себя больше суток. А ты, чертов псих, даже врача не вызвал. Как выяснилось потом. Все это время ты просто сидел рядом и «надеялся, что все будет хорошо». Тяжело вздохнув, я все же встал с дивана, на который ты так осторожно (рука затекла, пока я на ней лежал) меня пристроил. На мгновение все снова потемнело, как и тогда, перед потерей сознания. Но вскоре все стало более-менее ясным и четким. Ты промычал какие-то слова извинения. - Что, совестно тебе? – ядовито поинтересовался (хотя, скорее подтвердил) я. И снова молчание. Всем телом я чувствую, как гнев начинает клокотать в тебе, медленно одурманивая разум. Видимо, за все это время ты так и не смирился с тем, что ласковым и послушным я не стану, а значит, в любом случае мне придется уходить. Тяжело вздыхаю и бросаю на тебя внимательный взгляд. Такой человек, такая сила, невероятный характер, но испорченный, насквозь зараженный гневом. Все получилось слишком быстро, как и всегда в подобных ситуациях. Я лишь одним пальцем хотел коснуться твоих внушительных рук, почувствовать тебя, а то вдруг все еще без сознания. И это некое ведение в бреду. Настоящий. У тебя теплая, смуглая кожа. Внимательно разглядываю выступающие вены. Одно мгновение, и твоя ладонь ложится мне на плечи, заставляя снова прилечь на диван. Я слушаюсь. Не знаю, почему, но слушаюсь, зачарованно смотря на тебя, на твое лицо, которое приобрело самое, что ни есть, мягкое выражение. В какой-то момент ты просто нависаешь надо мной и смотришь. Я смущенно отвожу взгляд и стараюсь смотреть куда угодно, только не на тебя. Ведь от одного только твоего запаха голову сносит, как у неопытной первокурсницы. Сразу хочется прижаться и насладиться тобой, каждой частью тебя. Теперь настал твой черед ухмыляться: конечно, заставил меня покраснеть своим видом, а теперь ерничаешь. Я уже думал выскользнуть из-под тебя и убежать, куда подальше, но вот ты заводишь мои руки за голову и осторожно касаешься моих губ. Я замер. Шумно сглотнув, шокировано смотрю перед собой, хотя, когда кто-то пытается тебя поцеловать, обзор несколько сужается. Поспешно отвечаю на поцелуй, позволяя твоему языку немного похозяйничать у себя во рту, а потом, словно нечаянно, прикусываю его. Ты снова злишься. Так любишь причинять боль другим, а стоит самому испытать ее, так звереешь. Хотя, именно это мне сейчас и нужно. Снова пытаешься меня поцеловать, сильнее сжимая запястья над головой, словно подобное могло бы меня усмирить. Ни черта. Вновь смыкаю челюсти в самый неподходящий момент, заставляя этим тебя рыкнуть и резко перевернуть меня на живот. Тогда стало страшно. Находится спиной к злящемуся человеку, то же самое, что повернуться задом к растравленному свежим мясом зверю. Ты дышишь мне в шею, медленно касаешься ее немного сухими губами, проводишь по коже теплым языком. Я едва вздрагиваю, когда ты прикусываешь ее, оставляя кровавые шрамы, небольшие, но болезненные. Ты снова проводишь языком, зализываешь, а я словно расслабляюсь, теряю бдительность. Совершенно неразумное поведение с хищником в гневе. Пользуешься моим затмением и неожиданно впиваешься зубами чуть ниже, несколько сильнее, чем в первый раз. Я слегка вскрикиваю от неожиданности, хотя, этот новый звук скорее напоминает сдавленный стон. Смехотворно, конечно, но подобный звук и осознание того, что надо мной навис сильный мужчина, чей жар доходит до самых глубин собственного организма, заставляют тело мучительно напрячься. Внизу живота начало тянуть, и словно купленные недавно джинсы неожиданно стали малы. Сдавленный и такой противный смешок над прокусанным ухом. Похоже, ты уловил то, как изменилось мое состояние. Краснею еще сильнее и стараюсь сжаться всем телом, лишь бы не было продолжения. «Продолжение будет!» - встревожено крикнуло сознание, когда горячие ладони проникли под свободную футболку и осторожно стянули ее с меня, обнажая бледную худую спину, на которой еще не до конца прошли шрамы после прошлой подобной экзекуции. Я не прошу прекратить, лишь прилагаю все усилия для того, чтобы высвободить свои руки из твоей хватки. Но мне ли тягаться с такой силой. Несколько секунд, и я уже обессилено продолжаю лежать под тобой, послушно терпя каждое твое прикосновение к хрупкой спине. Ты надавливаешь, целуешь, кусаешь. Издеваешься над моим телом на все лады, делаешь это чрезмерно грубо. Возбуждение дает о себе знать: между ног неприятно побаливает. Ты, чертов пошляк. Зачем доводить меня до такого состояния именно в тот момент, когда я собираюсь окончательно уйти от тебя, вычеркнуть, вырвать, забыть? - Ооох! - вырывается из меня восклицание в тот момент, когда ты особенно сильно надавливаешь на спину и, спускаясь ниже, стягиваешь с меня джинсы. Расстегивая ширинку, как бы невзначай задеваешь промежность. Я стону. Позор. Не могу даже контролировать себя. Хватаешь руками за талию и разворачиваешь лицом к себе. Боже мой, когда хоть успел раздеться? Твой орган, внушающих размеров заставляет округлить глаза и снова охнуть. Честное слово, будто раньше не видел. Ты возбужден не меньше меня, это заметно. Не медлишь больше, увидев меня во всей красе, полностью теряешь голову. - Осторожнее! – вскрикиваю я, когда ты рывком закидываешь мои ноги себе на плечи. Последний вздох. Ты входишь резко, не подготавливая, до самого основания. При этом наклоняясь и целуя в губы, имея мой рот языком. Кретин! Благо, поцелуй заглушает мой крик, а то бы я точно со стыда сгорел, испепелился. Промежность тянет еще сильнее, слегка пульсирует, когда утихает боль от резкого первого толчка. Ты слегка выходишь, на несколько сантиметров, и вновь вбиваешься в меня до самого конца. Я вздрагиваю и слегка стону от неожиданности. Ты продолжаешь безобразничать языком. Мой рот, мое тело. Сейчас я полностью твой, доволен? В обычное время ненавидел бы себя за подобное, но сейчас, когда возбуждение достигает невероятных отметок, я просто целую тебя в ответ, точнее, не сопротивляюсь, и все быстрее двигаю навстречу бедрами, вместе с тобой увеличивая темп. Хлюпающие звуки и до нельзя извращенные шлепки двух тел полностью затмевают разум. Как в такие моменты вообще можно что-либо соображать? После очередного твоего движения начинаю стонать с чистой совестью, которая, кажется, сбежала от подобной пошлости и притаилась где-то в самом уголке сознания. Прошу еще, и ты исполняешь, двигаясь все чаще. Понимаю, что конец уже близко. Пару толчков, и ты изливаешься в меня. А что я? Я тоже кончаю, едва прикоснувшись к органу. Прижимаешь меня к себе и шепчешь что-то на ухо. ***** Ненавистное утро, наполненное криками раздраженной совести и внутренними мучениями. Ты спишь. Не могу так больше. Почти рыдая, закидываю лишь необходимые вещи в рюкзак, достаю несколько купюр из общих сбережений. На цыпочках пробираюсь в прихожую и наскоро одеваюсь. То утро было последним, когда я был на пороге твоей квартиры, когда видел тебя, пускай издалека, пускай мирно спящим. Извини, что оставил. Но мне так лучше. Да, я немного эгоист и одиночка, свободолюбивая дрянь, как сам ты порой меня называл. Но все же, не держи на меня зла, если это в твоих силах. Вспоминая непростое, Уже не Твой Клаус.