Загребущие ручки

I Питер либо танцует, либо ворует. Он ничего не может с этим сделать, такова уж его природа. Сидеть спокойно ему просто не по нраву, и если его ноги не двигаются, значит, это делают его руки. К тому же, он совершенно никому не желает зла. Он просто… любит всякие вещи, и любит быть в форме, а еще — проверять, что может поместиться в карманы. Впрочем, когда остальные Стражи (ну, ладно, может быть, Питер — единственный, кто так называет их маленькую команду, но со временем все привыкнут) перебираются на Милано, его привычки начинают подвергаться самой жесткой критике. — Ты не можешь это украсть, — устрашающе говорит Гамора. Питер прячет статуэтку под плащом. — Украсть что? — невинно спрашивает он. — Нет тут ничего, что стоило бы красть, верно, Рокет? — Неа, — Рокет ухмыляется, и — да, Питер его больше всех любит. — Ничего не вижу. Грут? — Я есть Грут, — раздается писк из горшка в руках Дракса (Грут наконец-то стал слишком тяжелым, чтобы Рокет и дальше его таскал, но никому не хочется оставлять его на корабле в одиночестве). Гамора вздергивает бровь. Она явно не впечатлена. — Питер. Положи на место. — Я не… — Друг Питер, — говорит Дракс с перекошенным лицом, какое у него бывает каждый раз, когда он пытается понять метафору или шутку. — В твоем кармане статуэтка, или ты просто рад нас видеть? Питер закрывает глаза и считает про себя от десяти до единицы. * * * Три планеты, четыре бесценных артефакта, две злых шайки, пять ссор — и только теперь Гамора говорит Питеру, что если еще раз поймает его за попыткой сунуть в карман что-нибудь чужое, то начнет ломать ему пальцы. Питер охотно ей верит. Он чувствует, что начинает потихоньку сходить с ума. II Раз уж запрещено красть у других — и вот не то чтобы он разрушал их жизни или типа того, спокойно, Гамора, он просто… хватает маленькие безделушки, какие-нибудь артефакты древней истории, это фигня все, Индиана Джонс делал то же самое, и его звали героем — Питер начинает таскать всякое у друзей. Он правда ничего не может с этим сделать. Он ведет себя примерно много недель. Руки прямо чешутся и словно бы подрагивают; Питер тратит энергию, на что может: отчищает Милано (с использованием инфракрасной лампы, потому что ему нравятся их крики омерзения, когда он показывает им, на чем они сидят), чинит всякое и учит Грута танцевать. Но этого мало. И вот в один день (или ночь, без разницы) все спят, а Питер стоит на страже, следит, чтобы они «не провалились в черную дыру». И он случайно проходит мимо всяких штучек Рокета, сваленных в кучу, и — тут уж ничего нельзя с собой поделать — просто сует туда руку и вытаскивает наугад что-то маленькое и твердое, а потом быстро, пока не успел передумать, запихивает добычу в карман. Питер всю ночь не смотрит, что же утащил, поэтому когда Рокет в самом начале того, что считается в космосе утром, кричит: «Эй, кто упер моего Громожука? », он с успехом изображает невинность. — Громожука? — смеется Питер. — Какое тупое название. Что это такое? — Без сомнения, что-то опасное и взрывающееся, — сонная Гамора неодобрительно качает головой, глядя на Рокета. — Уверена, никто не брал твоего Громожука, Рокет. — Ага, — поддакивает Питер. — Все, что ты делаешь, взрывается. Уверен, что не бросил его где-нибудь тут, как поступаешь со всеми своими бомбами? — Эт не бомба, — обиженно бормочет Рокет. — Эт миниатюрный электрошокер. Питер очень аккуратно устраивает полу плаща, в кармане которой лежит вещица, так, чтобы не касаться ее. — Уверен, он еще всплывет, приятель, — говорит Питер и как можно быстрее прячет Громожука в своей спальне, аккуратно приткнув его между потрепанным комиксом и старой жестяной коробкой для завтраков. III Питер, не раздумывая, присваивает один из ножей Дракса. Не любимый, хищно изогнутый, а гораздо более маленький, но настолько же острый и смертоносный, похожий на небольшую заточку. Ему нравится, как Дракс дерется, как клинки при этом сияют в его руках. Немного похоже на танец, считает Питер, или на старый фильм, в котором покрытый шрамами герой ослепляет врагов скорее умением, а не сталью. Дракс может завалить кого угодно, и это просто офигенно. Питер дожидается очередной ночи дежурства и практикуется с ножом: он танцует на месте и рассекает ножом воздух — а точнее, сотни призрачных врагов с горящими глазами, которые булькают после ударов и молят о пощаде. (Да, Питер знает, что он уморителен. В курсе он. Просто примите как данность.) Резкий глухой звук и стук сзади заставляют его резко замереть и поспешно спрятать маленький нож в рукав. Он хватает ртом воздух, а щеки его покрывает румянец. Дракс высовывает голову из комнаты отдыха. — Питер, — говорит он сонно. — Ты в порядке? Питер пытается ухмыльнуться. Черт. — Да. Ага. В полном! — Ты запыхался, — замечает Дракс. — Ты что…? — Танцевал, — быстро вставляет Питер. — Просто танцевал. Иди спать, здоровяк. Я в полном порядке. Дракс согласно кивает. — Я рад, — он немного медлит. — Но, Питер, музыка же не играет. — Мне не нужно ее слушать, чтобы танцевать, — Питер быстро и нервно барабанит пальцами по груди. Он чувствует… неправильность того, что врет Драксу. Дракс большой и, возможно, несколько бесхитростный, но он милый — в своей особенной манере. — Она у меня вот здесь. — В грудной клетке? Питер смеется. — Да, Дракс, в грудной клетке. — Люди очень странные, — бормочет Дракс и уходит спать. Питер расслабляется, и в следующее свое дежурство больше не тренируется с ножом. IV У Гаморы много колец, она носит их на всех пальцах, и Питеру правда хочется узнать, сможет ли он умыкнуть одно. Они — команда уже несколько месяцев, и у Питера уже есть вещицы почти каждого из них. Ножи, детали оружия, однажды он стянул даже штаны Дракса (они большие и мягкие, а Питер тогда просто заледенел; ладно, действительно странно, что тут отрицать), но он так и не осмелился взять что-нибудь у самой Гаморы. Ему просто… очень нравятся эти кольца. Они подходят ей — такие отполированные, блестящие, тщательно украшенные странными символами. Так что Питер уговаривает Гамору потанцевать, хватает в процессе за руку и стягивает с пальца кольцо, пока она смеется под мелодию «Hooked on a Feeling». Гамора не замечает. Питер чувствует себя… нет, не плохо, потому что слишком доволен собой, но, наверное, слегка виновато. Однако он кладет кольцо в карман вместо того, чтобы сделать вид, что оно просто соскочило, отдать назад Гаморе и продолжить танцевать. Он прячет кольцо в маленький рюкзак; там уже лежат Громожук и нож Дракса, ржавый гаечный ключ и камешек из горшка Грута. Он рассматривает свою добычу только тогда, когда ночью остается один, аккуратно поворачивая ее в пальцах. Ощущения приятные. Оно кажется цельным. Как Гамора. А Громожук напоминает о некотором сумасшествии Рокета, нож — о силе Дракса. Эти вещи — они такие же, как его друзья, и это хорошо, правда хорошо. У Питера есть проблемы. Он знает это. У него по-прежнему хранится одна из маленьких фигурок Йонду, несколько треснувших драгоценных камней, статуэтки, пара наручников, кусочки и клочки всех мест, в которых он бывал; вещи, которые он трогает, держит, использует — чтобы помнить. Кольцо Гаморы занимает особое место в его сумке — в одном из боковых карманов: там оно не потеряется и не выпадет в одну из многочисленных дырок в рюкзаке. Две недели спустя кольцо пропадает. Питер не паникует и ждет взрыва. Ничего не происходит, а на следующую ночь в том же месте появляется другое кольцо – меньше, глаже, но тоже очень, очень напоминающее о Гаморе. Питер благоразумно ничего об этом не говорит. + 1 — Питер, — произносит Гамора. — Нам надо поговорить. Питер заглядывает ей за спину, видит там всех остальных, понимает, что попался, и шумно сглатывает. — Пожалуйста, не ломай мне пальцы. Гамора слегка улыбается. — Я не собираюсь ломать тебе пальцы, Питер. — Ах, — Рокет выглядит расстроенным. — Даже мизинцы? — Даже их, — отвечает Гамора. — Ты что-то слишком заинтересован в ломании моих пальцев, мог бы проявить немного сострадания, или типа того, — говорит Питер. — Ты украл моего Громожука, — обвиняюще выпаливает Рокет. — Никакого тебе сострадания. Возможно, врать — плохая идея, особенно с учетом того, что Гамора видела его вещи. Их вещи. Вещи, которые были их, а теперь они в комнате Питера. Не важно. — Ладно, — говорит он, стараясь казаться виноватым. — Да, я это сделал. Они такие крутые, а у меня руки чесались, и я хотел… — Хотел чего? — с любопытством спрашивает Гамора. — Иметь их, — неловко заканчивает Питер. — Слушайте, я верну вам все вещи, ладно, я не собирался все это брать, оно просто… так получилось. Все — даже Грут, который почти перерос сидение в горшке, и это страшно, потому что Рокет, вероятно, попросит его отпинать Питера, а это будет больно — смотрят на него. Питер раскидывает руки. — Я Опустошитель, понимаете? Мы этим занимаемся. — Ты больше не Опустошитель, — резко говорит Гамора. — Ага, — соглашается Рокет. — Ты — один из нас, а мы не крадем друг у друга. — Три дня назад ты брал мою зубную щетку! — Это не то же самое! Я положил зубную щетку на место. Питер всплескивает руками. — Я извиняюсь, извиняюсь! Я больше не буду, я просто… — Питер, — говорит Дракс. — Мы друзья. Ты можешь поведать нам, что тебя так мучит. — Меня ничего не мучает, — бурчит Питер. — Я чертов Индиана Джонс. На него устремлены пустые взгляды, полные непонимания. Питер шумно выдыхает. — Мне просто нравятся… нравятся вещи. Ваши вещи. Они… похожи на вас, ребята, — Питер замолкает, обдумывает то, что сказал. — Неправильно прозвучало, но все равно, оставим это так. Питеру не хватает слов объяснить, что он покинул Землю с одним рюкзачком, полным безделушек, и долгие, долгие годы у него не было ничего; а потом он начал заниматься «семейным бизнесом» Опустошителей и смог забирать какие-то вещи для себя. В него стреляли, его били током, украли из дома, забрали из семьи, и все время с ним был этот рюкзак, полный барахла. Это его вещи, и это все, что у него есть. Гамора улыбается первой. — Кажется, я уронила в слив кольцо, — говорит она. — Сомневаюсь, что когда-нибудь еще его увижу. Питер удивленно смотрит на нее, широко раскрыв глаза. — Тот нож все равно мне не подходил, — добавляет Дракс. — Слишком маленький. Но для твоей тщедушной фигурки вполне сгодится. Рокет переводит взгляд с Гаморы на Дракса, потом на Питера. Вздыхает. — Надеюсь, ты дернешь себя током, играясь с моей вещью, — говорит он. — Искренне надеюсь. Питер улыбается так широко, что ему кажется, будто его лицо сейчас треснет. — Я еще не пробовал им пользоваться, — признает он. — Типа, страшно. Рокет обнажает зубы в ухмылке. — Это хорошо. Бойся, человечек. — Но это не значит, что ты можешь воровать у других людей, — предупреждает Гамора. — Никаких бесценных камней, статуэток с заклятиями, артефактов… — Ах, ты скучная, — говорит Питер. Но он по-прежнему улыбается. — Я есть Грут, — пищит Грут и протягивает к Питеру длинную конечность. Из его ладони вырастает светло-голубой цветок, и Грут награждает Питера деревянной улыбкой. Питер удивленно моргает. — Грут? — Я есть Грут, — ободряюще говорит Грут, и Питер бросает взгляд на друзей. — Что такое, теперь мы стесняемся? — смеется Рокет. — Возьми уже чертову штуку, а то он весь день будет дуться. Питер улыбается и аккуратно берет цветок с ладони Грута. — Спасибо, Грут, — говорит он. — Вот поэтому я люблю тебя больше всех остальных. Остальные Стражи (имя по-прежнему пока не прижилось, но все еще будет) бросаются спорить по поводу того, кого Питер должен любить больше всех, а также почему никто не любит Питера больше всех, и так далее, и так далее… Когда Питер наконец-то попадает в свою комнату, он вкладывает цветок между двумя инструкциями по ремонту и аккуратно убирает в рюкзак к другим своим сокровищам.