Отец с Марса

После очередного концерта всё вернулось к тому месту, где они и закончили. Выпивка, наркотики, группис. К счастью или к сожалению, только двое из Пёстрых решили вернуться в порочный круг — Томми и Винс покинули гримёрку, дабы покорить очередной бар, благополучно забыв еле передвигающегося, уже пьяного басиста и неизвестно куда девавшегося гитариста. Возможно, не будь ушедшая парочка настолько развязной, эта ночь не стала бы для Никки ночью откровений и вскрытия ран из прошлого. Но львиная доза алкоголя, отсутствие наиболее разгульных и весёлых членов группы и, может быть, капля фортуны, сделали своё чёрное, как волосы басиста, дело. Неожиданно, он вспомнил. Сикс замер посреди коридора по пути к выходу, держа в руках полупустую бутылку Джека. Голова кружилась, очертания стен и пола плыли, дабы избавиться от этого противного ощущения, Никки закрыл глаза. Перед его глазами возникла большая надпись. Брюнет не сразу разобрал её, но как только понял, ужаснулся и попытался выкинуть из головы. Из огромных букв было составлено имя «Фрэнк Карлтон Феранна МЛАДШИЙ». Имя этого человека теперь звучало совсем иначе — Никки Сикс. На самом деле, воспоминаний именно с его отцом почти не было. Это и злило Никки, заставляя кровь стучать в висках, рвать и метать, ведь если бы они и были, всё могло бы сложиться по-другому. Не было бы той пустоты. Слава, деньги, постоянный секс и наркотические вещества заставляли легко забыться, но кажется, это был первый раз, когда Сикс ощутил весь груз накопленных обид. Обид на отца, бросившего его в детстве, на распутную мать, на всех, на себя. В голове крутились моменты из его жизни, ужасные и ещё ужаснее: постоянные переезды, драки, издевательства, тупая псина одного из ухажёров его матери, которая кусала ещё маленького Никки без причины так же, как и накидывался в порывах гнева на него тот самый ухажёр… И так болезненно заныл шрам на руке, скрытый временем… Мик сидел в гримёрке, едва заметно ёрзая от боли. Наконец-то он мог дать телу отдохнуть после такого тяжкого испытания, как сцена, и пятнадцатисантиметровые платформы, которые он с удовольствием стянул с ног. Устроившись на диване, он попивал водку, виски — всё, что под руку попадалось из огромного количества бутылок в комнате. Как думал гитарист, остальная часть группы покинула это место, и он мог не волноваться, что кто-то случайно толкнёт его так, что он не сможет подняться, или что-то в этом роде. Марс уже был готов осушить очередной стакан, как вдруг его покой нарушил ввалившийся в гримёрку Никки, слёзы которого оставили чёрные дорожки на лице басиста. — Ты разве не пошёл с Томми и Винсом? — вопросительно вскинул бровь Мик, застыв с очередной порцией алкоголя в руке. Сикс как будто и не слышал вопроса. Морщась от горечи собственной жалкости, он упал на колени перед диваном и уронил голову на ноги Мика, уткнувшись в них. Слёзы не прекращали течь из глаз, вот-вот из его рта была готова вырваться триада о его ужасной жизни и всей той боли, которая… Мик ненавидел, когда мужчины плакали. Мерзко. Противно. Тошно было смотреть на эту жалкую картину. Но почему-то Марс терпел, отставив полный стакан в сторону и с сожалением понимая, что спокойно завершить этот вечер ему не дадут. Он бы ещё понял, если бы к нему в слезах пришёл Томми — этот парень был ещё совсем ребёнком, потерянным и наивным. Даже если бы пришёл Винс, гитарист удивился бы меньше, но Никки… Чёрт возьми, Никки был настоящим лидером, энергичным, безбашенным, всегда лез в драки, принимал что попало, пил что попало, трахался с кем попало, и принимал, и пил, и трахался, и так бесконечное множество раз. А теперь он стоит на коленях перед Миком и плачет, словно школьница, которую родители не отпустили на вечеринку. Вздохнув, Марс посмотрел на басиста и спросил: — Что случилось? Сикс излил ему свою душу, погрязшую в пучине непонимания и страданий неудавшегося детства. Несмотря на неприязнь к таким ситуациям, в какой-то момент Мику даже стало жалко его. Он осторожно положил руку на торчащие жёсткие волосы Никки и ласково, по-отечески погладил его по голове. В полумраке комнаты Мик выглядел словно священник, отпускающий грехи нерадивому приверженцу странной веры, участники которой носили вызывающую одежду, причёски, наносили на лица пугающе яркий грим. По сути, так оно и было, если не брать в расчёт того, что оба музыканта не верили ни в какого бога и давно продали свои души. Со временем Сиксу действительно полегчало. Слова утешения, так редко исходившие от Мика, действовали с невероятной силой. Никки, более менее успокоившись, поднял голову, посмотрел на гитариста и, слабо улыбнувшись, пробормотал осипшим голосом «Спасибо». Будто не заметив этого, Марс оглядел свои штаны в белых пятнах, а затем лицо Никки с размазанным гримом. — Давай я тебе с гримом помогу, и ты пойдёшь за Томми с Винсом. Кто знает, что они без тебя там вытворяют. Марс подвёл басиста к зеркалу, смыл старый грим с его лица и начал наносить новый, стараясь всё сделать аккуратно. Он сам не знал, была ли эта затея для того, чтобы поскорее избавиться от Сикса или для того, чтобы окончательно не распустить нюни. Пока Мик красил глаза Никки, ему удалось лучше разглядеть лицо басиста. Было предельно ясно, почему его любили девушки — он был высок, молод, знаменит и очень красив. Наверное, даже слишком красив. Мужественное лицо с немного впалыми щеками, приятного цвета кожа, а чёрные, торчащие во все стороны волосы придавали ему немного мальчишеский вид. И глаза. Глаза Сикса, скрытые сейчас подрагивающими веками, были зелёными и прекрасными. Марс, в неожиданном порыве нежности, осторожно, едва ощутимо коснулся тонкими губами лба сидящего перед ним Никки. — Какие нежности, — язвительно заметил Сикс, однако, в его улыбке не было ни капли насмешки. — Вали давай, — усмехнулся Мик, легонько пнув под зад уходящего Никки. Он снова остался наедине с собой. Вздохнув, Марс уселся на диван и продолжил пить, окружённый одиночеством и полумраком гримёрки.