Пропавший без вести

Только прошу, не пропадай без вести, Оставь хоть какие-то ниточки, адреса. Я буду искать тебя до бесконечности, Пока мне будет сниться наша весна. (с) Позже Агги рассказал Леде, что заметил его, потому что тот показался ему очень грустным. Агги жил напротив маленького книжного магазина, где работал Леда, и так получалось, что почти каждый день встречал его по утрам. Леда никогда не улыбался, у него были печальные глаза, и, проходя мимо, на Агги он не обращал никакого внимания. А вот Агги любовался незнакомцем, показавшимся ему симпатичным, и в конце концов решил зайти в его магазин. Обо всем этом Агги рассказал Леде через пару недель после того, как впервые заговорил с ним. Леда не сразу заметил странного парня, который топтался то у одного стеллажа, то у другого, бездумно вытаскивал разные, абсолютно непохожие друг на друга книги и через пару минут бесцельного листания возвращал их на место. Погруженный в свои невеселые мысли, Леда опомнился только через несколько минут, запоздало заметив, что необычный посетитель уже достаточно долго ищет что-то, и что не мешало бы предложить ему свою помощь. Только Леде, трудившемуся на своем поприще уже не первый год, хватило одного взгляда на потенциального покупателя, чтобы понять: интересовали его отнюдь не книги. А что именно, Леда решил выяснить. – Ты явно не за этим сюда пришел, – произнес он, подходя поближе и глядя, как парень крутит в руках очередную брошюру в мягком переплете. Вопреки смыслу произнесенной реплики, Леда говорил вполне дружелюбно, не зная пока, чего ожидать от этого человека. А тот, повернув голову, удивленно поглядел на Леду и, поставив книгу на полку, неожиданно улыбнулся: – Почему ты так думаешь? – Потому что ты не любишь читать, скорее всего, даже терпеть не можешь, тебя не интересует ни один литературный жанр, а последнюю книгу ты держал в руках еще в школе. И то лишь потому, что учителя заставляли. Изумленно моргнув, незнакомец вдруг заулыбался шире, а еще через секунду рассмеялся. – Ты абсолютно прав, – сказал он. – Кстати, меня зовут Агги. После этого необычного знакомства Агги начал навещать Леду в его магазине, а со временем стал приходить каждый день. Агги был студентом, самым обыкновенным, правда, из достаточно богатой семьи, как понял Леда. Родители уделяли не слишком много внимания отпрыску-раздолбаю, зато не жалели денег: обеспечили квартирой, оплачивали обучение и не скупились на любые подарки. Сам Агги был харизматичным и не то чтобы веселым, а каким-то ироничным. Он умудрялся метко шутить и всячески развлекал Леду, пока в магазине было пусто, и он был не слишком занят. Каждый раз Агги приносил с собой что-то вкусное, какие-нибудь сладости, а Леда угощал его чаем, который заваривал на маленькой кухне, находившейся за дверью возле кассы. – А ты не хочешь пойти учиться? – спросил как-то раз Агги за очередной чашкой чая, когда в книжной лавочке было совсем пусто и тихо. В этот раз Агги принес с собой маленькие печенюшки, покрытые белым и черным шоколадом, издалека походившие на кубики. Угощение оказалось удивительно вкусным, и за полчаса они приговорили почти всю коробку. Однако когда Леда услышал заданный вопрос, он не донес печенье до рта, замер, а потом и вовсе положил его на тарелку. – Я уже отучился, – после недолгого молчания произнес он и поглядел за окно. – У меня высшее образование. – Да-а? – неподдельно удивился Агги и тут же поинтересовался. – А почему же ты тогда сидишь тут, а не… На этих словах он осекся и растерянно замолчал, понимая, что наговорил лишнего, и его вопрос прозвучал, мягко говоря, грубо. Но Леда не обиделся, только неуверенно улыбнулся, покачал головой и отвечать на заданный вопрос не стал. – А кто ты по образованию? – решил выяснить Агги, сообразив, что тема, которую он затронул, видимо, была все же не самой запрещенной. – Архитектор, – вздохнул Леда, взяв в руки чашку, и смущенно поглядел на Агги исподлобья, когда тот аж выдохнул от удивления. – Ничего себе, – пораженно объявил его приятель. – Никогда бы не подумал. Хотя… Ты, в принципе, похож. – На кого? – весело уточнил Леда. – На архитектора, на кого ж еще. – А много ты видел в жизни архитекторов? – Ты – первый, – почему-то с гордостью объявил Агги. – Но я уверен, что именно так они и должны выглядеть. Леда рассмеялся, невольно отмечая, что делает он это, наверное, впервые за долгое время, и Агги, должно быть, подумал о том же, одарив его каким-то непривычным взглядом. – Я вот что подумал, – произнес он. – Что мы тут сидим с этим чаем унылым? Пошли лучше вечером куда-то вместе. Пива там выпьем, или в клуб какой… – Нет. Отказ прозвучал так резко и однозначно, что Агги растерялся. От веселости Леды не осталось и следа, впрочем, сердитым он тоже не выглядел. Опустив глаза, Леда встал и составил вместе немногочисленную посуду. – Почему? – решил не сдаваться без боя Агги. – Ты не любишь пиво? Так можно что-то другое… – Нет, – твердо повторил Леда и после секундной паузы, словно собравшись с силами, он выдавил несколько вымученную улыбку и поглядел в глаза Агги. – Прости, но я никуда не могу с тобой пойти. – Неважно, – отмахнулся Агги. – Давай не сегодня, завтра я тоже совершенно свободен, и мы… – Завтра я тоже не пойду, – остановил его Леда. – Прости. Агги лишь несколько раз удивленно моргнул, но настаивать не стал, и Леда был благодарен ему за это. Объяснять едва знакомому человеку, почему он не хочет, да и просто не может пойти с ним развлекаться, у Леды желания не возникало. Только радовался он преждевременно: на следующий день Агги пришел и снова невзначай предложил вместе сходить куда-то. Леда вновь отказал, но Агги не сдавался, в другой раз он попросил разрешения проводить Леду до дома. Еще некоторое время длился этот своеобразный бой, Агги настаивал, Леда не поддавался, и прошло две недели, прежде чем он, наконец, спасовал. Его новый знакомый упрашивал слишком настойчиво, а Леде по вечерам все равно было некуда идти. И в конце концов он решил, что от него не убудет, если один раз они прогуляются вместе. Почему-то именно тот солнечный воскресный день отложился в памяти Леды особенно четко, и даже через несколько лет он мог воспроизвести их разговор с Джури до последнего слова. Особенно странно это было оттого, что подобных безоблачных счастливых часов у них было действительно много – Леда затруднялся вспомнить, случалось ли такое, чтобы они серьезно ссорились. Прошла примерно неделя с тех пор, как Джури перебрался к Леде со всеми вещами, по-хозяйски расположился в его доме так же, как уже успел устроиться в сердце. Они были знакомы совсем недавно, но Леде казалось, что он знает Джури много лет. С ним было легко и весело, а жизнь почему-то казалась совсем не сложной и прекрасной. И Леду не смущало то, как быстро развивались их отношения, наоборот, не покидало чувство правильности происходящего и понимание, что теперь у него все так, как нужно. В ту памятную прогулку они долго бродили по парку, а потом расположились на небольшой лужайке подальше от широких аллей, и хотя издалека доносились голоса прохожих, они ничего не замечали. Джури с аппетитом уплетал уже третье по счету мороженое, а Леда делал строгое лицо и повторял, что так недолго простудиться. – Ты что, оно же клубничное, как в детстве, – возражал Джури, словно это все объясняло и спасало от переохлаждения. Джури сидел, по-турецки скрестив ноги, прямо на траве и с интересом поглядывал на Леду, пока тот делился планами на будущее. Год назад Леда закончил университет, факультет архитектуры, но на достигнутом не желал останавливаться. Его мечтой было продолжить учебу в Европе, на худой конец – в Америке, где он видел большие перспективы для своей будущей карьеры. – А чем тебе у нас не нравится? – спросил Джури, откусывая небольшой кусочек от мороженого и облизываясь. Во всех его жестах было столько детской непосредственности, что Леда почувствовал, как сердце защемило от нежности, и говорить о серьезном сразу расхотелось. Однако он все же пояснил: – Просто мне нравится европейская архитектура, особенно готика. А где изучать ее, как не в Европе? Было бы здорово поехать в Германию… – мечтательно протянул он, откидываясь на локти и глядя в чистое голубое небо. – Да уж, пожалуй, – согласился Джури и с важностью покачал головой. – А как туда попасть? В Германию? – Я над этим работаю, – вздохнул Леда. – У меня большой проект, скоро я его закончу и разошлю во все интересующие меня университеты, где есть дотационные программы. Просто поехать за свой счет у меня вряд ли получится. – Угу, денег, наверное, до фига надо, – согласился Джури, откусывая еще немного от мороженого. – Еще ж и на меня. – На тебя? – не понял Леда. – Ну да, на меня, – кивнул Джури и в свою очередь удивленно спросил. – Или ты собрался ехать без меня? Нет, я так не согласен… Но Леда уже не слушал. Рассмеявшись в голос, он резко сел и заключил Джури в объятия. – Осторожно! Мое мороженое! – протестующе заголосил тот и попытался вырваться, но уже через секунду отвечал на требовательные поцелуи Леды. Губы у Джури были холодными и сладкими от мороженого, прикасаться к ним было приятно, почти волшебно. А глаза его сияли, словно сам он светился изнутри… Леда часто вспоминал о той прогулке, когда Джури был с ним, а жизнь казалось простой и счастливой. Лучшее ждало впереди, как верил тогда Леда и даже не задумывался о том, что это самое лучшее происходило с ним именно в тот момент. Да, Леда был никем, он подрабатывал в маленьком книжном магазине, и выбор работы был обусловлен тем, что в течение дня у него оставалось достаточно времени заниматься своим проектом, достойным стать приличной диссертацией. Леда был убежден, что вскорости его пригласят учиться за границу, и упорно шел к своей цели. А еще у Леды был любимый человек, необыкновенный и самый лучший на свете. С Джури они познакомились случайно на концерте: тот стоял рядом и подпевал так громко, что порой умудрялся заглушать вокалиста любимой группы, хотя прежде Леда был уверен, что подобное невозможно. Он неодобрительно покосился на шумного соседа и тут же встретился с ним глазами. Джури весело улыбнулся, подмигнул, и желание возмущаться бесследно исчезло. В отличие от Леды Джури ни к чему не стремился и ничего не планировал. Он любил повторять, что готов браться за любое дело, которого не знает, и учиться ему. Но стоило Джури действительно разобраться в чем-то, он бросал и хватался за что-то другое. Поэтому за один год он успевал поработать в магазинах, на заправках, в закусочных, на почте продавцом, официантом, кем только… Отсутствие перспектив Джури не смущало, он ничего не планировал, ничего не ждал и не добивался. И если прежде Леда посчитал бы подобное отношение к жизни каким-то даже недостойным, встретив Джури, он внезапно понял, что в этом было что-то по-своему прекрасное. Джури жил, как дышал, и, наверное, именно за это Леда полюбил его. Сидя на зеленой траве и крепко прижимая к себе смеющегося Джури, Леда думал, что никогда не любил так и уже никогда не полюбит. – В последний раз, а то у меня уже сил нет, – заявил Леда и для пущей убедительности добавил. – Ноги не держат. – Да тут ноги и не нужны совсем, – заверил его Агги и потащил за руку в сторону качелей, которые в столь поздний час подсвечивались разноцветными лампочками. Леда сам не заметил, как вечерние прогулки в компании Агги участились, а в этот день, который был выходным, Агги позвал его в парк аттракционов. Сперва Леда, будучи в сомнениях, лишь покачал головой и отшутился, что годы уже не те, но Агги упрашивал так настойчиво и делал настолько жалобные глаза, что Леда в итоге согласился. День пролетел незаметно, детские развлечения так увлекли Леду, что не прошло и часа, как он сам уже решительно указывал на тот или иной аттракцион, а Агги с готовностью выполнял его пожелания. Опомнился Леда, только когда на парк опустились серые сумерки, и почувствовал лишь удивление от того, что уже наступил вечер. Качели, к которым привел его Агги, представляли собой огромную махину с двойным креслом. Рискнувшие прокатиться усаживались в них, крепко пристегивались ремнями, и только после этого качели запускали. Кресла подкидывало вверх, переворачивало и крутило, и со стороны это выглядело несколько пугающим. – Может, не надо? – передернул плечами Леда, но Агги протестующе махнул рукой: – Надо, ты что! Это очень весело, не бойся. Леда и не боялся особо, просто такие аттракционы казались ему не совсем безопасными. Но Агги настаивал, и он не нашел веских причин спорить. Когда они уселись и пристегнулись, а парень в специальной форме, как у всех работников парка, проверил, достаточно ли прочны крепления, Агги выдохнул и сжал ладонь Леды в своей: – Ух, сейчас начнется! Взглянув на него, Леда увидел, что у Агги глаза горят, и только снисходительно покачал головой: сам он не испытывал такого нетерпения и воодушевления на аттракционах с самого детства. Бояться действительно было нечего. Качели закрутились и завертелись так быстро, что Леда моментально дезориентировался и с первого же мгновения перестал понимать, где небо, а где земля. А вот сам Агги, видимо, перепугался не на шутку, он все сильней стискивал пальцы Леды в своей руке, и почему-то казалось, что если бы позволяло самолюбие, он бы еще и закричал то ли от страха, то ли от восторга. – Последний был самый крутой, – возбужденно вещал Агги, делясь впечатлениями от аттракционов, когда они уже шли по аллее к выходу. – Ну, скажи! Скажи, что тебе понравилось! – Понравилось, – согласился Леда, однако Агги такой сухой ответ явно не удовлетворил, и, предчувствуя очередной поток эмоциональных отзывов о последнем катании, Леда заверил: – Правда, мне очень понравилось. – Надо будет еще сходить. На следующих выходных, – решил Агги, а Леда только тихонько рассмеялся: – Я смотрю, ты уже все распланировал. – А почему бы и нет? – весело подмигнул его приятель. – Хотя нет, на следующих я предлагаю поехать за город… Агги рассказывал еще что-то, но Леда не слушал. Задумавшись, он пропустил мимо ушей все предложения Агги относительно будущих свободных вечеров и очнулся, только когда тот подергал его за рукав: – Эй, Леда, ты меня слушаешь? – Ага, – на автомате ответил Леда и лишь теперь заметил, что они дошли до выхода из парка. – Врешь, – как будто сердито объявил Агги и преградил ему дорогу, грозно уперев руки в бока. – Ну, задумался немного, – улыбнувшись, Леда поднял на него глаза и невольно отметил, что Агги стоит совсем близко, буквально нависает над ним. – А вообще, я всегда слушаю. – Ладно. Прощаю тебя, – объявил великодушный Агги, вернул ему улыбку и неожиданно обнял Леду за плечи. Впрочем, будучи честным с собой, Леда не мог сказать, что совсем не ожидал этого, однако все равно не успел дать отпор. Уже через мгновение губы Агги прикоснулись к его губам, пока не настойчиво, будто давая Леде возможность отказаться и оттолкнуть. И Леда оттолкнул. – Не надо, – произнес он негромко, когда Агги попытался проигнорировать упирающиеся в его грудь руки и снова подался вперед. – Нет. – Но… Леда был уверен, что Агги выглядит сейчас растерянным и обескураженным, однако смотреть в глаза не решался и глядел куда-то в сторону. – Почему? – тихо спросил Агги, и в голосе его не было ни капли недовольства или негодования, он действительно просто хотел узнать, отчего Леда отказывает ему. – Я не могу, – честно признался тот и поднял на Агги тяжелый взгляд. – Извини, я должен был сразу сказать. Вместо ответа, Агги, не шелохнувшись с места и не отступив ни на шаг, погладил его по плечу и пригляделся внимательней, словно по глазам хотел прочитать, по какой причине Леда поступает с ним так. А сам Леда решил сразу прояснить ситуацию и признаться честно: – У меня есть любимый человек. На лице Агги отразился целый ряд эмоций, и одну Леда выделил точно: его приятель никак не ожидал такого ответа. Должно быть, достаточно долгое пребывание вместе и видимое одиночество Леды дали повод думать, что он свободен. Теперь Агги был удивлен открывшейся истине. – Это ты прости, – наконец произнес он. – Я должен был сразу спросить. Леда лишь пожал плечами, а Агги натянуто улыбнулся: – Но я ведь все равно могу проводить тебя? – Можешь, – кивнул Леда, с трудом подавив вздох. Такой чудесный день был испорчен неприятным инцидентом перед прощанием. Леда думал, что после этого Агги больше не придет и вообще прекратит какое бы то ни было общение. Но он ошибся. На следующий день в привычное время как раз после занятий Агги появился на пороге книжного магазина с коробкой разноцветного печенья в руках и поприветствовал Леду, как ни в чем не бывало. Джури переехал к Леде жить почти сразу после знакомства, и у Леды не возникло ни единого возражения по этому поводу, хотя Джури и не спросил разрешения. Прошло совсем немного времени, а Леда уже не представлял себе свой дом без него. Джури был не самым аккуратным на свете человеком и при этом умудрялся заполнять собой все свободное пространство. Его вещи были повсюду, попадались под руки и под ноги: Джури принципиально не убирал их в шкаф, а туалетные принадлежности не раскладывал по ящикам. Но, что удивительно, Леду это абсолютно не раздражало. Каждое утро начиналось с долгих потягиваний и ленивых ласк. В это время суток Джури был особенно нежным, сонным и трогательным. Ему никогда не хотелось выбираться из-под теплого одеяла, он прижимался к Леде, целовал его и сопел на ухо. Утро того дня, который впоследствии навсегда окрасился в черный цвет в календаре Леды, ничем не отличалось от всех предыдущих. Джури традиционно долго возился под боком и ни в какую не хотел идти на работу. Потом все же собрался с силами и, выбравшись из-под одеяла, растрепанный и сонный, направился в ванную. По утрам Джури всегда делал тосты, и они с завидной регулярностью подгорали. Однако такие казусы не смущали незадачливого повара. – И так вкусно, – заверял он, и вместо того, чтобы намазать тост медом, наливал тягучую сладость в небольшое блюдечко и макал туда хлеб, прежде чем съесть его. Другим обязательным атрибутом каждого утра у Джури был кофе с молоком, или молоко с кофе, как называл это Леда: на треть чашки кофе у Джури приходилось две трети молока. Напиток получался странного, отнюдь не кофейного оттенка, да и на вкус был так себе, но Джури это не смущало. Непричесанные волосы торчали во все стороны, Джури сонно жмурился и сжимал чашку в руках, глядя за окно, где начинался новый погожий день. Магазин Леды открывался на час позже, чем контора Джури, потому он мог позволить себе лениво ползать по квартире, когда Джури уже суетился и опаздывал. На прощание Джури потерся носом о его щеку, а Леда спросил: – Сегодня как обычно? – Угу. В семь буду дома. Леда нисколько не сомневался в том, что Джури придет после работы, знал, что если бы он планировал что-то, то обязательно сказал заранее, и спрашивал скорее по традиции. Когда за Джури захлопнулась дверь, Леда, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, подошел к окну и увидел, как Джури вышел из дома, подошел к своему велосипеду и отцепил крепления. А потом он неожиданно поднял голову и, заметив Леду в окне, радостно помахал рукой. Леда улыбнулся и ответил тем же, а сам задался вопросом, каждый ли раз, уже в течение года, что они живут вместе, уходя, Джури смотрит на их окно? Никогда прежде Леда не подходил к нему, чтобы помахать рукой, и теперь подумал о том, что надо такое прощание сделать еще одной приятной утренней традицией. А Джури тем временем сел на велосипед, тронулся с места и скрылся за поворотом. В обеденный перерыв Леда по привычке набрал номер Джури, чтобы перекинуться парой слов, поделиться мелкими ежедневными новостями. Но неожиданно механический голос сообщил, что телефон абонента выключен или временно недоступен. Такое случилось впервые. Вопреки всей своей неаккуратности за телефоном Джури следил и никогда не допускал, чтобы тот разрядился в непредвиденный момент. Умом Леда понимал, что ничего страшного не произошло, ведь с кем не случалось подобное. Однако в глубине души поселилось слабое, но неприятное сомнение: а все ли в порядке? До конца рабочего дня Леда успел еще пару раз набрать номер Джури, надеясь услышать привычные гудки, но попытки были напрасными. Едва закончился рабочий день, Леда поспешил домой. Джури не появился в семь. Не пришел он ни в восемь, ни в полдевятого. Уже не на шутку взволнованный Леда отыскал в интернете телефон курьерской службы, где на тот момент трудился Джури, и позвонил, чтобы выяснить, не случилось ли чего. Но там тоже не отвечали: рабочий день давно закончился, и сотрудники, должно быть, уже разошлись. Первые несколько часов Леда прокручивал в голове варианты казни для Джури, когда тот наконец появится. После двенадцати ночи Леда мысленно упрашивал неизвестно кого, чтобы Джури скорей пришел. Леда пообещал, что даже не упрекнет его ни в чем, лишь бы все было в порядке. Секунды сливались в минуты, минуты превращались в часы, а Леда все не спал, то мерил шагами комнату, то наоборот пытался чем-то занять себя и успокоиться, но все было тщетно. Наступило утро, а Джури так и не появился. Едва в курьерской конторе начался рабочий день, Леда снова позвонил туда, чтобы поинтересоваться, можно ли ему поговорить с Джури. И почувствовал, как что-то оборвалось внутри, когда ему ответили, что Джури нет, и вчера на работе он тоже не появлялся. Дрожащими руками Леда набирал номера всех друзей Джури, которые были в его телефонной книге. Сонные, иногда разбуженные приятели уверяли, что не видели Джури несколько дней или даже недель, и интересовались, что произошло. А Леда сам не знал что, только чувствовал, будто в его мире рушится нечто незримое, но крайне важное, хотя сам до конца еще не осознал этого. Не добившись никаких результатов самостоятельными поисками, в десять часов утра Леда обратился в полицию. Агги часто приглашал Леду в гости, и этот вечер в его компании начинался уже вполне привычно. В квартире Агги было почти пусто: в свое время он не озадачился поиском и приобретением мебели, а потом привык обходиться без нее. Зато у Агги был огромный домашний кинотеатр, новый и очень дорогой, невиданная роскошь, которая Леде могла только сниться. Поэтому большинство вечеров, когда Леда приходил к Агги с полным пакетом различных вкусностей, от пива до чипсов, они усаживались смотреть какой-нибудь фильм. Расположиться пришлось, как обычно, на полу. Агги притащил несколько подушек, и Леда с удовольствием вытянулся, опираясь на одну из них локтями. – Что будем смотреть? – поинтересовался Агги, открывая стеклянную дверцу шкафчика, за которой на полочках ровными рядами стояли диски со всей его коллекцией фильмов. – Давай что-то веселое, – выразил свои пожелания Леда, которому хотелось чего-то позитивного, и Агги не стал спорить. Леда не запомнил, как называлась комедия, которую они смотрели в тот вечер, и даже не мог потом восстановить в памяти, о чем именно она была. Но хохотал Леда до слез почти с самого начала и до финальных титров. – Класс! Это было круто! – объявил он, поворачиваясь к Агги и только теперь заметил, что его друг веселья не разделял и глядел на него внимательно и как будто даже строго. – Ты очень красивый, когда смеешься, – произнес он, и вся веселость моментально покинула Леду. – Нет, – произнес он, интуитивно отодвигаясь, но, видимо, в его голосе не было достаточно твердости, потому что Агги, сомкнув пальцы на его запястье, решительно потянул на себя, заставляя приподняться. – Агги, не надо, – слабо возразил Леда, сам не понимая, почему не может оттолкнуть, почему не получается хотя бы повысить голос, потребовать не трогать его. – Как же ты не понимаешь? – с неожиданным нажимом спросил Агги и с силой сжал его плечи, заставляя смотреть в глаза, и Леда не нашел в себе сил не то что вырваться, а даже отвернуться. Все произошло быстро и прямо на полу, в том самом месте, где они до этого смотрели фильм. Леда не сопротивлялся, но все равно не покидало ощущение, что его принуждают. Только тело не верило этому, остро реагировало на каждую ласку и каждое прикосновение, и Леда мог для себя объяснить это только тем, что уже больше двух лет, с того самого дня, как пропал Джури, у него никого не было. Колени и локти больно царапались о пол, но это было ничто по сравнению с той болью, которую Леда испытал, когда Агги, крепко удерживая, проник в его тело. Он старался быть нежным, но все равно торопился, не веря, что Леда не откажется в последний момент и не оттолкнет. И откуда ему было знать, насколько долго к Леде вообще никто не прикасался? Но даже эта боль приносила тягучее сумасшедшее наслаждение, поднимая в душе, казалось бы, уже забытые яркие эмоции, заставляя стонать в голос и мысленно просить не останавливаться. Агги прижимался к нему, шептал что-то невнятно, и Леда смог разобрать только одно слово "сокровище", перед тем, как Агги кончил, увлекая следом и его. Лежа на животе прямо на полу среди подушек, глядя через смеженные ресницы прямо перед собой и ничего при этом не видя, Леда думал не о том, что произошло, и не об Агги, продолжавшим легко расцеловывать его плечи. Леда думал о том, что Джури никогда не называл его сокровищем, он вообще не давал Леде никаких ласковых прозвищ, обращаясь всегда исключительно по имени. И Леде это очень нравилось. Сбрасывая с себя руки Агги, Леда резко сел и так же поспешно встал, покачнувшись и едва не упав. – Что с тобой? – испугался Агги, тут же вскакивая на ноги. – Тебе больно? Но Леда не ответил. Он чувствовал во рту горечь и понимал, что не может произнести ни слова. И Агги беспокоился зря, боли Леда не чувствовал, лишь пустоту внутри, но от этого было только хуже, а еще страшно: Леда понимал, что не чувствует вообще ничего. Он захлопнул дверь в ванную перед самым носом Агги, а потом долго стоял под душем, до упора открутив кран. Вода лилась на его голову и плечи, стекала по спине и по лицу, попадала в глаза и уши, но Леда не обращал внимания на это. Он понимал только то, что в голове не осталось ни единой связной мысли, кроме одной: он изменил Джури, он предал его. Когда Леда вытирался, стараясь не смотреть в зеркало, отчего-то веря, что картина ему там откроется безобразная, Агги не выдержал и заколотил кулаком в дверь. – Тебе плохо? Больно?! – набросился он с вопросами на Леду, стоило тому открыть. – Не волнуйся. Мне не больно, – заверил Леда, говоря при этом чистую правду. Он прошел в гостиную и принялся торопливо одеваться, а Агги стоял рядом и заметно дрожал. – Что я сделал не так? Ты же хотел, я видел… – Хотел, – не стал спорить Леда, натягивая футболку. Умом он понимал, что это жестоко – уходить так, и потому приказал себе собраться и попрощаться нормально, насколько это было возможно в его состоянии. – Агги, – произнес он, подходя поближе и глядя ему прямо в лицо. – Давай обсудим все после, ладно? Мне очень нужно домой. Несколько мучительно долгих секунд тот смотрел, не моргая, а потом с горечью, которую Леда никогда прежде не слышал в его голосе, спросил: – Почему ты такой? Ответить на это было нечего, Леда лишь опустил голову и направился в сторону прихожей, и Агги не стал хватать его за руки или задерживать каким-то иным способом. Но вместо этого он произнес: – Я знаю, тебя там никто не ждет. Я чувствую это. Леда снова промолчал, ему нечего было ответить, и он завязывал шнурки и приказывал себе думать о каких-то совершенно ничего не значащих повседневных вещах. Например, о том, что надо зайти в супермаркет. И не забыть оставить свет в прихожей включенным. Впрочем, этого Леда никогда не забывал. – Я ничего не понимаю, – несчастным голосом сообщил Агги, привалившись плечом к стене. – Что со мной не так? "Это со мной все не так", – мысленно возразил Леда, но вслух ничего говорить не стал, и толкнул входную дверь, даже не взглянув на своего друга. Леде казалось, что искали всем миром. У его солнечного, общительного, всеми любимого Джури было много друзей и не меньше заботливых родственников. Все они подключились к поискам. На столбах и стенах были развешены фотографии Джури с контактным телефоном для тех, кто мог сообщить какую-либо информацию о его местонахождении. Сперва по местным, а потом и по национальным каналам в соответствующих передачах сообщали сведения о внешнем виде двадцатитрехлетнего парня, который в такой-то день ушел из дома и не вернулся, во что он был одет и особые приметы. Искала полиция, искали друзья и семья, искал Леда. Леду, как последнего, кто видел Джури, неоднократно допрашивали, потом вызывали на повторные допросы, снова и снова. Не было ли у Джури врагов? Не звонил ли ему кто-то в последнее время, не угрожал ли? Не было ли у него при себе крупной суммы денег?.. На все вопросы Леда отвечал отрицательно. Нет, у Джури не было врагов, и никто ему не угрожал. Нет, при себе у него не было крупных денег. У Джури их в принципе не было. Была только сияющая улыбка, велосипед и привычка есть по утрам подгоревшие тосты. А еще любовь Леды. Получалось, что в тот страшный день Джури пропал по пути на работу. Леда видел, как тот отъезжал от дома на велосипеде в семь тридцать утра, чтобы в восемь ровно прибыть на место, но на работе он так и не появился. То есть, он исчез где-то по дороге, по пути с ним случилась неизвестная беда. Несчетное количество раз Леда проделал пешком этот путь, от их дома до офиса фирмы, на которую работал Джури. Леда заглядывал в каждый угол, задирал голову, смотрел по сторонам, надеясь найти хоть какую-то зацепку, любой след, который мог подсказать, где искать его любимого, но все было тщетно. Улицы и дома, мимо которых Джури каждый день ездил на работу, выглядели совершенно заурядно. – Вы бы поменяли замки, – подсказал Леде уже немолодой следователь, который постоянно глядел на него смущенно и расстроено, будто заранее извиняясь за то, что уже никогда не найдет Джури, и чем ужасно раздражал Леду. – Мало ли, что случилось, и у кого теперь ключи от вашей квартиры… Это предложение вызвало в душе Леды бурю негодования. Он даже допустить не мог такой мысли, что когда Джури вернется, он увидит, что его уже не ждут. А в том, что этот день настанет, Леда был убежден и запрещал малодушно думать об ином варианте развития событий. Каждый вечер, ложась спать, Леда оставлял в прихожей гореть свет: они с Джури всегда делали так прежде, если по каким-то причинам один из них задерживался на работе, а второй из-за накатывающей усталости уже не мог дожидаться. Возвращаться в дом, где не только уютно, но еще и светло, было намного приятней, потому что становилось сразу понятно, тебя здесь ждут. И Леда с маниакальным упорством поддерживал эту традицию. Часто ему снились кошмары, в одном из которых он видел тело Джури, обезображенным и покалеченным, в другом – Джури-утопленника или Джури – жертву маньяка. Леде снилось, как ему звонят и сообщают, что Джури умер и никогда больше не придет. В таких случаях Леда просыпался в холодном поту едва ли не с криком. А иногда Леда будто слышал сквозь сон, как в замке проворачивается ключ, будто Джури вернулся домой, и подскакивал на постели, а сердце замирало в неверии и радостном предвкушении. Но через пару секунд, чуть отойдя ото сна, Леда понимал, что это всего лишь игра его воображения. Порой Леде снились и светлые сны, в которых Джури возвращался живой и невредимый и снова был с ним, счастливый, как прежде. Но такое случалось редко. Какими бы ни были сны Леды – радостными или нет – он всегда просыпался в слезах, а потом долго ворочался, будучи ни в силах уснуть до самого рассвета. Время шло, и объявления, развешенные на улицах, выгорели и поблекли, какие-то потрепала непогода, другие заклеили новыми плакатами. Ролик на телевидении тоже перестали крутить, а самого Леду – донимать допросами и уточнениями относительно того, не заметил ли он чего-то необычного в день исчезновения Джури, и не вспомнил ли он что-то, что еще можно добавить ко всему им рассказанному. И только после того, как ажиотаж вокруг поисков немного спал, на Леду обрушилось понимание случившегося. Пока он пытался и боролся, пока вместе с ним сражались друзья Джури, было легче. Лихорадочные метания, как это ни парадоксально, отвлекали, позволяли не задумываться о том, что у этой истории может быть печальный финал, что в один прекрасный день Леду пригласят в морг на опознание. Или, что еще хуже, не случится вообще ничего, и Леда на всю жизнь останется в неведении, и никогда не сможет ответить на вопрос "почему?". Но Леда держался, приказывал себе не сдаваться, посвящал все свое свободное время работе, только чтобы не думать, не терзаться и в итоге не сдрейфить, не дать слабину. А через полгода после исчезновения Джури Леде пришло приглашение в Нюрнбергский университет. Ему сообщали, что его работа заинтересовала факультет архитектуры, и с ним хотят сотрудничать. Все расходы несла приглашающая сторона, от Леды требовалось лишь присутствие и его талант. Леда не раздумывал ни минуты, прежде чем отказаться. Уезжать из страны, из родного города, где остался потерявшийся Джури, он просто не мог. Ведь в любой момент Джури мог вернуться. Когда Агги появился на пороге квартиры Леды, тот даже удивиться не успел, ведь прежде Агги никогда не заходил и вроде как не знал адреса. Последнее, впрочем, было не совсем верно: Агги неоднократно провожал его до дома, а отыскать нужного человека, зная, в каком подъезде он живет, было делом техники. В глазах Агги отражались какие-то незнакомые эмоции, и Леда растерялся, отступил на шаг, пропуская его в дом. С того вечера, закончившегося сексом прямо на полу в гостиной его друга, прошло две недели, и Леда поражался, почему Агги до сих пор не потерял к нему интерес. На следующий день после того, как Леда сбежал, не объяснив причин своего поведения, Агги появился в его книжном магазине рано утром, явно пропустив занятия в университете. Решительно подойдя к Леде, он поставил перед ним коробку с разноцветным печеньем и произнес: – Прости меня. Я ни хрена не понял, в чем именно облажался вчера, но все равно очень прошу. Прости. И Леде не оставалось ничего, кроме как все объяснить. Впервые он делился наболевшим, впервые говорил прямо и искренне о Джури и обо всем, что происходило после того, как он исчез. Сперва слова давались с трудом, но чем дальше, тем более эмоциональной становилась его история. Леда рассказал о концерте и шумном парне, стоявшем рядом. О клубничном мороженом и о молоке с кофе. О мечте уехать учиться в Европу и о приглашении Нюрнбергского университета. О той страшной ночи, когда Джури не пришел, и обо всех остальных, которые последовали за ней и которые были даже хуже первой. О свете в прихожей и о том, что он так и не поменял ключи от квартиры. И, конечно, о том, что по-прежнему ждет, и будет ждать столько, сколько нужно. Агги слушал молча, ни разу ничего не переспросив и не уточнив, и Леда не мог понять, о чем он думал. Когда он закончил рассказывать, Агги произнес лишь одну фразу: – Я понял, о ком ты. Помню, как его искали – весь город гудел. Леда думал, что после этого Агги уйдет, но тот удивил его, продолжая появляться в магазине каждый день, как и прежде. Больше он не предпринимал попыток сблизиться с Ледой, поддерживая видимость дружеских отношений, но Леду не покидало предчувствие, что это еще не конец. И увидев Агги на пороге своей квартиры, он понял, что не ошибся. – Я догадываюсь, зачем ты пришел, – сказал Леда, когда гостеприимно провел гостя на кухню и предложил чай, от которого тот отказался. – И я прошу тебя не тратить время. Агги ничего не ответил, лишь скрестил руки на груди и перевел взгляд за окно. – Давай избавим нас обоих от неприятного разговора, – со вздохом попросил Леда, не дождавшись ответа. – Будет лучше, если мы… – Я люблю тебя. Леда осекся, так и не договорив фразу до конца, и замолчал, растерянно глядя перед собой. Ответить Леде было нечего, и любые слова, будь то "спасибо, мне приятно" или "прости, но я тебя нет", прозвучали бы одинаково жестоко. Вздохнув, он опустился на стоящий рядом табурет и уставился на собственные руки, сложенные на коленях. В этот момент он думал о том, что сам во всем виноват, надо было уйти после того, как Агги впервые поцеловал его. А еще лучше, даже не знакомиться с ним. – Послушай, Леда, – Агги повернулся и приблизился вплотную, а потом и вовсе опустился перед ним на колени. В этой позе не было ничего трогательного или унизительного, просто Леда не поднимал головы, а Агги хотел смотреть в его глаза. – Послушай, ты хоть понимаешь, что ждешь его уже дольше двух лет? И это в два раза больше, чем ты был с ним. Леда молча покачал головой: он понимал и сам неоднократно думал об этом. – Он ведь не в горячих точках пропал, не на войне в какой-то дикой стране, – тихим голосом продолжал Агги. – Тогда можно было бы надеяться, что он ранен или в плену, но жив и однажды найдет возможность вернуться… Ты ведь понимаешь, что случилось совсем хреновое, раз так долго он не дает о себе знать? Перед глазами Леды все плыло, хотя слез не было, и он с силой сжимал руки в кулаки. Агги говорил то, о чем он сам неоднократно думал. Самым простым объяснением случившегося было то, что в безлюдном переулке какие-то уроды дали Джури по голове ради небогатой выручки: карманных денег, наручных часов, того же велосипеда. А тело бросили в какую-то канаву, где его еще много лет не найдут. Эти мысли почти не причиняли боли, воображение Леды рисовало порой картины и более ужасные, и он уже привыкал жить с этим. Но когда самые страшные предположения озвучили, Леда почувствовал, что сердце сбивается с ритма, и зажмурился. – Если он был таким замечательным, каким ты его видишь и помнишь, – почему-то шепотом произнес Агги и взял его за руку, поглаживая кончиками пальцев по запястью. – Он бы никогда не захотел, чтобы ты так мучился. Чтобы ты отказывался от своей мечты поехать учиться. И чтобы оставался одиноким. Открыв глаза, Леда освободил свою ладонь из пальцев Агги и покачал головой, давая понять, что видит, к чему тот клонит, но Агги не сдавался и с силой вцепился его плечи. – Я же не прошу любить меня. Просто давай будем вместе. А если он вернется, я уйду. Просто уйду и все. На этих словах Леда горько улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Это будет предательством по отношению Джури, – сказал он, когда Агги сильней сжал руки. – Да и по отношению к тебе нечестно. – Что же ты творишь? Ты же от всего отказываешься, жизнь свою тратишь, а, быть может… – Я знаю, – сердито оттолкнув от себя Агги, Леда резко встал и отошел к окну, скрещивая руки и глядя за стекло так же, как совсем недавно это делал его гость. – Поэтому и говорю, чтобы ты уходил и ни на что не рассчитывал. Агги молчал некоторое время, потом поднялся на ноги, но Леда даже не обернулся. Агги ушел, негромко притворив за собой дверь, так больше ничего и не сказав. Гордость не позволяла ему упрашивать, или, может, здравый смысл – Леда был настроен решительно и оставался непреклонным. Ровно через год после исчезновения Джури в тот самый день, когда Леда лишился самого важного в своей жизни человека, его родители решили устроить поминки, чтобы навсегда проститься с сыном. У Леды это известие вызвало неописуемое возмущение, он отказывался понимать, как такое может быть, что семья добровольно хоронит надежду. Не Джури, нет, Леда верил, что Джури обязательно вернется, и понимал, что только вера позволяет ему не сорваться и не задохнуться от горя. И он не мог представить, как кто-то может жить без этой веры. Идти на мероприятие, торжественное и бессмысленное, смахивавшее на те, что показывают в голливудских фильмах, Леда категорически отказался. И лишь в последний момент он передумал, сам не зная почему. Позже, анализируя свой шаг, Леда пришел к выводу, что ему просто захотелось оказаться рядом с людьми, которые так же скорбят и печалятся, которые разделяют его боль и перед которыми не надо фальшиво улыбаться и делать вид, что его действительно заботит политическая ситуация и интересует прогноз погоды на лето. Как будто Леду могло волновать хоть что-то, когда его Джури был неизвестно где. Поминки родители устроили в своем собственном доме, и это странное мероприятие не походило ни на какое из тех, которые Леде доводилось видеть в своей жизни. Никто не говорил громких речей, никто не плакал и не скорбел. Людей пришло много, преимущественно это были все те же друзья и приятели Джури, которые год назад сбились с ног, пытаясь отыскать их общую пропажу. Гости негромко обсуждали что-то, собирались в небольшие группки, говорили о Джури. Леде было не по себе среди них, он чувствовал разочарование от понимания, что он, должно быть, единственный, кто не разуверился, все еще ждет и не понимает, почему остальные убеждены, что Джури больше нет на свете. Ведь полиция не доказала его гибель, так с чего вдруг при отсутствии новостей даже любящие родители посчитали, что он умер? Умом Леда, безусловно, понимал, что, если бы Джури мог, он бы обязательно сообщил о своем местонахождении. Такой как он не пропал бы и на полдня, зная, что о нем будут беспокоиться, и обязательно позвонил бы, дал о себе знать. А Джури не было уже год. "Это еще ничего не значит", – сердито подумал Леда и решил убираться из этого дома, где никто, абсолютно никто не понимал, что такого понятия, как мир без Джури, просто быть не может, а, стало быть, Джури вернется. Обязательно вернется, эта история не закончится как-то иначе. Уже на выходе из дома Леда столкнулся с Юкио, одним из приятелей Джури. Юкио был не совсем обычным другом: через пару месяцев после знакомства Леды с ним Джури обронил, что у Юкио вирус иммунодефицита. Когда Леда уставился на него во все глаза и спросил, почему он сразу не сказал, Джури только плечами пожал: – А что, это важно? – Конечно, – пораженно произнес Леда. – Это же смертельная болезнь. Чума двадцатого века! – Ну и что? – искренне удивился Джури. – У него не СПИД, у него ВИЧ. И он не может нас заразить, просто общаясь или прикасаясь. Какая разница? Леда не нашелся, что возразить, это было равносильно тому, как объяснять, почему слоны не летают, а Джури, не дождавшись ответа, мечтательно протянул: – Зато слышал бы ты, как он играет на пианино… А еще Юкио умеет готовить лазанью. Представляешь? Настоящую лазанью! Леде понадобилось время, чтобы привыкнуть к мысли, что рядом с ним ВИЧ-инфицированный, не сразу получилось держаться в его присутствии расслабленно и не переживать из-за глупых мыслей, что он или Джури могут заразиться. И только со временем Леда смирился и наконец сам поверил в то, что его страх, по сути своей, первобытный, что нельзя относиться предосудительно к человеку, который просто инфицирован и, в общем-то, действительно не опасен. А вот голову Джури подобные мысли даже не посещали. – Мне будет не хватать его, – с печальной улыбкой произнес Юкио, когда Леда остановился, чтобы перекинуться с ним парой слов. – Мне тоже, – ответил Леда. – Но он вернется. – Я сам этого очень хочу, – вздохнул Юкио и, помолчав, нерешительно, словно сам не знал, хочет ли откровенничать, добавил: – Знаешь… Джури единственный, кто всегда относился ко мне, как к обычному человеку. Мне часто казалось, что он не замечал разницы. Как будто не видел, что со мной все не так. – Не казалось, – тихо произнес в ответ Леда, глядя куда-то в сторону и ни на чем не фокусируя взгляд. – Он действительно не видел. В ту ночь Леду впервые накрыло по-настоящему. Вернувшись с поминок, он почувствовал себя так, словно его душу вырвали, растоптали и порвали. Леда не мог вынести предательства родных и близких Джури, которые так быстро от него отказались, боялся бороться дальше в одиночку и просто разрывался от отчаяния, задавая десятки вопросов, на которые не было ответов. Почему именно Джури, его Джури? Почему отобрали самого лучшего и дорогого? Джури, который никому ничего не сделал плохого, который любил клубничное мороженое и видел людей, а не их болезни. Джури, который согласен был ехать куда угодно, лишь бы с Ледой. Джури, которого украл кто-то, и вместе с ним унес и счастье Леды. Он хотел напиться и даже нашел в баре начатую неизвестно когда бутылку виски. Однако от первого же глотка его чуть не вырвало, и Леда отказался от этой идеи. В ту ночь он выключил свет в прихожей и лег спать, только хватило его всего на десять минут. Встав с постели, Леда пошел в коридор, щелкнул выключателем и вернулся под одеяло, лишь после этого забывшись тревожным сном. До Рождества оставалось всего несколько дней, а погода была по-осеннему теплой и влажной. Леда вспоминал, что в то единственное Рождество, которое они провели вместе с Джури, было так же, и почему-то осознание этого вселяло в душу доброе предчувствие. Он помнил, что Джури постоянно приходил с улицы взъерошенный и растрепанный, из-за сырости его волосы торчали во все стороны, а сам он улыбался и напоминал, чтобы Леда придумал желание, которое загадает в рождественскую ночь, заранее, ведь оно обязательно сбудется. Время было поздним – Леда засиделся на работе – и когда он запирал магазин, на улице было относительно безлюдно. Прикидывая в уме, что надо купить по пути домой и что сделать перед тем, как лечь спать, Леда не заметил Агги, поджидавшего его невдалеке, и обернулся, когда тот произнес: – Привет, Леда. Агги никак не мог проститься с ним. Иногда он приходил вот так, к его магазину, и хотя внутрь не заходил, но до дома провожал, как раньше. Постепенно его визиты становились все более редкими, Леда припомнил, что не видел Агги уже больше месяца и даже решил, что тот больше не придет. – Привет, – поздоровался он и зашагал в сторону метро, а Агги пошел рядом с ним, не говоря ни слова. Компания Агги не тяготила Леду, равно как и молчание. Сказать было нечего, и Леда не понимал, зачем его приятель пришел снова. Но когда они дошли до метро, и Леда, не замедляя шага, хотел спуститься вниз, Агги остановил его. – Подожди. Мне в другую сторону. Он достал пачку сигарет, и когда чиркнула зажигалка, Леде показалось, что у Агги немного подрагивают руки. Быть может, он просто замерз: как отметил Леда, Агги был одет в легкую кожаную куртку, которая наверняка совсем не согревала. – Я пришел поздравить тебя с наступающими праздниками, Леда. И попрощаться. Леда ничуть не удивился произнесенным словам, хотя и думал прежде, что однажды Агги просто исчезнет, ничего не объясняя, ведь и так все было понятно. Слабо улыбнувшись, он произнес: – Спасибо. Тебя тоже с Рождеством. Агги курил, затягиваясь и медленно выпуская дым, и смотрел куда-то в сторону. Леда думал, что он не скажет больше ничего, но снова ошибся. Помолчав немного, Агги наконец посмотрел в его глаза и тоже улыбнулся. – Знаешь, я очень хочу, чтобы он вернулся к тебе. Правда. Не найдя, что ответить на это, Леда промолчал, и потому Агги продолжил: – Наверное, он удивительный человек, раз ты ждешь его так терпеливо. И я желаю тебе дождаться. Веришь? – Верю, – кивнул Леда. Он действительно верил в то, что Агги хочет этого. – Вот бы меня кто-то когда-то полюбил так же, – опустив глаза, сухо рассмеялся Агги, однако радости в его смехе не было. Бросив в урну окурок, Агги улыбнулся немного вымученно и решительно и протянул вперед руку, чтобы сжать ладонь Леды в своей. – Я бы никогда не смог ждать так долго, – сказал он на прощание. – Именно этим ты и отличаешься от Джури, – ответил Леда. Больше ничего не сказав, Агги кивнул, будто соглашаясь, развернулся и пошел прочь. А Леда некоторое время смотрел ему вслед и думал, что еще, в отличие от Агги, Джури сказал бы: "Вот бы и я полюбил кого-то так же". Запрокинув голову, Леда посмотрел в чистое ночное небо. Из-за огней города звезды были почти не видны, но он все равно вглядывался пристально и думал о том, что, быть может, где-то сейчас точно также на звезды смотрит Джури и вспоминает о Леде. Прощание с Агги не расстроило, он даже был рад, что тот нашел в себе силы проститься. А вот Леда не находил их, чтобы сказать "прощай" Джури, и сам не знал, было ли это проявлением его слабости или, наоборот, показателем внутренней силы. За последние годы Леда сильно изменился. Если раньше он непрерывно двигался вперед, боролся и работал, не покладая рук, то в последнее время он просто ждал. По сути, ожидание стало единственным, чем он занимался. И можно было найти другую работу, соответствующую его образованию, можно было изменить что-то, но Леда не хотел делать этого, потому что не видел смысла: когда Джури вернется, они все равно уедут отсюда. Леда стал обращать внимание на объявления, сообщающие, что разыскивается кто-то, и пристальней вглядывался в лица прохожих. Ведь кто знает, сколько пропавших без вести каждый день проходят мимо, сколько людей было бы счастливо узнать, что дорогой им человек жив и здоров, просто в силу каких-то причин не может дать о себе знать. А еще Леда думал о том, что "пропавший без вести" – намного страшней, чем "погибший" или "умерший". Потому что это словосочетание дарило, чаще всего, пустую надежду на то, что однажды поздно вечером откроется дверь, и окажется, что не напрасно все эти годы горел в прихожей свет. И все встанет на свои места, станет так, как раньше. Леда смотрел на тусклые звезды и чувствовал, как в уголках глаз собираются слезы, но уверял себя, что это из-за ветра. А еще он думал о том, что готов ждать сколько угодно, столько, сколько нужно. Лишь бы не напрасно, лишь бы однажды дождаться. …Родители звали Леду приехать к ним на Рождество, но Леда отказался, предпочел остаться дома один. Отмечать он никак не стал, но перед тем, как лечь спать, зажег маленькую свечку и долго смотрел на стекающий капельками воск. Когда свечка почти догорела, он задул ее и загадал желание, а потом, предварительно оставив в прихожей гореть свет, улегся в постель и завернулся по уши в одеяло. Засыпая, Леда, как обычно, думал о Джури, а еще о Рождестве и о том, что теперь его желание обязательно исполнится, хотя загадывал он его уже в третий раз. И когда Леда почти уснул, сквозь дрему ему послышалось, будто в замке входной двери проворачивается ключ.