Жизнь после жизни

Первое, что она увидела, открыв глаза, был белый больничный потолок. «Я жива...» – вспышкой мелькнуло в голове. Мысли, ощущения, воспоминания стремительно нахлынули, захлёстывая тяжёлым потоком. После блаженной пустоты забвения, реальность навалилась нестерпимой болью, сдавившей сердце. «Я жива, а её больше нет...» Харука с трудом повернула голову, словно налитую свинцом; всё тело ныло и с трудом слушалось. Белые стены, белые простыни, белый холодный свет ламп, мерно гудящие приборы поддержания жизнедеятельности. На второй кровати тоже кто-то лежал неподвижно, но Харука не могла рассмотреть. От яркого света начали болеть глаза, и девушка закрыла их. Но темнота не принесла облегчения, напротив, ожили последние минуты боя: дымящиеся руины с торчащими прутьями арматуры, красноватое небо с чёрными тучами, истерический смех Галаксии, яркая вспышка и отчаянный крик Нептун: -Уран, берегись!! Она не успела обернуться, как была сбита с ног и летела в пропасть. Тёплые руки крепко прижимали её к себе, руки Нептун. Так мать прижимает к себе дитя в минуту смертельной опасности... Затем – падение, краткая потеря сознания, а потом – бесчувственное тело Нептун, принявшее на себя удар. Она так и не разжала рук... Харука вздрогнула и закусила губу до крови. Кровь... Теперь её вкус и запах будет преследовать... Горячая слезинка пробежала по щеке, но не было сил её стереть. -Ну, как ты? – раздался над ухом знакомый голос. Харука открыла глаза и увидела склонившееся над собой лицо Сецуны. Боже мой, как же она изменилась! Осунулась, постарела лет на десять... Воспалённые тёмно-вишнёвые глаза лихорадочно блестели, под ними пролегли тёмные тени. -Который час? – с трудом разлепив запекшиеся губы спросила Харука. -Пять вечера, - Сецуна попыталась улыбнуться. -А число?... -Девятое апреля. Ты лежала без сознания трое суток... Харука вздохнула. -Но ведь... Скажи – мы победили? – с надеждой спросила она, внимательно глядя на Хранительницу Врат. Сецуна кивнула и отвела глаза. -Галаксия уничтожена Хаосом, который вырвался из неё самой, - ответила Хранительница, - Принцесса сумела сдержать его удар... – голос Сецуны дрогнул и сделался глухим, - Сейчас она в коме. -Принцесса... – прошептала Харука, лихорадочно сжимая одеяло в кулаке. -Принц... – Сецуна замолчала на некоторое время, - Принц мёртв. -А девочки? – сердце Харуки сжалось от волнения. -Марс и Венера погибли. Они закрыли принцессу собой. Меркурий тяжело ранена, она сейчас в палате интенсивной терапии, Юпитер... точнее, Мако, сейчас сидит у неё. -А Хотару? Сецуна не ответила; она только закрыла лицо руками, и Харука всё поняла. В груди образовалась давящая пустота. Сейлор-воины победили, но слишком большой ценой. На следующий день в палату пришла Мако, принесла цветы и поставила их на тумбочку. -Спасибо! – Харука с усилием улыбнулась. Воительница Юпитера рассеянно кивнула. Она сильно похудела за эти дни, на бледном лице тёмные глаза казались огромными. -Я принесла пирожных, - Мако положила на тумбочку картонную упаковку, - Врач сказал, что тебе нужно хорошо питаться. -Это здорово... - Харука поймала себя на мысли, что есть ей абсолютно не хочется, как не хочется вообще ничего – ни шевелиться, ни вставать, ни думать... -Как там Ами? – спросила она. -Врач сказал, что есть надежда, что она встанет на ноги через несколько месяцев, - серьёзно проговорила Мако, заправляя за ухо прядку волос, - Она уже узнаёт меня и реагирует на голос... -А Усаги? Мако вздохнула и опустила голову. -Пока никак. Родители не отходят от неё... -Чёрт... – Харука уставилась в потолок. «Зачем всё это? Я вижу, слышу, могу двигаться... Я так легко отделалась по сравнению с принцессой... Лучше бы я была на её месте, а она – на моём... Хотя... Ей тоже нелегко будет узнать о смерти Мамору.» -А это кто тут? – Харука кивнула головой на вторую кровать, стоявшую в палате. -Ятен, - ответила Мако, - Хилер единственная выжила из всех кинмокуанцев. Файтер, Мейкер и их принцесса погибли. -Ятен? – удивилась Харука, собираясь было спросить, что он делает в женской палате, - Ах да... Они же девушки на самом деле... -А знаешь, что написали в газетах про то, что случилось? – спросила Мако с долей горечи и негодования в голосе, - Они во всех СМИ теперь говорят, что это был взрыв газа во время землетрясения! Если бы не разрушения, никто вообще бы ничего не узнал, - она сжала кулаки, - Они все – вся планета – находились на волосок от уничтожения! А вышло, будто произошло пустяковое землетрясение, и взорвался участок газопровода... И самое страшное: говорят, что погибших нет! Харука широко раскрыла глаза. -То есть, как нет?... – прошептала она. -Тел не нашли. Есть только раненые и пропавшие без вести, а погибших нет! – Мако в отчаянии всплеснула руками; в её глазах стояли слёзы, - И девочки, и звёздные воины погибли, но никто никогда не узнает об этом! Как будто их вообще не было!.. «И планета никогда не узнает, каким героям, отдавшим жизни за неё, она обязана...» - подумала Харука. Мако беззвучно плакала, сердито вытирая глаза кулаками. -Прости, - сказала она, шмыгнув носом, - Врач запретил тебе волноваться, а я... -Ничего, хуже уже не будет, - Харука попробовала улыбнуться, но вышла лишь жалкая гримаса. -Я пойду к Ами, - Мако поднялась со стула. Харука кивнула и снова уставилась в потолок. Дни шли за днями. Она постепенно приходила в норму: организм спортсменки вынослив и быстро восстанавливался после травм. Но желания поправляться и выписываться из больницы не было; вместо него разумом завладели апатия и полное равнодушие к окружающему. Всё так же приходила Сецуна, приносила книги и газеты, но Харука лишь вяло пролистывала их и через пару минут забывала содержание. Мако приносила свежие цветы – и ей, и Ятен, которая, казалось, так и не пришла в себя. Но Харука знала, что соседка по палате притворяется. Несколько раз гонщица видела, как та лежит с открытыми глазами и также смотрит в потолок. Но всякий раз, когда входили посетители или врачи, она делала вид, что спит или без сознания. Харука не пробовала заговорить с ней – ей было безразлично до состояния инопланетной воительницы, как, впрочем, безразлично и до всего прочего. Наконец, настал день выписки. Не имело смысла более притворяться. Лечащий врач диагностировал, что пациентка полностью поправилась, исключая депрессивное состояние с симптомами анорексии, прописал витамины и отдых у моря. При упоминании о море Харука закусила губу; она уже не слушала, что вещал врач, лучезарно улыбаясь и сверкая стёклами очков. Море... Именно там они с Мичиру провели свои первые совместные выходные. Отдых у моря – сейчас это звучало как изощрённое издевательство. Впрочем, доктор не знал... Домой её отвезла Сецуна на такси; всю дорогу обе молчали. Так странно было перешагивать порог особняка в абсолютной тишине. Обычно Харуку встречали звуки скрипки или фортепьяно – Мичиру каждый день репетировала, оттачивая своё мастерство, – и топот ног Хотару, которая всегда кидалась гонщице на шею с криком «Харука-папа вернулся!». Сейчас особняк был мёртв. Цветы в саду поникли и увяли; пол был покрыт слоем пыли. -Извини, в последние дни я не могла найти времени, чтобы прибраться, - виновато произнесла Сецуна. Харука молча кивнула. Она знала, что подруга разрывается между работой и дежурством в больнице. Гонщица вошла в их с Мичиру спальню и без сил опустилась на кровать. Ничего здесь не изменилось с того самого дня, как они покинули дом, оповещённые девочками о появлении врага: незавершённые эскизы на столе и раскрытая коробочка с акварелью, брошенная на стуле ажурная кофточка Мичиру, наполовину разобранный насос для подкачки шин в углу – Харука тогда собиралась его починить... Казалось, пройдёт минута, и ОНА войдёт в комнату, улыбнётся и откинет волосы привычным движением, потом возьмёт один из рисунков, нахмурится и, скомкав, бросит в корзину для бумаги. Харука ждала минуту, две, пятнадцать, но никто не приходил. Лишь тиканье часов нарушало безмолвие опустевшего дома. Хотелось броситься на подушку и зарыдать от бессилия что-либо изменить – всё равно никто не услышит. Вместо этого гонщица сжала кулаки, так, что ногти впились в ладони, и закрыла глаза. Ночь, день – всё смешалось. Она часами пересматривала фотоальбом, а потом спрятала его в шкаф, потому что воспоминания, вызываемые фотографиями, приносили не радость, а только боль. Боль преследовала её повсюду – в спальне, где оставался ещё запах ЕЁ духов; в столовой – где теперь царила тишина вместо привычного звона посуды, смеха и бесед; в холле, где висели ЕЁ картины, и стояло фортепьяно; в саду, где росли ЕЁ любимые цветы... Тишину пустого дома прорезал телефонный звонок; на дисплее телефона высветился номер тренера гоночной команды. Тенно не сняла трубку: о спорте сейчас хотелось думать менее всего. Харука долго не могла уснуть, вертясь с боку на бок на внезапно огромной кровати и отчаянно кутаясь в одеяло, стараясь укрыться от подступающей со всех сторон пустоты. Но под одеялом было душно, а без него – холодно... Пришедший, наконец, сон не принёс облегчения: Харуке снились пустынные улицы города, на которых она безуспешно искала кого-то, но никак не могла найти; чувство тревоги и одиночества усиливалось с каждой секундой, и тут где-то позади раздался внезапный крик: «Уран, берегись!» Харука проснулась, вскочив на кровати и тяжело дыша. -Чёрт! – воскликнула она и ударила подушку кулаком. Под утро удалось провалиться в состояние дремоты; Харуке грезилось побережье моря и шум волн. Они шли с Мичиру под руку и смеялись над чем-то, а небо над ними переливалось всеми цветами радуги. -Разве так бывает? – изумилась гонщица. -Бывает-бывает! – улыбнулась Мичиру, задирая голову, - Это экваториальное сияние, бывает только один раз в году, так что ты можешь загадать желание! -Я хочу никогда не расставаться с тобой, - ответила Харука. Она протянула к Мичиру руки, чтобы обнять её, но те лишь ухватили пустоту. «Но почему?!» – спросила она себя и тотчас страшная догадка обрушилась на неё, возвращая в реальность. Сон растаял; за окном брезжил мутный пасмурный рассвет. Лекарство от боли нашлось в виде бутылки коньяка. «Я знаю, что потом будет только хуже, мне рассказывали», - подумала девушка, делая глоток прямо из горлышка. Огненный напиток обжёг глотку, голова на секунду закружилась. «Пожалуй, мне всё-таки следует проветриться, - Харука поставила бутылку на прикроватную тумбочку и вышла из комнаты, - В доме слишком душно. Невыносимо душно...» Пасмурный день встретил её сыростью и холодом. Небрежно накинув куртку, Харука вошла в гараж, где стоял мотоцикл. На руле болтались два шлема... Харука зажмурилась на секунду, затем решительно убрала один и надела другой. Скорость – вот что могло ей помочь, как помогало всегда. Утренний Токио просыпался; пробок на улицах ещё не было. Она мчалась, обгоняя машины, оставляя далеко позади себя автобусы. Поворот, другой... Светофор переключился на красный в самый последний момент, но сегодня Харуке было наплевать на правила: она только стиснула руль покрепче и добавила газу. Перекрёсток, ещё один... Позади послышался протяжный вой полицейской сирены. «Вот чёрт! – гонщица скосила глаза на зеркальце на руле, - Ну что ж, попробуйте меня поймать!» Она летела по проспектам, и окружающий мир превратился в увлекательную компьютерную игру. Никогда ещё Харука не думала, что удирать от полицейских так весело. Ещё один поворот на тихую улочку спального района; прохожие, собиравшиеся перейти дорогу, испуганно метнулись обратно на тротуар, ошалело провожая взглядами безумного мотоциклиста. Кажется, погоня прекратилась: ей удалось запутать преследователей. Снова проспект, виадуки огромной развязки и – шоссе, ведущее за город. Ветер с побережья пронизывал холодом, и гонщица пригибалась к своему механическому монстру, словно пытаясь согреться. Справа свинцово поблескивало море. Руки закоченели и потеряли чувствительность, ныла спина, в висках пульсировала тупая боль. Вот и маяк... Харука сбавила скорость и свернула на каменистую косу, ведущую к нему. Она сняла шлем, подставляя лицо ветру, в надежде, что холод уймёт головную боль. Над морем шёл дождь, скрывая линию горизонта, отчего стёрлась граница между водой и небом. Серая мгла надвигалась на маяк – тот самый, у которого так любили отдыхать Воины Внешнего Космоса... Харука сделала ещё несколько шагов и остановилась у кромки насыпи. Внизу волны с грохотом разбивались о бетонные блоки. Вот он – край, дальше идти некуда. И бежать от воспоминаний и боли – тоже. Только один-единственный шаг отделяет от мира безмолвия, того, где нет ни страданий, ни ощущений... Харука вздрогнула и повернула голову; каким-то шестым чувством она уловила, что находится здесь не одна. Приглядевшись, девушка заметила одинокую фигурку, скорчившуюся у самого подножия маяка. Какой-то мальчишка в голубой куртке с натянутым на голову капюшоном сидел, обхватив колени. С лёгким чувством досады и внезапного облегчения Харука сделала несколько шагов в сторону маяка. Человек поднял голову, и гонщица узнала в нём Ятен. -Какого чёрта ты тут делаешь? – с неподдельным изумлением воскликнула Харука. -Отвали, - огрызнулась инопланетянка. Харука принялась рассматривать её впервые с момента битвы с Галаксией. Ятен сильно похудела и осунулась, черты её лица заострились, одежда мешковато болталась, придавая сходство с мальчишкой-беспризорником. -Как ты здесь оказалась? – продолжила удивляться Харука. -Меня выписали, - безразличным тоном ответила певица. -Это же край света! -А тебе-то что? – фыркнула Ятен, поднимаясь с места, - Хотела топиться – ну и топись себе! -Чтооо?! – Харука сжала кулаки и приблизилась к инопланетянке. Та остановилась и уставилась на неё равнодушно-стеклянными глазами. Бить этого дистрофика было как-то неловко. -От вас одни проблемы, - проворчала Харука, - Почему ты не свалишь обратно на свою планету? -Мне некуда идти, - Ятен прошла мимо гонщицы и уселась на один из бетонных блоков, глядя на море. Начался дождь, мелкие острые капли неприятно жалили лицо. Харука вспомнила слова Мако: «Хилер единственная выжила из всех кинмокуанцев. Файтер, Мейкер и их принцесса погибли». Значит, Ятен лишилась всех своих близких?.. Пожалуй, ей даже хуже, чем самой Харуке – та хотя бы на своей спасённой планете, да и кое-кто из друзей остался жив... Впрочем, какое это имеет теперь значение, когда Мичиру больше нет? Харуке не нужна планета без Мичиру... «Неужели я действительно выгляжу как самоубийца?» – подумала она, ёжась от холода и негодуя на Ятен, которая разгадала её подсознательное желание, и на саму себя. «А на кого ещё похож человек, который садится за руль, хлебнув коньяка, гоняет по городу на запредельной скорости, удирает от полиции, рискуя на каждом повороте сломать себе шею? – ответила она сама себе, - Просто чудо случилось второй раз, и я снова осталась жива...» Дождь полил сильнее. Харука зябко передёрнула плечами и пошла к тому месту, где оставила байк. На полпути она остановилась и обернулась; Ятен продолжала сидеть на камнях в той же позе подростка-беспризорника. Гонщица нахмурилась. В её душе боролись несколько чувств: досады, жалости и лёгкого злорадства. Но жалость всё же пересилила остальное. Харука решительно подошла к инопланетянке и положила ей руку на плечо. Пара испуганных зелёных глаз в мгновение взметнулась на неё. -Пойдём! – Харука кивнула в сторону мотоцикла. Не говоря ни слова, Ятен поднялась с камней и побрела вслед за ней. Харука завела мотор и протянула свой шлем певице. -А как же ты? – еле слышно проговорила та. -Я привычный, - Харука с усмешкой тряхнула головой, - Только держись крепче! Снова замелькали столбы фонарей, загородные дома, заправки... По мокрой дороге гонять было рискованно, и Харука старалась не превышать скорость. Тоненькие ручки пассажирки судорожно обнимали её, но почему-то это не раздражало гонщицу. В конце концов, она была не одна на этом шоссе, рядом находился кто-то живой и тёплый... -Переоденься, ты вымокла до нитки... Простудишься ещё... – Харука пыталась найти в шкафу хоть что-то, что могло бы подойти миниатюрной гостье. Но, увы, все вещи гонщицы были бы на несколько размеров больше, а предложить что-то из вещей Мичиру, казалось Харуке кощунством. -Спасибо! – пробормотала Ятен, стуча зубами от холода и кутаясь во фланелевую рубашку Харуки. За окном стремительно темнело. Уложив гостью на диване в гостиной, Харука отправилась на кухню, где обнаружила записку от Сецуны – та снова осталась в больнице на ночь. Гонщица включила телевизор, беспорядочно переключая с канала на канал, не в силах сосредоточиться на передачах. Она боялась засыпать, боялась вновь увидеть кошмары или, что ещё хуже – сон о счастливой жизни с Мичиру, а потом испытать разочарование при пробуждении. Но усталость всё-таки взяла своё; пульт выпал из ослабевшей руки, и Харука задремала, опустив голову на обеденный стол. Разбудило её довольно громкое восклицание: -О, бог мой! Ну и картина! Харука подняла голову, недовольно морщась от неприятных ощущений в затёкшей шее, и увидела перед собой тощую инопланетянку, на которой как на вешалке болталась огромная рубашка. Белые как сметана волосы были расчёсаны и завязаны в хвост. -И ты теперь так ночуешь? – произнесла Ятен, укоризненно качая головой. Пока Харука успела опомниться и придти в себя, чтобы что-то ответить, гостья прошагала через всю кухню и замерла перед раковиной, полной грязной посуды. -Можно подумать, что тут живёт старый холостяк, - проворчала она, - Хоть тараканов нет, и то хорошо... -Ну и наглая же ты тварь! – изумлённо заметила Харука, поднимаясь с места. -А ты такая же неряха как и Сейя, - фыркнула Ятен, - Есть тут резиновые перчатки? К счастью, перчатки нашлись в ящике под раковиной, рядом с моющими средствами. Харука, сложив руки на груди, наблюдала, как бывшая артистка моет посуду, разбрызгивая пену в разные стороны. -Мичиру делала это аккуратнее и без перчаток, - заметила она наконец. -А ты не делаешь этого вообще! – Ятен скинула перчатки и деловито направилась к холодильнику. «Орудует как у себя дома!» – сердито подумала Харука. В её душе боролись возмущение подобной бесцеремонностью и облегчение, что не приходится делать это самой. -Тут тоже негусто... – Ятен извлекла из холодильника пару баночек йогурта, несколько яиц и пачку замороженных овощей, - Что ж, можно хотя бы сделать омлет... Харука лениво наблюдала за тем, как гостья суетится с мисками и ножами, ловя себя на запоздалом чувстве голода. «Я ведь не ела ничего уже пару дней... Я просто забыла. В больнице заставляли есть, доктор сердился, обещал положить под капельницу... Здесь больше некому за этим следить». Омлет получился вполне съедобным, хотя Мичиру готовила лучше. Но Харука ничего не сказала на эту тему, вовсе не потому, что боялась обидеть Ятен, а напротив – потому что сравнение кого бы то ни было с Мичиру, казалось кощунственным. -Я схожу в магазин, - отрывисто бросила гонщица, поднимаясь из-за стола, - Скоро придёт Сецуна... Надеюсь, ты ничего не украдёшь. Ятен фыркнула от возмущения, яростно сгребая посуду со стола. -Могла бы и «спасибо» сказать, - проворчала она. -Я у себя дома, - огрызнулась Харука. Она отправилась в ближайший супермаркет. Мысли витали где-то совершенно в иной области, поэтому Харука по десять минут замирала перед полками, ловя себя на том, что не помнит, что именно она хотела купить. «Старый холостяк! – мысленно возмущалась она, - Тараканы! Маленькая наглая тварь... Вчера казалась такой беззащитной, сидя на камешках под дождём, а сегодня... Нет, пусть только попробует сказать что-то ещё в этом роде – я её своими руками придушу!.. Нет, ну как она посмела... после всего что я... Хотя, по правде говоря, я даже не знаю, какое сегодня число, и какой день недели. Меня выписали позавчера или... Я не помню. Я вообще ничего не помню... Видела бы она бутылку коньяка! Старый холостяк превратился бы в старого алкоголика. Боже мой... Если бы это всё увидела Мичиру!... Я не смогу пережить такого позора, если окажется, что она может видеть с небес всё это... Мичиру... В кого я превращаюсь без тебя?...» -Молодой человек, так вы берёте тунца или нет? – раздражённый голос продавца вывел гонщицу из оцепенения. Харука вздрогнула и осознала, что стоит перед лотком, сжимая в кулаке рыбину, вынутую из ледяной россыпи. -Нет, простите. Она положила рыбу на место и пошла прочь. Продавец недоумённо пожал плечами. «Тунец... Мичиру ненавидела его... Интересно, а эта... Ко, его любит? Никто в моём доме не будет есть тунца, пока я жив!» Вернувшись домой, Харука услышала голоса, доносящиеся из холла. Ятен и Сецуна обсуждали какую-то книгу. Харука постояла в дверях, но на неё даже не обратили внимания. Гонщица развернулась и отправилась на кухню. Пакет с продуктами был без разбору запихнут в холодильник. «И как они могут вот так запросто болтать, будто ничего не произошло? Будто они старые приятели и встретились за чашкой чая... Будто бы не было той битвы, и мы не потеряли своих самых близких людей!... Да как вообще можно думать о чём-то после того, что произошло? Разговаривать, ходить в магазин, вообще жить обычной жизнью?!» Харука поднялась к себе, в опустевшую спальню, и улеглась на кровать поверх покрывала, уткнувшись лицом в подушку. Они ехали с Мичиру на машине с открытым верхом; лёгкий морской бриз развевал бирюзовые локоны. Солнце приятно согревало, но не палило. -Вот так бы и хотелось – ехать и ехать, не останавливаясь, - произнесла Мичиру, поворачивая голову, чтобы полюбоваться морем. -Но всё имеет своё завершение, даже дорога, - возразила Харука, хотя и сама не понимала, почему эта фраза слетела с языка. Мичиру говорила что-то о пьесе, которую написала для скрипки и фортепьяно, но Харука слушала довольно рассеянно. Её терзало смутное беспокойство, которое она не могла себе объяснить: что-то тревожило её в этот прекрасный безоблачный весенний день. И это было не ощущение угрозы, а иррациональный страх перед чем-то, о чём она забыла, и не хотела вспоминать. Машина свернула на каменистую косу, ведущую к маяку; Харука заглушила мотор. Они обе вышли из автомобиля и уселись на тёплый капот. -Тебе ничего не кажется странным? – спросила, наконец, Харука. -Нет, а что? – Мичиру удивлённо посмотрела на неё, поправляя волосы. -Здесь так тихо... Море не шумит... И чайки молчат. Мичиру пожала плечами и беззаботно улыбнулась, подставляя лицо солнечным лучам. Харука недоверчиво огляделась и... Внезапная догадка потрясла и ошеломила её. -Нет, только не... – Харука вскочила на ноги, в ужасе понимая, что всё, что окружает её в этот момент – лишь мираж, который растает через секунду. -Что, прости?.. -Ты... Ты не настоящая, - Харука протянула руки к любимой, которая, сидя в нескольких шагах от неё, была на самом деле бесконечно далека, - Я вспомнил. На самом деле ты умерла. Она проснулась, задыхаясь от подступивших к горлу рыданий, но слёз по-прежнему не было. За окнами уже стемнело; который час?.. Неважно. Харука вскочила с кровати и, словно обезумев, схватила со стула кофточку Мичиру и уткнулась в неё лицом. Знакомый запах, знакомое ощущение... Обмануть себя хотя бы на секунду... -Харука? Тенно резко выпрямилась и обернулась. На пороге стояла Ятен, её зелёные глаза выражали испуг и удивление. «Боже, как же это глупо выглядело со стороны! – пронеслось в голове гонщицы, - И почему именно в этот момент, именно она?..» -Что тебе нужно? – грубо ответила она, - Разве ты не знаешь, что следует стучать, прежде чем входить в комнату? -Харука, я... – Ятен выглядела растерянной, - Дверь была открыта. Ты не выходила к обеду, а сейчас уже ужин... Я отправилась посмотреть, всё ли с тобой в порядке? -Какая трогательная забота! – едко заметила Тенно, - Думаешь, я включу тебя в завещание? Ятен нахмурилась и отправилась обратно, нервно дёрнув плечом. На ужин была рыба с овощами. Сецуна помогала Ятен накрывать на стол. Харука уселась на своё привычное место, Ятен заняла стул Хотару. Первое время ели молча, затем Сецуна продолжила разговор о прочитанной книге, Тенно включила телевизор, чтобы не слышать их беседы. -Как странно, - задумчиво проговорила Ятен, впервые улыбнувшись, - Сейчас мне на секунду показалось... Вот просто на мгновение, что я сижу в нашей кухне с Сейей и Тайки... Тайки всегда рассказывала о том, что прочла накануне, а Сейя смотрела телевизор и дразнила нас... Она замолчала и опустила глаза, словно бы снова уходя в себя. -Ами стало лучше, - произнесла Сецуна, - Она уже может разговаривать, правда, доктор советует избегать утомительного общения. Но ей разрешили читать, мы с Мако думаем, что можно ей принести из лёгкого... -Ами и лёгкая литература? – Ятен чуть улыбнулась, - Лучше всего – английский словарь, это отвлечёт её. Я зайду к ней завтра. -А как Усаги? – спросила Харука, словно очнувшись. -Как? Ты ни разу не навестила принцессу? – Ятен едва ли не выронила палочки. -Я... -Ты просто удивительный эгоист, - воскликнула инопланетянка, обжигая изумрудным взглядом, - Если бы моя принцесса осталась бы жива, я не отходила бы от неё ни на минуту... -Замолчи! – Харука ударила по столу кулаком, - Это абсолютно не твоё дело! Она встала из-за стола и порывисто вышла. Ятен проводила её злобным взглядом. «Как отвратительно! – Харука закрылась в своей спальне и смотрела в окно, за которым по освещённой улице мелькали силуэты автомобилей, - Так бесцеремонно влезть не в своё дело... Так позёрски... Но самое гадкое во всём, что она говорит, это то, что она абсолютно права. Я эгоист, который упивается собственным горем... – взгляд гонщицы упал на бутылку коньяка, которая так и продолжала стоять на тумбочке, - Если бы она не появилась в этом доме, эта пронырливая инопланетная тварь, я бы стала спиваться прямо в этой комнате, опускаясь всё ниже и ниже... Я уже забыла о нашей принцессе, о нашем долге, вообще обо всём. Если быть честным до конца – мне стало плевать на них и на себя, потому что жизнь без Мичиру потеряла всякий смысл. Но сама Мичиру никогда бы не одобрила этого». Решительным жестом Харука открыла окно, с наслаждением подставляя себя ворвавшемуся воздушному потоку. Через мгновение бутылка полетела вниз. На другой день Харука с самого утра отправилась в больницу навестить девочек. Снова эти белые стены, равнодушные к страданиям, пронизывающий запах лекарств и сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь тихим гудением приборов и шагами врачей. Так непривычно и ненормально было видеть оданго-атама, лежащую с закрытыми глазами на кровати с кислородной маской на бледном личике. Харука потрясённо рассматривала принцессу сквозь стекло палаты; внутрь пускали лишь близких родственников. Тенно попросила передать букет белых роз для Усаги – если даже она не может их видеть, но вдруг сумеет почувствовать их запах?... У Ами как всегда дежурила Мако. Перед тем, как впустить Харуку в палату, Мако шёпотом предупредила её: -О смерти девочек – ни слова! Ами нельзя расстраиваться сейчас! Нам с Сецуной пришлось солгать, что они тоже лежат в больнице... – девушка вздохнула, - Хотя она всё порывается пойти их навещать... Харука опустила глаза; ей было неловко, что она зашла спустя столь долгое время. Ами лежала на кровати – неузнаваемая, осунувшаяся, с забинтованной головой. Увидев Харуку, она счастливо улыбнулась и села на кровати. -Харука! Как это замечательно, что ты пришла! – воскликнула она, - Я безумно скучаю по всем! Я так волновалась... Как твои дела? Харуке пришлось выдумывать различную ерунду, и, делая беспечный вид, врать о своих тренировках и восстановлении после травм. -А как там Мичиру? – глаза Ами радостно мерцали. Харука дёрнулась как от удара; она совершенно не подумала, что этот вопрос может быть задан... -Она... Она... – Тенно замялась, - Она не смогла придти... -Она сейчас в санатории у моря, - пришла на выручку Мако. -Да, - Харука кивнула и, отвернувшись, уставилась в окно, за которым так ослепительно сияло солнце, что с непривычки заслезились глаза. После больницы гонщица отправилась на трек, чтобы встретиться с тренером. -Тенно-сан! – тот долго пожимал её руку, - Мы так рады вашему возвращению! По правде говоря, я страшно волновался, когда не мог дозвониться до вас... Я слышал о взрыве газопровода в районе Азабу, о том, что было немало пострадавших и пропавших без вести... -Да, мне пришлось провести несколько дней в больнице, - криво усмехнулась Харука. -Мы будем со дня на день ждать вашего возвращения в команду! Впереди соревнования в Сома, и мы не надеемся выиграть их без вас... «Неужели есть в этом мире ещё люди, которые нуждаются во мне? – думала гонщица по пути домой, - Я нахожу уже не первое подтверждение этому... Прежде мне было безразлично, нужна ли я кому-то кроме Мичиру». Придя домой, Тенно первым делом заметила в прихожей несколько пакетов с мусором. В холле и на кухне царила непривычная для последнего времени чистота и порядок: в раковине не было посудных гор, со стола исчезли немытые чашки с остатками кофе, пакеты из-под чипсов, бутылочки с соевым соусом и ежедневные газеты. Увядшие было цветы на окнах ожили. Но какое же удивление ждало Харуку, когда она поднялась на второй этаж и увидела, что Ятен наводит порядок в её спальне!.. Точнее сказать, это была их с Мичиру спальня... Одетая в старую рубашку Сецуны, инопланетянка бодро вытирала пыль с книжного стеллажа. Кровать была аккуратно застелена, разбросанные вещи сложены в стопку, разобранный насос исчез. Однако, настроение Харуки с приподнятого сменилось раздражённым. -Какого чёрта ты хозяйничаешь в моей комнате? – рявкнула гонщица, - Кто разрешил тебе сюда войти?! Ятен обернулась с удивлённым видом; в рубашке, завязанной узлом на животе, с тряпкой в руках, она менее всего походила на поп-певца или певицу. -Здесь бардак, - ответила Ятен повседневным тоном, - Как и в прочих комнатах. Она подошла к столу Мичиру и взяла баночку с грязной водой. Харука взорвалась; одним прыжком она оказалась у стола, схватила Ятен за руку и заорала: -Поставь немедленно на место!! Как ты... Как ты смеешь касаться ЕЁ вещей?! Убирайся отсюда! Ятен сощурилась и вырвала руку; часть воды расплескалась по столу. -А ты хочешь оставить здесь всё на своих местах, так? – спросила она, - Не вытирать пыль, не передвигать мебель? Не менять занавески, постельное бельё? И продолжать жить тут как в музее? -Не твоё дело! – зарычала Харука, багровея от гнева, - Вон!! -Ты думаешь, Мичиру бы понравилось всё это? – крикнула Ятен в ответ, - Эта грязная вода? Пыль и разбросанные вещи? То, что ты превращаешь свой дом в склеп, а себя – в живого мертвеца?! Харука схватила наглую девчонку за костлявые плечики и тряхнула изо всех сил как тряпичную куклу. -Ещё одно слово, и я тебя убью, клянусь! Как ты смеешь влезать в чужую личную жизнь!!? -Всё равно своей у меня уже не осталось, - еле слышно прошептала инопланетянка. Харука разжала пальцы. -Мне это безразлично. Меня бесит то, что ты постоянно везде суёшься и мнишь себя чуть ли не хозяйкой здесь, - жёстко проговорила она, - Ты здесь никто, как и на нашей планете вообще! Ятен сверкнула глазами и выбежала прочь из комнаты. -Ну и катись... – прошептала Харука, с размаху кидаясь на кровать. В душе царил хаос, будто бы после землетрясения; в голове ожесточённо спорили, перебивая друг друга, голоса: -Как она посмела коснуться самого святого?! -Она посмела коснуться той правды, которую ты боишься сказать себе самой. -Но разве можно продолжать жить дальше, если Мичиру больше нет?! Это было бы предательством по отношению к ней... -А разве не предательство – потерять себя? Превратиться из той Харуки, которую любила Мичиру, в слабое и раздавленное ударом судьбы существо, которое прячется в комнате, ожидая лишь собственной смерти...... Харука зажала уши, лишь бы не слышать этот спор, но это не помогло. Вдобавок она вспоминала зелёные глаза, в которых отражалась боль, нанесённая в самое больное место расчётливым ударом. «Зачем я сказала ей именно это? – мучительно думала Тенно, - Ведь это именно то, чего она более всего боялась услышать...» Она поднялась и вышла из своей комнаты, на ходу натягивая ветровку. Внизу Харука столкнулась с растерянной Сецуной. -Что случилось? – спросила та, - Вы повздорили? Ятен выбежала из дома с таким отчаянием на лице... -Я велел ей убираться, - буркнула Харука, - Потому что она хотела навести порядок на столе Мичиру и... Я сказал, что она здесь никто. Сецуна укоризненно взглянула на неё вишнёвыми глазами и молча покачала головой. -Я сейчас... – Харука быстрыми шагами вышла из дома. В саду Ятен не оказалось; гонщица вышла из дома и огляделась: девчонка не могла уйти далеко... Только вот куда она отправилась – направо или налево? Ускорив шаг, Харука двинулась по улице, обгоняя прохожих и тщетно оглядываясь вокруг. Напрасно: светловолосая инопланетянка будто бы растворилась в городском пространстве. Вечерело; Харука обошла весь квартал вдоль и поперёк и теперь просто бродила по улицам, положив руки в карманы. Ей вспоминалась почему-то тоненькая фигурка, одиноко сидящая под дождём, и тот первый доверчиво-испуганный взгляд Ятен, когда ей было предложено пойти с Харукой. И это ощущение маленького тела, прижавшегося к ней, когда они ехали по шоссе на мотоцикле – так цепляются за последнюю надежду. «У меня такое ощущение, будто я взяла домой бездомную кошку, а потом выгнала обратно на улицу, когда та нашкодила», - подумала Харука, а вслух сказала: -Долбаные инопланетяне, вечно от них одни проблемы! Ноги сами привели к маленькому скверу под развязкой Ичинохаши. Харука уселась на детскую качельку, и та огласила пространство протяжным скрипом. «Я снова пытаюсь убежать от неизбежности. Как тогда, когда Мичиру увидела во мне сейлор-воина, а я не хотела принимать эту данность. А теперь я никак не могу принять то, что я осталась жива и я одна...» Тенно повернула голову, словно повинуясь интуитивному порыву, и заметила, что на бетонном парапете водоотводного канала сидит человек. В наступающих сумерках ярко белела прядь волос, выбивающихся из-под капюшона, надвинутого на голову. Харука вскочила и подошла поближе: сомнений не осталось. Ятен обернулась с тем же взглядом испуганного зверёныша, ожидающего удара, и ещё не решившего – убегать или кусаться. -Я погорячился, - быстро сказала Харука, - Извини. И неожиданно для самой себя протянула обе руки к инопланетянке, будто боясь, что та выпорхнет и умчится прочь. Но Ятен осталась на месте; она закусила губу с мучительной гримасой, которая выходит у людей, которые не хотят расплакаться при всех. -Извини, - повторила Харука, обнимая девушку, дрожащую то ли от холода, то ли от волнения, - Пойдём домой? Ятен вздохнула, внезапно уткнувшись лицом в её куртку. «А всё-таки мы ужасно похожи, - думала Тенно, когда они возвращались по улицам вечернего города, залитым оранжевым светом фонарей, - Упрямые, ненавидящие проигрывать, говорящие правду в глаза и... одинокие». В тот же вечер Ятен заболела: она лежала на диване, судорожно обхватив подушку, и в бреду бормотала что-то на родном языке; на горячем лбу выступила испарина. Харука растерянно сидела рядом, не зная, что следует делать; как назло, Сецуна отправилась дежурить около Усаги... Вызвать врача? Гонщица вспомнила, как болела сама, и за ней ухаживала Мичиру... Харука намочила полотенце холодной водой и приложила ко лбу инопланетянки; та не очнулась, но перестала судорожно метаться. «Что ещё? Поставить градусник? Дать воды? Но она же без сознания... Чёрт подери! Хотару никогда не болела... Ах да, можно пощупать пульс!» Тенно осторожно высвободила руку Ятен из-под одеяла и изумилась – какая тонкая и хрупкая аристократическая кисть с длинными пальчиками. Такие руки бывают у музыкантов... У Мичиру были похожие пальцы... Забыв о пульсе, Харука зачарованно рассматривала эту руку с голубоватыми прожилками венок. В этот момент Ятен снова произнесла что-то невнятное и сомкнула пальцы на руке гонщицы. Та замерла, не решаясь пошевелиться, чтобы не потревожить больную. «Да, пожалуй, это действительно похоже на то, как бы я взяла домой кошку... Дикую, но абсолютно беззащитную...» Харука улыбнулась и, неожиданно для самой себя, свободной рукой осторожно погладила Ятен по голове. Когда Сецуна вернулась домой, она увидела в холле довольно примечательную картину: на диване спала белокурая инопланетянка, укрытая одеялом, а рядом, сидя на полу, дремала Харука. Их головы лежали на одной подушке, так, что серебристые волосы касались соломенно-русых. Сецуна пару мгновений смотрела на них, затем улыбнулась и бесшумно скрылась в своей комнате. -По правде сказать, мне всегда казалось, что ты – упрямый эгоистичный мальчишка... -Когда я увидела тебя впервые, моё мнение было абсолютно таким же! Обе рассмеялись. Они сидели на кухне друг напротив друга, сжимая в ладонях кружки с горячим чаем; телевизор мерно бормотал что-то о новостях на фондовой бирже и визите премьер-министра в провинциальный город N. Прошла ещё пара дней, и в один из них, возвращаясь с тренировки, Харука ещё на подходе к дому услышала льющиеся из окна звуки фортепьяно. Сердце забилось так сильно, что казалось, будто сломает рёбра и вырвется из груди... Неужели?... Это невозможно, но так хотелось хотя бы ненадолго пожить призрачной надеждой войти в холл и увидеть там ЕЁ... Харука влетела в дом, не чувствуя ног, и замерла на пороге. За фортепьяно сидела Ятен и играла; пальцы порхали по клавишам, едва касаясь их. Вокруг лежали нотные тетради Мичиру – та самая пьеса, которую она сочиняла последние два года... Внутри что-то резко оборвалось, и боль от разочарования обрушилась с новой силой. Харука обессилено опустилась на пол, прислонившись к дверному косяку, и закрыла лицо рукой. Ятен тут же вскочила с места и подбежала к ней. -Харука! Это не... Я не... Прости, я не думала, что это так расстроит тебя! Ятен лихорадочно обняла её, гладя по волосам. Наконец Тенно отняла руку от лица, и Ятен увидела струйки слёз на её щеках. -Музыка... – с трудом проговорила Харука, - Эта музыка так прекрасна... Ятен снова обняла её, прижимая к себе, и гонщица не пыталась отстраниться. -Музыку нельзя держать взаперти, - с жаром произнесла Ятен; её трясло от волнения, - Также как и боль. Её нужно выпускать, непременно выпускать. И боль выпускать из себя через музыку! Слышишь? Харука кивнула. -Я знаю, что нужно сделать, - продолжила Ятен, - Мы непременно выпустим эту пьесу на дисках! У меня есть договор со студией звукозаписи... И Мичиру будет жить вечно – в этой мелодии, в сердцах слушателей... И то, что сочинили Сейя и Тайки... Харука с удивлением поглядела на Ятен; зелёные глаза лучились вдохновением. -И я напишу песню, посвятив её тем, кто сейчас не с нами, - Ятен сжала руки гонщицы горячими ладошками, - Нужно рассказать планете о её защитниках! И я уверена – услышав её, Лунная принцесса поправится! Да, я верю в это! И ради этого мы должны жить дальше! -Ты права, - наконец, ответила Харука и впервые широко улыбнулась, - Музыку нельзя запирать внутри. Она должна жить в сердцах слушателей, как и память о дорогих нам людях.