Счастье состоит в том, чтобы до конца выспаться. Только в этом и больше ни в чём. Почти все богатые люди несчастны, так как не в силах заснуть без снотворного. – Роберт Хайнлайн
Лето накатилось внезапно тяжелым грузом жары, палящего солнца и тополиного пуха. Город накалялся за день, а ночью со злорадством отдавал весь жар, сводя на нет несмелые надежды своих обитателей на благословенную прохладу. В комнате душно, окна распахнуты, но не чувствуется ни единого дуновения свежего ветерка. Женщина устало вздыхает и садится на кровати, бросает раздраженный взгляд на неработающий кондиционер. Тот словно издевается над ней, мастеру звонили, и она, и сын, но пока оба слышали только обещания «завтра». А «завтра» метеопрогноз радостно обещал падение температуры и долгожданный дождь. Валентина поднимается и подходит к открытому окну – в белом свете фонарей на пятачке асфальта, свободном от припаркованных машин, два парня пинают друг другу мяч. Женщина чуть улыбается и качает головой – молодежь, нашли время. Она устала – длинный день, запутанное дело, и Галя слишком далеко. «Я соскучилась…» «Антонова, я только в самолет села». «А я уже соскучилась!» «Буду через два дня. Потерпи». Два дня превратились в три, потом в четыре… «Господи, как мне все осточертело… Валечка, это невыносимо! Придется задержаться еще на пару дней. Мне тебя не хватает! Я спать не могу без тебя». В итоге – семь. Целая неделя – в офисе мрачный Круглов, обложившийся бумагами, дома такой же мрачный Юра в окружении баррикад из тетрадей и учебников. «Завтра буду дома! Люблю тебя». Завтра она будет дома – это она привезет с собой дождь и северный ветер. «Галчонок, мягкой посадки. Жду тебя». Кажется, и она не может уснуть вовсе не из-за жары. А ведь Валентина никогда не страдала бессонницей. Наоборот, могла отключиться в любом месте: в парикмахерском кресле, в кино, в театре, в самолете - стоило только закрыть глаза, все - темнота. Особенность организма, которой все всегда завидовали, в том числе и сама Рогозина. - Как тебе удалось отвоевать у Тихонова диван? - Природное обаяние. - И никаких угроз? – скептический взгляд, изогнутая бровь. - Галина Николаевна, как можно? – наморщенный носик, праведное возмущение. - Антонова, проснись! – яростное шипение над ухом. - Не позорься! Ты же сама хотела в оперу! - Я? Я не сплю… - Валя… - вздох, - я больше не пойду с тобой в театр. - Мы уже сели или еще не взлетали? – сонное бормотание, душераздирающие зевки и тщетные попытки проснуться. - Сели, любимая, сели, – во взгляде проскальзывает легкая зависть. - Почему ты не разбудила меня на обед? – недовольное бурчание. - Валечка… - с нежностью и улыбкой. Пока можно оставить попытки уснуть, они все равно бесполезны. Взять из сумки отчет, обещанный Круглову. Из коридора видно, что бодрствует сегодня не она одна - тусклый свет, пробивающийся из кухни и зала, нарушает однородность полумрака. - Фисташки с мороженым и сгущенкой? - с легким недоумением интересуется Валентина, приваливается к косяку. - Будь ты девушкой, я бы забеспокоилась… - продолжает она с усмешкой. Парень на диване громко фыркает, продолжая чистить орехи и скидывать их в пиалу с желтым густым сгущенным молоком. Оценив их количество и убедившись, что фисташек достаточно, он перемешивает содержимое и выливает поверх чуть подтаявшего шоколадного мороженого в пластиковом корытце. - Присоединишься? – помахивая десертной ложечкой, спрашивает Юра. Она морщится, медлит – сочетание вкусов вызывает опасение, но в итоге согласно кивает. На удивление, смесь оказывается вполне съедобной. - Не спится? - Как видишь, - парень занимается тем, что теперь вылавливает фисташки из шоколадно-сгущенной массы. - Помнится, по малолетству в таких ситуациях ты приходил спать ко мне. - Чем вызывал бурные возмущения близнецов и недовольство отца. Он всегда уходил спать на диван! - усмехается Юра. - Сегодня я решил тебя пощадить. - Спасибо, ты так великодушен, - фыркает женщина, легонько пихая его в бок локтем. - Спать с тобой действительно невозможно, ты как уж на сковородке, к утру почему-то оказывался головой у меня в ногах. А так как ты еще и пинаешься, то всегда норовил заехать пяткой мне по лицу. Парень снова смеется и начинает ложкой отбивать последний угол с десертом. - Тебе смешно! А я снимок носа делала дважды! – возмущается Антонова и ловко перехватывает остатки сладкой кашицы с парой орешков.***
Галя устало вздыхает и скидывает туфли. Сил нет – шесть утра, а город уже запутался в автомобильных лентах. А жара только начала набирать силу. «Возможны кратковременные дожди, грозы», - радостно оповестил диктор по радио. Но пока небо было открытым, ровным и идеально чистым. В квартире парит и немного душно, похоже, мастер так и не соизволил явиться. «Хоть наряд отправляй», - мысленно усмехается полковник и проходит. Дверь в спальню приоткрыта, из щели выглядывает уголок черного одеяла. Галя хмурится. При такой температуре Валя вполне могла во сне скинуть его на пол, но так, чтобы оно оказалось у двери… Полковник не могла представить себе даже приблизительный сценарий подобного. Женщина заходит в комнату и замирает, ладонью ловит готовый сорваться с губ смешок. Четко по диагонали двуспальной кровати, распластавшись морской звездой, спит Юра. Валентина каким-то образом мигрировала вниз и лежит перпендикулярно сыну, устроив голову у него на животе и сложив ноги на одну из подушек, в то время как вторая почему-то находится четко посредине между кучей одеяла и кроватью. Выцепив телефон из кармана летних льняных брюк, Галя делает несколько снимков и отправляется готовить завтрак и варить кофе. Даже если она будет пытать эту парочку, они все равно не смогут вразумительно объяснить ей – как им удалось организовать такой сложный натюрморт. За окном небо пока еще оставалось ясным, но где-то вдалеке уже звучит раскатистый гром.