Сан

Моро загрызла бы этих людишек – копошатся и копошатся, как зелёные мухи, что слетаются на гнилую отравленную падаль. Но сейчас она лишь вышла на охоту, ей нет дела до людей; роды ослабили Моро, сделали уязвимой и медленной, а отец её детей был слишком горяч, и не даром его мех был черен, подобно глубокому омуту – ушёл на восток, хоть и отговаривала его Моро, да и не возвратился. Поэтому она охотилась сама. Ей не догнать ещё быстрого оленя, ведь сошли мокрые снега с гор и весна цветёт травами и листьями, и её добыча, потерявшая свой вес с зимы, слишком быстра и легка. Зато стада людей медленные, потерявшие чутьё в домах людей. И слабые люди попытались откупиться от Моро собой. Глупые, глупые людишки! Моро рычит в глухой ярости, потому что даже ради защиты лесного бога она не отдала б своих волчат людям: они вырастут и сами отдадут свои жизни за лес. Но сейчас они только её, Моро, и она отгрызёт голову любому, кто попробует у неё их отнять. Уродливый и голый человеческий детёныш кричит и распугивает птиц. Кажется, это самка – издалека не понять. Ребёнок укутан в тряпку, но боится крови, стекающей с зубов только что поевшей Моро. Моро мотнула головой, разгоняя неясный морок вставшего перед глазами будущего, где есть девушка в красной маске, и уходит. Бабка её ещё могла видеть вперёд, а она уж нет – туман, сплошной белый морок, сошедший с гор в её разум. Ей хотелось пить. Мелкие духи путались под лапами, и громкий плач младенца резал уши. Отчего дети людей так беспомощны, трусливы и тупы? Её сыновья спокойно ждут в логове, зная, что малейший звук выдаст их беспомощность. Холодная вода из источника прочистила голову. Моро подумала, что дитя кричит, потому что мать бросила её в лесу. Волчица думает о матери младенца слишком долго и много: вдруг она не хотела отдавать свою плоть и кровь, вдруг дралась, вдруг её убили, чтобы отнять крохотный комок живого тепла и принести сюда для неё. Для Моро. Моро укусила себя за лапу, чтобы глупости исчезли из головы, но они всё равно остались там, не испугавшись боли, въелись глубоко зудящими корнями. Волчица ощетинилась и вернулась, как только плач вдруг замолк. Не то, чтобы ей не всё равно – ей любопытно. Это хорошо, это верный знак того, что она ещё не стара. Духи леса бегали вокруг младенца и трещали. Детёныш смотрел на них большущими глазищами, вертел головой, тянул крохотные руки и улыбался беззубым слюнявым ртом, пытаясь поймать хоть одного. Моро фырканьем шуганула духов, так как их мельтешение ей мешало, наклонилась и прижалась носом к животу ребёнка. От тряпки, которая грела девочку – по запаху ясно было, что девочка – пахло огнём и молоком. Но отчего-то ещё не пахло человеком. От Моро тоже пахло молоком, которым она кормила волчат, и не пахло человеком. В зубах волчица переносила своих сыновей в летнее логово, когда те были ещё совсем малы и могли лишь пищать, но тут она не решилась – уж больно крохотной была девочка. Моро взяла ткань, в которую был завёрнут младенец, сжала её зубами так, чтоб не перетереть случайно, и выпрямилась. Девочка пискнула, но ожидаемого крика не последовало, лишь чувствовалось живое шевеление ниже пасти. А быстро учится, учуяла, что человечий плач Моро не нравится. Моро унесла её в своё логово и больше не думала о матери детёныша. Волчица сама ею стала. Наго был в ярости, Моро рычала и скалила зубы, не боясь хозяина леса. Наго – хозяин, а она – защитница, и её дети защитники. Сейчас Моро тоже защитница, и защищала она своих детей, пока предупреждая Наго об опасности. - Она человек, - хрипел раз за разом вепрь, старость которого была ближе, чем конец Моро, но дальше, чем смерть старика Оккотонуси за синей водой. – Загрызи её или отдай нам, чтобы мы затоптали её без мучения твоих клыков. - Она моя дочь, - рычала так же Моро, чувствуя, что шерсть на загривке встала дыбом, а дети притихли у её живота, перестав пить молоко. Старшие закрыли лапами свою сестру; они слабы и Наго убьёт их с лёгкостью, если захочет, но дочь Моро не может ещё даже ходить. У неё уже есть имя. Моро не даст убить её. Людское дитя спасают люди. Наго почуял запах дыма на дальних границах и ушёл шумно; он сердился так, что Моро привиделось, что хозяин леса закончит жизнь оборотнем. Волчица повернула голову к детям, которые вновь зашевелились и вернулись к еде. Дочери нужно меньше, чем её братьям, поэтому она заснула раньше между их телами в окружении тёплого чужого меха. Тонкую нежную кожу царапали коготки, и хоть маленькая волчица уже не плакала от этого, Моро дотянулась до неё, перехватила осторожно зубами – научилась, дочь хрупкая и нежная, как только что взошедший после дождя побег – и переложила себе в лапы. Так спокойней – пусть спит. И вымыть можно. Гордый хозяин леса глупости говорил; вепри сильны, могучи, но не мудры. Её дочь совсем не вкусная, без волос, но язык ощущает лишь то же, что Моро чувствует, вылизывая братьев маленькой Сан. Её так зовут – третья, новая, Сан. Завтра на рассвете, пока Наго не будет в этой части леса, Моро перенесёт троих волчат в более надёжное логово. Её волчата растут. Играя на траве, они уже много раз звали мать поиграть, но Моро оскаливала на них клыки в воспитательных целях; не в её лета кататься по свежей траве, пачкая шкуру о сочный травяной сок. Сан уже умела ходить и знала имя своей матери. «Моро, Моро», - повторяла она, засыпая, так как имя это было проще.*Дитя улыбалось, зубы сверкали в разрезе человеческой улыбки, а несчастная Моро не знала, чем её кормить. Челюсти Сан были слишком ещё слабы, чтобы разрывать мясо, которое Моро приносит сыновьям, а жирное молоко в её теле скоро иссякнет; оно там осталось лишь потому, что его пьёт Сан. Моро положила голову на лапы, но глаза не закрыла, как того ей хотелось бы на последнем тёплом солнце перед холодом короткой зимы – слишком многое сейчас на неё навалилось. Нечем кормить Сан, нечем греть Сан зимой, ведь не было у неё тёплого меха. Когда Наго вернулся и рассвирепел, не найдя их новый дом в скалах, он проклял дочь Моро, сказав, что та не переживёт зиму. Есть два выхода: Моро загрызёт собственную дочь или же отнесёт её к людям до начала морозов. Но волчица вспоминает мать Сан: ту самую, настоящую, в чьём животе она была, - и беспокойно мечет хвостами, так как, принеся Сан к людям, Моро поступит так же. Выкупит своим предательством и горем сыновей жизнь Сан у зимних духов. Моро опомнилась и разозлилась на саму себя. Никому она не отдаст свою дочь! И она не умрёт! Сан принадлежит ей. И только. Моро не знала до этого, что живые люди могут белеть, как мертвецы, а уж что синеть – это вовсе было в новинку. Но Сан поскуливала, умирая от голода и холода, и братья её подбежали к ней и легли, зажав между собой; глупость совершила Моро, взяв их на охоту. Горячими языками вылизывали они Сан, а та вздрагивала и жалась к ним. Наго сказал, что ей надо к огню – сказал без злобы, с жалостью: - Не губи свою дочь, Моро. Сан не волчица, она не ест добычу, что ты приносишь ей. Ты должна была отдать её обезьянам, когда они ушли в долины: у них есть руки и ноги, как у Сан. А теперь неси её к людям – я проведу тебя к ним так близко, как ты безопасно сама никогда не зайдёшь, и не буду трогать до весны, чтобы не навредить твоей дочери. Когда сойдут снега, я прогоню людей вновь, и они заберут с собой Сан. Моро так и не сошла с порога пещеры, не двинулся ни один мускул её тела. Сан хныкала так, как не умели волки, но вдруг волчица догадалась – она разговаривает с братьями, и те её понимают. Для её сыновей Сан не человек: они не настолько умны, а с девочкой они пили молоко одной матери, ловили одних и тех же пауков на полянах летом, отплёвывались вместе от невкусных перезревших ягод и это и их тоже первая зима. Им тоже трудно – а Моро уже забыла свою первую зиму. Волчица взъярилась и оторвала от своей добычи кусок, чтобы перемолоть его клыками. Моро голодна, ей не просто перебороть соблазн, но она не будет есть, пока не накормит дочь. Моро не отдаст Сан. Моро не убьёт Сан. Старший сын быстро понял, что она задумала, но вдруг замотал головой. - Лучше это сделаем мы, матушка, ты слишком велика, а наша сестра слишком мала. Волчица задумалась на секунду и проглотила кашицу из мяса. Это дало каплю сил. Моро подтащила тушу ближе к детям и отошла обратно ко входу в пещеру. Принюхалась. Ветер принёс далёкий запах сажи – человечий запах, если это только не зенит лета, когда солнце жгёт сухие травы и ветви. - Накормите её, - произнесла Моро и выбежала вон. Сан была сыта, так как братья накормили её, пережёвывая мясо сами, но холод глодал её кожу и плоть. Ветер бил и терзал нежную беззащитную кожу дочери Моро, но замедляться было нельзя: опоздают, не успеют, потеряют Сан. Моро несла её в зубах, грея теплом дыхания; дорога была дальней. Младший сын Моро загрыз нерадивого спящего охотника, забравшегося в незнакомые края слишком далеко. Тепло паром поднялось от его крови, но волчица вовремя ударила своего волчонка по морде лапой: её зубы были заняты, а человечью плоть нельзя есть – она ядовита, тело кипит и слабеет от неё, а вкус любой еды становится кислым. Старший кружил вокруг костра. Этим летом не было лесных пожаров, и волк впервые в жизни видел огонь, не понимая пока, какими благами и какой опасностью это грозит. Принюхавшись, он тронул угли лапой и отскочил, воя. Волчонок рухнул в снег и принялся беспорядочно кататься, но вскоре понял, что мать не поспешит его утешать, и догадался сунуть повреждённые пальцы в мягкий сугроб. Моро подошла и отдала другому сыну Сан; собиралась старшему, но тот сейчас холодный, в снегу весь. - Твоя лапа прошла? - Да, матушка, - самоуверенно ответил сын Моро. Льдинки в снегу обманули его, притупив и облегчив боль, но это было хорошо. - Сними с этого человека его верхнюю шкуру: она называется одеждой, люди носят её, чтобы их тело сохраняло тепло, а ещё люди стесняются своей голой кожи и прячут её. Мы заберём его одежду для Сан. Разрывай осторожно, спереди. Младший косится интересно, но он уже успел обнюхать человека со всех сторон, выпачкать клыки в крови. Волчонок управился быстро, хотя в нескольких местах и порвал тёплую одежду зубами. Моро показала ему, где положить ткань, и сама расправила зубами. Затем взяла Сан, уложила её к огню, не укрывая, и закрыла от ветра и снега своим телом. Лапы жгло, от пламени шерсть становилась дыбом – волчицу учили держаться от него подальше. Но кожа её дочери розовела и краснела, а это значило, что кровь и жизнь не стынут в ней. - Что это, матушка? – спросил младший волчонок, осторожно приблизившись к огню. На таком расстоянии он чувствовал лишь тепло, но ещё два шага ближе – и тело начнёт жечь, как жгло сейчас лапы Моро. Но волчица терпела ради Сан. - Это огонь. Наше племя опасается его: он опасен и неукротим. Будь осторожен и не оплошай, как твой брат. - Но сейчас он... мягкий. И мне теплее. - Осторожней, - лишь повторила Моро и, закрыв дочь одеждой охотника от холодного дыхания зимы и положив голову на лапы, прикрыла глаза и чутко задремала, чувствуя и без глаз своих отпрысков. Ей нужно было отдохнуть, чтобы после отнести огонь в их логово. Обожжённый нос Моро болел и чесался до весны. Дети её выросли: у сыновей окрепли ноги и сменились рано зубы, дочь вытянулась и научилась разрывать мясо сама и скалиться по-волчьи. В их пещере снова не пахло человеком – одежда охотника давно не пахла им. Правда, Сан стала очень тощей – рёбра торчат, руку ветер переломит. Как и все они: голодные, злые, отощавшие, так как зима в этом году была слишком длинной и ледяной. Но трава теперь стала мягкой, деревья одевались листвой и пили солнечные лучи, и пока Моро учила сыновей охотиться, проснувшиеся духи леса и обезьяны носили её дочери прошлогодние ягоды и редкие иссохшие фрукты, жёлуди и орехи; Сан ещё была слишком медленной и слабой, чтобы бегать вместе со своим племенем. Как только дочь Моро набралась сил, она перестала есть жёлуди. Горькие, девочке не нравились, и ела она их раньше лишь из-за сильного голода. Но духи не понимали этого, и всё равно носили – а Сан не отказывалась и откладывала их в сторону. Моро не спрашивала, зачем она это делает, раз не будет есть сама: её дочь растёт, взрослеет. Скоро Сан уже догонит своих братьев. К концу первой весенней луны Сан пропала. Моро носилась по лесу, потеряв след у воды, сыновей отправила искать в другие стороны, но всё пусто, нет её дочери, словно не плакал прошлым летом младенец в её пещере. Наго пришёл к вечеру и принёс на своей спине Сан. Вепрь хромал на левую переднюю ногу. - Забирай свою дочь, Моро. Она принесла мне так много желудей, сколько смогла унести, и слушала, как рос лес и как силён лесной бог. Твоя дочь умна. - Её зовут Сан, - сказала Моро и забрала дочь со спины Наго. Девочка крепко спала и сначала не хотела выпускать жёсткие волоски его шкуры. - Она другого племени, но была добра ко мне, - произнёс Наго так, как когда-то в молодости, когда не огрубел его голос, а деревья были выше и покрывали мир, казалось, везде. Моро хотела было зарычать на него и выплюнуть, что Сан не человечьего уже племени, что Сан – волчонок сейчас, и вырастет волчицей, но вдруг поняла, что Наго имел в виду не людей, а волков и вепрей. Защитников и хозяев лесов. И никаких людей. Сан отобрала у брата кость, но Моро сначала не понимала, зачем; зубы дочери не могут грызть кости. Дочь Моро потратила много дней, водя камнем по кости, пока та не стала походить на прямой зуб или коготь. Волчица знала, что это – ножами пользуются люди. - Что это, Сан? – выдохнула она, грузно ложась рядом с дочерью на закате; сыновья убежали на охоту не ради игры, а чтобы ноги крепче с каждым шагом, чтобы бегать и мочить шкуру в мелких озёрах и реках. - Это мой зуб, - ответила Сан, и у Моро отлегло от сердца от её слов. – Я буду охотиться сама. Мой зуб острый, как твои, матушка. - Мои зубы уже не столь остры: время сточило их, но сделало крепче. Сан встрепенулась и удивлённо на неё посмотрела. - Самые острые у волчат, так как не всегда они могут убежать. - И у меня? Девочка оскалила зубы. Белые в темноте, они были остренькими, хоть никогда никого не загрызут. Но Сан – будущая волчица, поэтому Моро добродушно засмеялась всем телом: шерсть легла на плечи ровно, уши прижались к голове, а каждый мускул внутри расслабился. - И у тебя, Сан, а взрослый зуб у тебя в руке. Сан тоже начала смеяться. Её смех громок и звонок, девочка откинулась назад, хохоча, и заколотила твёрдыми от камней и земли пятками по полу; её ноги уже как волчьи лапы, и Моро не скрывала, что довольна этим – она помнила, как тихо и тайно плакала поначалу Сан, когда разбивала ступни в кровь от бега. - Когда наступит зима, ты обвяжешь ноги шкурой, - строго сказала Моро, глядя на её пальцы без костей. – И тело тоже. - Зачем мне это, матушка? – непонимающе повернулась Сан к ней, позабыв уже мучения прошлой зимы и откуда появились чёрные пятна на щиколотках**. – Ты и братья не делают так. - Мы родились с тёплой шкурой, а ты – нет. - Но почему так? – обиженно. Девочка не понимала. Моро тоже не понимала, до сих пор не понимала, зачем взяла её и стала звать дочерью своей, не понимала, почему её признали все в лесу и зачем лесной бог не дал ей потерять ноги.*** Почему все признали Сан волчицей, кроме родной матери. «Ты человек, Сан, ты волчицей станешь – но ты человек», - нужно было сказать Моро, но волчица не могла этого сделать несмотря на всю смелость и решительность её племени. Сан звала её матушкой, сыновья её – сестрой. Разве могла Моро прогнать свою дочь? - Ты особенная, Сан. Боги решили, что твоя жизнь будет трудной: чтобы носить шкуру, ты должна будешь её отобрать, чтобы у тебя были зубы – ты должна их сделать сама. Это потому что ты очень сильная, Сан. - И лесной бог тоже? – осторожно спросила Сан. - И он тоже, дитя. - Тогда я сделаю и клык тоже! – решительно заявила особенная волчица, снова схватилась за камень и с остервенением стала водить им по кости, затачивая её – крепче, острее. Моро закрыла глаза, намереваясь вздремнуть. Хвосты мели по полу пещеры, путая натасканные Сан листья. Моро не собиралась беспокоиться, но волновалась, как и любая мать в этом мире. Волчица впервые отпустила детей на серьёзную охоту втроём и не знала, за кого из них ей волноваться. За старших, которых некому одёрнуть от молодых глупостей? За младшую, которая не будет поспевать сама за братьями? Моро слышала вой вдалеке, а так же рыки и тихий шелест травы под лапами своих детей, но последнее было лишь мороком – они не могли охотиться так близко. Волчица несколько раз порывалась вскочить и убежать к ним из логова, но пока держалась. Вот сядет солнце, и она пойдёт. Дети Моро вернулись, когда свет заката стал тёмным, алым, как свежая кровь на снегу. Старший нёс в зубах добычу, младший на спине свою сестру, а Сан зажимала рану брата на плече. Моро вскочила и ощетинилась, хоть не видела и не знала того, кто ранил её сына. Хоть волк был бодрым, а это значило, что вреда мало, но Моро не волновало это. - Что случилось? Люди?! - Ветка, - буркнула Сан и стукнула брата кулачком между ушей. – Ответь ей. - Просто царапина, - понурил голову нерадивый пострадавший. Моро с трудом сдержала эмоции, что бурным потоком готовы были вырваться на волю. Не по возрасту это уже ей. - Иди к озеру, где обитает лесной бог. Не подходи близко. Найди на берегу густую тёмную траву с венчиками белых цветов в ней и спи там три дня. Рана пройдёт: перестанет болеть и покроется коркой. Потом возвращайся. Сын Моро кивнул; уже не волчонок, но ещё не взрослый волк покинул пещеру. Сан тревожно смотрела ему в след. - Ему нельзя даже поесть?.. - Три дня – малый срок. Мы оставим ему мяса, а если он не сможет поймать хотя бы белку, то никакой он не охотник. Двое её детей одновременно кивнули. Сан бегала в людскую деревню, которая недавно появилась под горой у большого озера, в которое стекали с гор все реки и ручьи. Моро могла бы отругать её за любопытство, но дочь не просто так ходила. Обнажённую Сан в тёплые ночи мучил гнус, и горькие травы спасали лишь руки и ноги молодой волчицы без шкуры; в холодные она жалась к братьям и матери как дитя даже летом и страдала на длинных одиночных охотах высоко в горах. В деревне же Сан украла чью-то одежду. Не зная, как надевать её, она долго вертела в руках полотно, пока сыновья Моро посмеивались и получали тычки от матери за насмешки, и наконец сделала дыру в центре. Сунув в неё голову, Сан взяла остатки одежды охотника, чья смерть спасла её жизнь в первую зиму, разорвала так же и снова нацепила на себя. Волчица в одежде, человек в шкуре. Сан выросла – она высокая, как молодое дерево, и быстрая, как ветер в кронах. Старший брат возил её на спине, когда охота серьёзна, дорога длинна или сильна спешка. На шее волчица носила четыре молочных клыка старших детей Моро, а свой взрослый зуб она превратила в копьё. Сан отлично охотилась: следы видела, чутьё не подводило ни разу. Сан спрятала свои ступни, чтобы их не царапали колючки. Сан выросла волчицей, и от неё пахло волчицей; но однажды по их пещере разнёсся запах человечьей крови. Сыновья налетели на Моро на подходе, которая прибежала так быстро, как только смогла, так как тревожный вой огласил лес. - Что у вас? - Сан умирает! Она истекает кровью, но ран нет... Мы не понимаем... И волк заскулил тихо и абсолютно недостойно – он ещё не научился себя сдерживать. Отвлекаясь, Моро сомкнула зубы на его загривке, встряхнула, как маленького волчонка, и направилась к дому первой. Первым она увидела другого своего сына, вьющегося кругами по пещере и не понимающего, что делать. Густой запах ударил в нос, и Моро подавила грозное рычание – человек, человек! Но это была лишь Сан, плачущая в самом дальнем углу и прижимающая ладони к животу. Её ноги и пальцы были выпачканы в крови. - Матушка... Голос дрожал: от испуга и неизвестности. Зато Моро фыркнула, быстро всё поняв, схватила дураков-сыновей за шкирки и, как детей малых, вытурила из пещеры вон. Потом подошла к дочери, легла рядом и стала разговаривать на языке утробного рычания и свиста. Сан плохо его понимала, так как не могла повторить, но успокоилась быстро – вытерла ладонью лицо и сжала теснее ноги, морщась. - Я умираю? – спросила Сан почти спокойно с полной готовностью принять собственную гибель прямо сейчас. - Нет, Сан, всё хорошо. У тебя болит что-то? - Живот словно горит внизу... У людей это больно? Какие странные существа. Но Моро тоже хороша – ей стоило объяснить всё Сан раньше. Люди рубили лес, жгли деревья и травы, убивая обезьян, что пытались им помешать, и лишая духов их матерей и домов. Дети Моро крушили стройку с востока, сама волчица – с запада. Клыками разрывали они плоть и кости, лапами валили хлипкие временные дома, а Сан ловко взбиралась на крыши, подбираясь так близко, как не удавалось другим из её племени до этого ни разу. Рёв Наго разносился по лесу – вепрь гнал людей из опушки. В тот день дочь Моро называли принцессой Мононоке: то ли жалели, то ли боялись, но человеком не считали. Моро была рада, что её дочь волчица, и спокойна впервые с рождения дочери в их племени, Сан – возмущена; они не хозяева леса, чтобы была она принцессой его. Но не спорила и стала тем, кем назвали её люди. Сан стала принцессой Мононоке. *Учитывая то, что действие в Японии, то имя «Моро» на самом деле легче говорить чем «оката-сан». Так же оно проще и короче того, как Сан обращалась к Моро – матушка. **Подразумеваются следы обморожения. К счастью, Сан повезло – зимы в Японии мягкие, короткие. ***К предыдущей сноске – если не оказать соответствующую помощь, то обмороженную конечность ампутируют из-за смерти тканей в ней. Можно предположить, что лесной бог дал Сан шанс и «оживил» её ноги – так как жизни в ней самой ещё много.