My diaries

Понедельник оказался ужасным. Все кости ломило, горло ужасно болело, из-за чего я настойчиво отказалась от завтрака, сказав, что сегодня я не голодна. Мама понимающе кивнула, но строго сказала, чтобы в школе я приняла пищу. Не заморачиваясь по поводу одежды я вышла из дома, уверенная в том, что совсем скоро увижу Пашу, который сегодня уж точно придёт в школу, если только с ним чего-либо не случилось. С учителем не могло чего-либо случиться, я не верила в это. В любом случае, об этом должен был уже знать кто-то. Так что, спеша в школу, я ждала ответы на все свои вопросы. Заменят — с ним явно что-то случилось. В ином же случае все в порядке, и я смогу спросить его, удачной ли была поездка. Сказать, что на улице была ужасная погода, — ничего не сказать. Шёл сильный снег с дождём, машины то и дело отправляли на тротуар мокрый снег. Знать точно, что этот комок не попадёт на тебя, нельзя было, поэтому я до последнего держалась ближе домам. Однако и слишком близко подходить не рискнула, ибо в любое мгновенье на мою голову могла упасть сосулька или же огромная куча тяжёлого снега. Умереть так нелепо не комильфо. Дойдя без каких-либо травм и происшествий, я поднялась на этаж, где и должна была быть информатика. В предвкушении встречи я зашла в кабинет, но и сразу поняла, урока у нас не будет, ибо учителя попросту нет. Надеясь на то, что информатик просто опаздывает, я села на своё место, подперев рукой подбородок и закрыв глаза. Ужасно тянуло в царство Морфея, но я потрясла головой, стараясь не уснуть. А если с Пашей случилось-таки что-то? Уверена, он бы сообщил мне об этом. Наверное. Он же прекрасно знал, что я волнуюсь. Неделю. Целую, чёрт возьми, неделю не было и весточки от него. И что я могла подумать? Либо он задержался в городе, о чем мне не сообщил, либо приехал, но просто опаздывает на урок. Злой голосок внутри шептал, что я никем важным Паше и не являюсь вовсе, так что он и не обязан был говорить мне о своём возвращении или же о не возвращении. Как бы я не хотела этого признавать, но голос был прав. Пара поцелуев. Что это значит для такого взрослого парня? Ничего. Абсолютно. Эти поцелуи не говорили ничего, да и не обязывали Пашу к чему-то. Уверена, он и сам то понимал. При мысли об этом почему-то больно сжало в груди, стало трудно дышать. Отказываясь принимать действительность, я лишь сослала эту боль на начавшуюся так внезапно болезнь. До звонка пара минут. Все смеялись и радовались тому, что наконец увидели своих друзей. Мне же было абсолютно плевать на школу, на то, что в такую рань я сижу за партой в ожидании урока. Такое безразличие к миру у меня не появлялось давно, а если оно появилось, то ни к чему хорошему это не приведет. Провела рукой по спутавшемуся хвосту и взглянула на часы. До звонка ровно минута, и я не помню, чтобы Паша ранее опаздывал. Никогда. Я уверила себя, что все с ним в порядке, еще раз. Но до звонка на урок я не могла выбросить из головы мысли об этом. Скоро начался урок, ученики медленно зашли в класс и сели на свои места. Практически все сели там, где сидели до сего момента. Кроме одного парня, перевелся к нам в этом году, и имя его Денис Пономарев. Он присел рядом со мной, сразу спрашивая, в порядке ли я. — Все нормально. Слегка приболела, — хмыкнула и перевела взгляд на дверь. Пустота. — Не будет его, не переживай. Наш Павел Юрьевич вчера хорошо повеселился в клубе, — непонимающе посмотрела на Дениса, а тот улыбнулся, от чего на щеках стали видны глубокие ямочки. Одноклассник рассказал мне, что вчера Леша, тот самый парень, отношения которого мы недавно обсуждали с Ритой, видел нашего учителя вчера в клубе с какой-то девушкой. По его виду, как сказал Денис, можно было понять, что преподавателю было радостно и весело. Стало еще больнее. Что и требовалось доказать. Нужна ты ему, дурочка и малолетка, когда рядом всякие длинноногие красотки ходят. — Его понять можно, — кивнула и отвернулась. Продолжать разговор о Павле Юрьевиче не хотелось совершенно. — Что же подтолкнуло тебя сесть к зубрилке Жене? Вроде контрольных не намечается. — Обязательно должна быть причина? — ухмыляется. В случае со мной причина есть всегда. За последние несколько лет я сидела либо с Ритой, либо одна. Однако же, когда наступал период контрольных, все мгновенно подсаживались ближе ко мне. — Обязательно. — Причины нет, Жень, я просто захотел сесть с тобой, — я недоверчиво посмотрела на Дениса, но затем покачала головой, слабо улыбнувшись, и устремила взор в парту. Многие, думаю, понимали, что Павла Юрьевича не будет, однако он не оправдал ожидания одноклассников и через пятнадцать минут после звонка с улыбкой зашел в кабинет, осматривая класс. Взор на более долгое время остановился на мне, но я лишь отвернулась, была не в силах смотреть на него. — Прошу прощения за опоздание, пробки, — далее обычный урок, только вот учитель с непониманием смотрит на Дениса, сидящего рядом со мной. Все оставшиеся полчаса пишу что-то в тетради, не поднимая взгляда на преподавателя и изредка отвечая на вопросы соседа по парте. Лучше бы Павел Юрьевич не приходил, я уж чувствовала бы себя спокойнее и не дергалась при каждом звуке его голоса, такого бархатного, что по всему телу распространяются мурашки, от которых все тело колет. В голове так много мыслей, что скоро я уже не слышала ни голоса Павла Юрьевича, ни директрисы, которая внезапно решила посетить наш класс. — Женя, — Денис легонько дотронулся ладонью до моей руки, и я автоматически встала, когда все уже поприветствовали женщину и сидели на своих местах. Почувствовав себя глупо, села на место, пытаясь мысленно послать куда подальше смешки одноклассников. — Ты уверена, что все в порядке? — Да, все нормально, — директриса что-то недолго говорила, но я в суть не вникала, чувствуя на себе все тот же взгляд Павла Юрьевича. Пусть после той ночи в клубе даже не смотрит на меня. Не хотела его видеть, слышать и иметь с ним что-то общее. Сразу думать надо было, дура, что не нужна ты ему. Дважды ошиблась за столь короткий период и дважды ошиблась в Пашах. До звонка на перемену осталась пара минут, и я кинула все в портфель, чтобы не задерживаться и секунды в этом кабинете. — Можете собраться, скоро будет звонок, — кивнул классу Павел Юрьевич, а затем перевел взгляд на меня. — А ты, Романова, будь добра, останься после урока, — вот же проклятье. — Извините, но я не могу задержаться на перемене. — По какой же причине? — по той причине, что я не хочу с вами, учитель, оставаться наедине. — Надолго тебя не задержу, — глубоко вздохнула, но кивнула-таки. — Денис, будь добр, подожди меня, — просить одноклассника оставаться со мной не хотелось, но иного выбора не оставалось. К счастью, парень спокойно кивнул и перевел взгляд с учителя на меня. Звонок скоро прозвенел, и я подошла к столу Павла Юрьевича на приличное расстояние, но не слишком близко. — Пономарев, ты свободен, тебя я остаться не просил, — ворчит учитель, смотря на Дениса. — Он ждет меня. Говорите, что хотели, — плотно сжала губы, избегая взгляда преподавателя. Он же смотрел на меня непонимающе, мол, что случилось, Женя, все же было хорошо. Для вас все было потрясающе, Павел Юрьевич, я же готова любыми способами забыть все то, что было. Я ненавидела себя за открытость. Я доверяла каждому человеку, который позже разбивал мне сердце. Променяла бы это на что угодно. С меня же довольно, я устала от того, что мне врут на каждом шагу, строя из себя невинную овечку. Черт возьми, Павел Юрьевич, вспомните вчерашнюю ночь, а затем смотрите на меня этим взглядом. Мне не хотелось плакать, была лишь неудержимая ярость, которую я хотела на кого-либо выплеснуть. Впервые мне было так пусто внутри, и я надеялась, что этого больше никогда не будет, хоть и знала, что такое повторится, да и не раз. Тебе будут разбивать сердце еще огромное количество раз, пока не появится тот самый принц на белом коне, о котором многие говорят, или же, пока твое сердце не разобьют такое количество раз, которое требуется до его замерзание. Человек превращается в холодного и злого, хамящего на каждом шагу абсолютно всем. Сначала тебе разбивают сердце, а затем удивляются, с чего вдруг такое отношение к жизни и людям. — Твои оценки… — Павел Юрьевич пришел в себя, — они оставляют желать лучшего, можешь это объяснить? — могла ли я объяснить, почему у меня нет способностей к информатике? Абсолютно нет. — До карантина все уже было плачевно, сегодняшнее твое поведение было растерянным. Все вопросы ты пропускала мимо ушей, — в моей голове был лишь ваш голос, Павел Юрьевич. — Вы решили поговорить о моем внутреннем состоянии? Павел Юрьевич, для этого давно придумали психологов. Учителя обычно учат, а не лезут в души своих учеников, — старалась не повышать голос, но это удавалось плохо. Денис же все это время заинтересованно наблюдал за нами, но молчал. — Я решил поговорить об оценках по моему предмету, которые не устраивают ни меня, ни, уверен, тебя. — Ставьте четыре или три. Не знаю, какая у меня там оценка выходит, — бросила взгляд на пол и уже не смогла оторваться от вида идеально постеленного линолеума с узором в виде каких-то квадратиков. — Заслужила. — Твои родители будут недовольны. — А вам откуда знать? Я не по их повелению училась так хорошо, как в некоторых семьях, — хмыкнула и поправила рюкзак на плече. — И я все же оповещу их о твоей успеваемости, — Павел Юрьевич снова слегка удивленно смотрит на меня, мол, Женя, что случилось. Случились вы, Павел Юрьевич, чему сейчас я очень не рада. Все сейчас было бы гораздо спокойнее, если бы я вдруг не начала с вами общение в тот, казалось бы, замечательный день. Все было бы гораздо спокойнее, если бы вы вдруг не предложили встретиться. Все было бы гораздо спокойнее, если бы вы вдруг не оказались моим учителем… Кивнула Денису, и мы вышли из кабинета. Чувствовала я себя после разговора, мягко говоря, ужасно. Как физически, так и морально. Голова ужасно раскалывалась, казалось, что в школе нереально холодно. Морально же я была раздавлена, словно маленький паук, которого, не заметив, раздавил ботинок очередного человека. Когда у тебя присутствует лишь один вид боли, еще можно ее стерпеть. Когда же две, боль физическая не затмевает моральную, эти два вида лишь соединяются в одну, настолько сильную, что ты готов упасть без чувств прямо здесь. И это самое ужасное, что только могло быть сегодня. Денис приложил ладонь ко лбу и сказал, что мне следовало сидеть дома с температурой. Я же его проигнорировала. С удовольствием осталась бы дома, если бы знала, что все закончится так. — Может, сейчас пойдешь домой? — Хэй, я в порядке, правда, — слабо улыбнулась однокласснику, и мы вместе направились на следующий урок. Уже около кабинета литературы Денис снова подал голос. — Ты впервые вела себя так с учителем. Или весь этот год ты просто скрывала себя? — парень усмехнулся, открывая мне дверь. Поняла, что он прав. Я на самом деле никогда так не разговаривала с учителями. А Павел Юрьевич для меня теперь только учитель, не более. Звонкая мелодия сообщения раздалась на весь класс, и я быстро выудила из кармана рюкзака телефон, чтобы успокоить гаджет. Сообщение от учителя: «Объяснить, что происходит, не хочешь?» Проигнорировала сие сообщение и выключила телефон, кинула его обратно. Поддерживать хоть как-то связь с преподавателем мне не хотелось. От того, что учитель снова дал о себе знать, комок в груди вновь появился и сжался более сильно. Это и есть та самая любовь? Не было бы чувств — не было бы и боли. Это меня и пугало. Влюбляться в учителя на десятом году обучения никак не входило в мои планы, и эти самые планы я не собиралась менять из-за какого-то человека, который только и может, что делать недоуменный вид и разбивать сердца своих учениц. Если это-таки и есть любовь, то я предпочитаю умереть в одиночестве. Денис же снова сел со мной. — Ты теперь везде со мной сидеть будешь? — невесело хмыкнула и взглянула на парня, серые глаза которого светились весельем. — Запрещаешь? — усмехнулся, кидая портфель на пол и садясь на стул. — Нет, просто это необычно, и вообще… — договорить мне не дала Рита, которая ураганом подбежала к парте, удивленно смотря на Дениса, сидящего рядом со мной. — Женек, а твой парень не заревнует, что ты тут со всякими сидишь? — подруга подозрительно окинула взглядом соседа по парте, после чего присела на краешек стола, а я пыталась не выдать своего отвратного настроения в сию минуту. — Напомнить, что у меня нет парня? — плотно сжала губы и глубоко вздохнула, поднимая взгляд на Риту. — Точно, — хитро протянула Юдина. — А ты, — Рита указала на Дениса, а тот лишь в ожидании приподнял брови, — не обижай Женьку. Парням с внешностью, как у тебя, не доверяю. Скажем так, внешность Дениса была вполне… необычной, как и сам парень. Кончики блондинистых волос были окрашены в синий цвет и практически торчали в разные стороны острыми иглами. В левом ухе у одноклассника был гвоздик красного цвета, а из-под пиджака выглядывали татуировки. Многие спрашивали, как он их сделал, ведь родители не могут разрешить, а если тебе нет восемнадцати, то о них можно и не мечтать. Денис же говорил, что ему можно все. Разъезжал парень на мотоцикле черного цвета, права, как он подтверждал, имел. По общению же Денис был милым, что я и успела понять. — А это уже интересно, — хмыкнул одноклассник, провел языком по нижней губе и заинтересованно посмотрел на подругу, на что та лишь закатила глаза и удалилась на свое место, ибо прозвенел звонок и учитель зашел в класс. Уроки пролетели незаметно, ибо я все время летала в своих мыслях, что и стало причиной замечания в дневнике и нескольких троек. Кажется, сегодня не только Павел Юрьевич будет звонить родителям. Учителя информатики же я, слава богу, тоже более не встречала, а телефон включать даже не планировала. Выйдя из кабинета, я, Рита и Денис направились в раздевалку, где парень предложил довести нас до дома. Я отказалась, сказав, что идти не так уж и далеко, ну, а подруга — моя неисправимая подруга — согласилась доехать с Денисом, что крайне удивило меня, и ни капли не удивило одноклассника. Денис и Рита сели на мотоцикл и, помахав мне, уехали в сторону дома Риты. В этот же момент я услышала голос. — Романова, подожди, — оборачиваться я не стала, а лишь двинулась дальше и быстрее. Павел Юрьевич, зачем вы портите все снова? Я не хотела вас больше сегодня видеть, а вы так просто разрушили все мои мечты. Не в первый раз. — Да стой же ты, — учитель догнал меня и дернул за запястье, разворачивая к себе. — Я все поняла по поводу своих оценок, что-то еще, Павел Юрьевич? — отвела взгляд на порог школы. Ни души, все словно испарились именно в этот момент. Где вы, люди, когда так нужны? — Жень, что происходит? — преподаватель попытался прикоснуться ко мне, но я мгновенно отошла и выставила руки, которые на тот момент являлись моей единственной защитой. Зачем все вопросы, Павел Юрьевич? Вы снова строите из себя жертву. Обиженного мальчика, которому не объяснили причину. — Извините, мне пора дома, —, но уйти мне не дали снова. Учитель схватил меня за руку и развернул к себе, впиваясь в губы мягким поцелуем. Готова была растянуть этот момент, но не могла. Голову замутнили чувства, я хотела ответить на поцелуй. Сделать все, чтобы забыть тот ужас, который рассказали мне утром. Однако я не могла. Это было ужасно подло. Такие подлости не в списке того, что я прощаю. «Учитель, он учитель», — убеждала я сама себя, после чего оттолкнула преподавателя и грустно покачала головой. Утром слез не было, сейчас же они готовы были течь ручьем по моему лицу, превращаясь в сосульки. — Учитель, Павел Юрьевич, не более, — грустно улыбаюсь и почти бегом направляюсь домой. — Я тебя не отпущу, Романова. Больно. Почему так больно? Господи, пожалуйста, скажите мне, что это не всегда так. Я не верила в то, что будет всегда чувство, словно ты задыхаешься. Я не астматик, но такими темпами скоро бы им стала. Ненавижу Пашу за то, что заставил меня чувствовать эту боль. Заберите ее кто-нибудь у меня. Забежала в ближайший узкий переулок и опустилась на землю, даже не пытаясь успокоиться. Плевать, что будут думать другие. Плевать, пусть думают, что я истеричка. Плевать на них, плевать на всех. — Павел Юрьевич, отпустите меня, не мучайте, — сквозь громкие рыдания прошептала я и откинула голову назад, глотая соленые слезы. — Отпустите…