Как должен был закончиться Парфюмер.

Залитая солнечным светом площадь превратилась в Ад. Десятитысячная толпа людей из самых разных сословий обезумела, поддавшись влиянию божественного аромата. Жаркий воздух наполнился пошлыми стонами — зрители, собравшиеся на казнь беспощадного убийцы, праздновали чудесное «просветление» беспорядочной оргией, глубоко восхищаясь и по-детски сильно обожая мерзавца, люто ненавидимого лишь пару минут назад. Человек в голубой куртке вдруг стал совершенным, неземным существом для опьянённой сладким унижением толпы. Магическая призма запаха исказила все мысли и ощущения, расплавила самые чёрствые души, заставив сердца гореть в ослепительно мощном любовном экстазе. Каждый был счастлив отдать великому парфюмеру себя без остатка, каждый пытался отчаянно выразить снизошедшее на него всепоглощающее чувство. Однако торжество провалилось. Гренуй не справился с чудовищной ненавистью к людям, навеки ставшей частью его природы. Мерзкие туманы недоступного обонянию запаха поднимались в чёрной душе, наполняя её гадким, дьявольски пустым смрадом. Тяжёлые цепи удушья мутили измученное безответностью сознание. Казалось, сбывшемуся кошмару не будет конца... Но вдруг прогремел выстрел. Резкая боль вырвала Гренуя из мрачной пучины удушливой сущности. Он медленно повернул голову, принимая случившееся за сон. Такого просто не могло произойти в реальности! Ведь запах... Но голубая ткань куртки медленно темнела. В первом ряду трибуны, взгромоздившись на стул, стоял бедно одетый мужчина. Полуголая девушка бесновалась на полу, пытаясь разорвать его штаны. На рябом лице неизвестного чётко обозначились суровые черты, будто проведённые заново мрачной тенью сосредоточенности. Взгляд золотисто-серых глаз, наполненный яростью, был обращён к преступнику, руки уверенно сжимали тяжёлые капсульные пистолеты. «Сдохни, аспид!» - прочитал Гренуй по обветренным губам неизвестного. Узловатый палец отточенным движением нажал на курок. Лицо великого парфюмера озарила полубезумная ухмылка. Его гадкая удушающая ненависть стала взаимной. Все звуки растворились в звенящей тишине. Пропал эшафот, трибуны, обезумевшие люди — перед глазами застыл только избавительный образ неизвестного стрелка. Лютый, праведный гнев, сияющий в этих глазах, был слаще самых вдохновенных признаний. В груди бессердечного Гренуя разливалось незнакомое тепло — он впервые был по-настоящему понят. Голубая куртка вся побагровела. Железный привкус крови проник в рот... Повеяло холодом, а потом всё окутала нерушимая тьма. - Апчхи! - оттолкнув от себя обезумевшую бестию, мужчина спрятал оружие и, хлюпая носом, раздражённо пробормотал: - Чёрт бы побрал этот насморк!