Человек, который называл себя "мы"

      Одним очень жарким зимним днём одна очень мудрая, как ей самой казалось, но на самом деле очень легкомысленная женщина пыталась справиться со своим нелёгким женским долгом. Никто так и не узнал, хотелось ей того или нет, и зачем она вообще затеяла весь этот переполох в больнице, но через тысячу и один крик на свет появились те, кого принято называть детьми. Вот она: идиллия рождения цветов жизни. Она была неразрушимой до тех пор, пока та самая легкомысленная женщина не взвизгнула. Один цветок повял, не успев распуститься. А другой? Другой был самым настоящим живым младенцем. Заведи в родильную палату старушку, она бы точно начала крутиться над ним, то и дело улюлюкая, честное слово.       Легкомысленная женщина, теперь величаво называвшая себя "мамой", была не так уж и чистосердечна. Хотя, не нам судить, верно? А дело в том, что наш маленький живой цветочек так никогда и не узнает, что он чуть не стал одним из братьев-близнецов. Всё-таки, тяжела ноша родителей, видевших маленький гробик. Как минимум потому, что родители эти никак не могут порешить: делить ли свою ношу с драгоценным ребёночком, проживающим время, или же держать его в не слишком сладком, зато невинном незнании.       Он рос дурным. Если добирался до пианино, то играл незатейливые мелодии собственного сочинения, а не всемирно известные и переоценённые шедевры прошлых веков, и тогда легкомысленная "мама" кричала из соседней комнаты: "Прекрати дурить!". Он пожимал плечами и садился за карандаш и ровный лист бумаги. Боязно подбирался к матери, робко протягивал рисунок, а в ответ получал всё то же: "Какая дурь!". Листок становился скомканным. "Только лишь листок был скомкан" - гласила строчка из Книги Лжи. Он не отчаивался. Но оставил творчество.       Сложнейшие вычисления, множество непонятных терминов, значков, ещё не известных многим из нас - раз, два, три, вот вам математик. "Кому же нужна эта наука в нашем мире? Дурь да и только!" - тем временем мать не оставляла своего легкомыслия и самой настоящей глупости. Он не мог пропускать этого мимо ушей. Он старался любить маму. Любить, значит, и слушать, и прислушиваться. Но давайте ничего друг от друга не скрывать: он начинал прислушиваться к себе. Ладно, я говорю вам это слишком поздно. Он начал делать это ещё до того, как стал математиком. Он верил, что с ним всегда кто-то рядом, и этот кто-то никогда не оставит его. Это было не раздвоение личности. А, может быть, и оно самое..       Во всяком случае, он начал называть себя "мы". И больше никогда не прекращал. Значит, он никогда не был одинок, да?       Как бы не так! Когда ты понимаешь, что внутри тебя есть ещё кто-то, когда называешь себя "мы", всё острее начинаешь осознавать своё одиночество. И мы с вами никогда не узнаем, затягивало оно нашего любителя дури, или просто сидело на нём, свесив свои тонкие конечности. Одиночество в нём улыбалось. Это можно было понять по его лицу, всегда. Утром, днём, вечером, ночью. Он старался не расставаться с улыбкой.       Ему нравились совсем недавно открытые магазины комиксов на главной улице города. Он любил туда наведываться, любил читать о самых обычных людях, которые внезапно оказывались самыми необычными героями. Раз в неделю, в свободный от работы денёк, он вставал, затягивал галстук потуже, подходил к зеркалу и с улыбкой говорил своему отражению: "Ну что, сегодня поедем на метро?". Потом, немного ослабив любимый галстук в линейку, добродушно смеялся и сквозь смех отвечал себе: "Что это мы? На такси у нас денег и подавно не было!". Такой незатейливый ритуал был обязательным перед столкновением с мёртвым и солёным от чужих бед океаном серых людей. Давно оставивший творчество математик не мог постоянно улыбаться на улице, иначе просто захлёбывался от непонимающих, зачастую мерзких и презирающих взглядов тысячи рыб в этом океане. Он верил, что если вдоволь наулыбается дома, перед зеркалом, кофеваркой (кофе - это, наверное, единственная вещь, которая всё-таки делала его точно-точно взрослым) и даже входной дверью, то продержится без улыбки весь день.       И он выходил из дома. Плыл мимо гнусных и ужасно спокойных людей, которые уже давно стали рыбами на дне своей слепоты к чужим проблемам и пристального внимания к своему горю. Знаете, а он ведь был добрым. И каждый раз хотел остановить какую-нибудь даму или джентльмена, посмотреть ему или ей в глаза и проговорить: "Мы готовы выслушать тебя. Говори. Мы хотим тебе помочь". Но вся жестокость этого мира заключается в недоверии, непонимании и ошибочном мнении о глупостях. А он и хотел бы изменить этот мир, если бы не золотой закон: "Все хотят изменить этот мир, но никто не хочет умирать".       Он был не из тех, кто не старается что-то скрасить, а с криком бросается в объятия асфальта с высоты полёта ласточки. А ещё он считал чертовски глупым то, что пытался скрасить свою жизнь той самой лавкой с комиксами и её содержимым. Ещё бы! Его жизнь и не была серой. Только ему так не казалось. А, может быть, и казалось. Самую малость.       И в одно очень милое дождливое воскресенье он зашёл в свою излюбленную лавку, аккуратно сложил зонт и принялся осматривать стеллажи с цветными томиками. А как же - надо было проверить, все ли издания на месте. Он любил приглядываться к людям в этой лавке, очень любил. Наверное, он знал каждого из них, хоть даже и не знал ни одного имени. Только, разве что, фамилию молодого продавца, который в любой удобный момент поскорее надевал наушники и слушал одну и ту же кассету. Он обводил взглядом деревянные полки и уже было собирался присмотреть для себя новенький выпуск истории о самом любимом герое, как вдруг взгляд его задержался на маленькой фигурке, отчаянно тянувшейся к комиксу, стоящему на верхней полке. Он подошёл чуть ближе к этой самой фигурке и начал внимательно её рассматривать, с неким детским любопытством. Фигуркой оказалась девочка, совсем ещё маленькая - ей было лет одиннадцать на вид, и даже серое платье чуть выше колена, в которое она была одета, казалось старше её самой. Он явно удивился тому, что на ней было только лишь платье и туфли с потёртыми носами. Ни зонта, ни просто лёгкой куртки с капюшоном, который мог бы спасти маленькую любительницу комиксов от дождя.       Наш дурной друг подошёл ещё ближе, аккуратно достал с верхней полки томик, к которому так тянулась девочка, и любезно протянул его ей. Она улыбнулась и чуть слышно сказала: "Спасибо". Он чувствовал, что надо было ответить ей. Это был первый раз в его взрослой жизни, когда он улыбнулся не перед зеркалом, кофеваркой или входной дверью. Он улыбнулся перед совершенно незнакомым человеком.       Это был один из тех случаев в жизни, которые готовы вручить тебе счастье, только если ты, конечно, протянешь руки к маленькой коробке, перевязанной золотой лентой. А, может быть, и не золотой. Какой пожелаешь, честно-честно. Ведь у каждого человека - свой цвет счастья. Если, конечно, у этого человека есть сердце и душа. А у нашего математичного друга было всё необходимое, чтобы дотянуться до счастья. Постойте, давайте кое-что разъясним!       Вы помните, что говорила ему та легкомысленная женщина, умолчавшая от него смерть брата-близнеца, но гордо называвшая себя матерью? Вы заметили, что тут нет ни слова о людях, которые бы понимали его? Вели бы себя так, как ведут себя друзья? Скажу по секрету: никто даже и спасибо не сказал "дурному". Ах, да, кроме этой чудной девочки в платье, которое старше её самой.       Он коснулся плеча той, кого бы очень хотел называть своим другом.       - Послушай.. - он запнулся. Он хотел было сказать что-то наподобие "мы можем купить тебе ещё один комикс, хочешь?", но остановился. Он не хотел пугать девочку, не хотел видеть непонимание, растерянность и замешательство в её глазах. И потому, притворно кашлянув и мысленно обругав "нас" за это, он решился, пожалуй, на самый отчаянный шаг в своей жизни. - Я.. Я могу купить тебе ещё один комикс, хочешь?       Девочка прищурилась. Не хитро, не подозрительно, а так, как обычно щурятся от сияния летнего солнца или белизны первого, ещё не тронутого снега. Он было подумал, что она, должно быть, догадалась, что добрый незнакомец первый раз в своей жизни заговорил о себе, именно о "себе", а не о "нас".       - Ты не похож на злого. Это видно по твоему галстуку, - размышляла она вслух, отведя взгляд куда-то ввысь и немного в сторону. - А если ты добрый и не хочешь наругать меня за то, что у меня нет денег на второй комикс, то хорошо.       Мало кто знает, но это был первый раз в жизни девочки, когда она приняла помощь. Если покупку второго томика с картинками так можно было назвать, конечно. Потому что раньше ей никогда и никто не предлагал помощи - того, чего ей очень не хватало. Не верите? Ну и не верьте. Это нормально - когда люди не верят в правду. Ведь правда так часто очень-очень похожа на выдумку.       Забавно, что у одиноких людей, которые ходят в магазин комиксов, всегда есть деньги и на второй, и на третий, и даже на четвёртый томик. Даже если эти люди не планируют покупать второй, третий и четвёртый томики. И если ты - одинокий любитель комиксов, то запомни: никогда не знаешь, сколько томиков комиксов купишь. И никогда не знаешь, появится ли тот, кому можешь купить один-другой томик.       Теперь они стояли под самым что ни на есть обычным зонтом, держа в руках парочку комиксов. Вернее будет сказать, в руке, ведь оба выставили вторую руку навстречу каплям дождя. Люди проходили мимо, но некоторые на несколько мгновений замедляли шаг, обращая взгляд к маленькой девочке и взрослому мужчине, которых угораздило очутиться под одним зонтом рядом с лавкой комиксов и ловить рукой слёзы неба. И всем-всем прохожим, которые всё же отрывали внимание от своих проблем и обращали его к наполовину спасавшимся от дождя, казалось, будто бы спасавшиеся от дождя - ничуть не незнакомцы, а отец и дочь, прекрасно понимающие друг друга. И все-все мимо проходившие мужчины и все-все мимо проходившие девочки немного завидовали им, ведь с их дочерьми и отцами они так и не нашли понимания.       И так забавно тоже происходит в жизни: незнакомцы находят друг в друге гораздо больше понимания, чем родители в своих детях и дети в своих родителях. Незнакомцы отдают друг другу зонты и частицы души, а родители и дети прячут друг от друга куртки с капюшонами и частицы жизни. Незнакомцы видятся лишь раз в жизни, но понимают друг друга без слов, а родители и дети видят друг друга каждый день, но не понимают друг друга даже с тысячного слова.