Номер 182

1. Знакомство — Это всего лишь музыка — мусор в сознании общества. Её нужно выкинуть! — Но… а как же простые звуки? Именно они рождают музыку. Сама тишина — и есть музыка. — Тишины здесь уже не будет. Головы должны быть заняты важными мыслями! Имена вождей, героев нашей страны, нашей планеты, слоганы — они должны быть на устах наших младенцев, а не этот хлам, от которого нет толку. — А от этих имён разве есть прок? — Вы, я надеюсь, шутите?! Здесь даже шуточки такие неуместны, а вы хотите об этом поговорить всерьёз? Вы хотите поднять тему искусства? Это уже, знаете ли, бунт! — Если подумать, что такой вопрос мог возникнуть у меня, то у других он тогда тоже может возникнуть, — сообразил я. Он промолчал, а я осмотрелся: — А что это, простите, за место? Похоже, я здесь впервые. — Не только вы. Ничего не помните? — он подошёл к огромному круглому окну и указал в какую-то точку. — Видите? — Нет. Там же стена?.. Здание напротив вплотную стоит. И стена белая. Что там можно увидеть? — я подошёл ближе, чтобы приглядеться. — Ей-богу, ничего не вижу. — Бог здесь совершенно ни при чём! Он бы не стал терпеть такое!.. Но вы правы — здесь совершенно белая стена. Но некоторые люди замечают в ней какие-то трещины! Вот вы же не заметили!.. — он подошёл сам поближе к стене и произнёс: — И лично я ничего не вижу! А они чепуху мелют! Мол, есть трещинки. Я удивлённо подошёл поближе и потрогал стену рукой — совершенно ровная, белая… Белая. Что это?.. — Это цвет! — крикнул он сзади, а потом эпатажно обошёл меня и приткнулся прямо к моему лбу: — Вы молодец. Мы давно искали существо наподобие вас. Но не могли никак найти... Он отошёл немного и покосился на эту белую неприглядную стену; почесал затылок, а потом сказал: — Хм... Так вы придумали себе имя? — А что, разве у меня его нет? — я осмотрелся. — И вообще, где я нахожусь? — Вы находитесь в Главном здании! Сейчас вам нужно знать только это. Ну и узнайте уже имя своё, прошу! — казалось, он начал свирепеть, но вдруг резко остыл: — Вы что, не в силах ничего придумать? — он посмотрел на меня, а я лишь отрицательно покачал головой. — Прекрасно. Вы и вправду идеальны для нас. — Я полагаю, что мне куда-то нужно... — я осмотрелся ещё раз и увидел небольшой стол рядом с окном. — Странно… — А что странного? И почему вы решили, что вам куда-то нужно?.. — он медленно достал свою шпагу и положил её на стол. — Я почему-то был уверен, что мне куда-то было нужно. Но теперь мне стало не по себе. От этой шпаги… И этот стол, я его не видел раньше… — Это нормально. Вы же человек! Вы это поняли, надеюсь? — Человек? — я удивился слову, которого раньше никогда не слышал. — Эм… А вы тоже этот самый человек? — я подошёл к нему поближе, чтобы всмотреться в его лицо, но он решительно отошёл назад. Шпага лежала неподвижно. А он медленно обошёл круг и, как солдат, хлопнул ногами и отчеканил: — И я тоже, знаете ли! — он смотрел куда-то в сторону, кажется в тёмный угол на стене, и, задумавшись, произнёс: — Но мы всё равно с вами отличаемся. Вы — первая удачная модель. Поздравляю... — Спасибо. Это мне льстит. Кажется, я придумал себе имя. Можно я буду называть себя «Шпагет»? — Странное имя пришло вам в голову, товарищ Шпагет. Но в этом нет ничего плохого. У каждого из нас довольно интересные имена. Меня вы можете называть «мистер Жгут». — Жгут? Он поправил меня: «Мистер…» — Хорошо, — перебил я его: — Я смогу это запомнить. Так что же, какова моя миссия здесь? — А кто вам сказал, что у вас есть миссия? — он опять быстро рассвирепел, но тут же остыл: — Вы чересчур надоедливы! Вам об этом не говорили?.. — Мне говорили об этом однажды… Сегодня… Сейчас. Я не понимаю… — я огляделся: вокруг всё резко потемнело. — Это ощущение времени. Понимаете? Время… Оно вперёд движется! Не назад. — Что это значит? — и я посмотрел на него; он подошёл ко мне вплотную и произнёс как-то угрюмо: — Это значит, что однажды вы умрёте… — Умру? — глаза мои собрались в кучку, как и брови: — А что значит это?.. — Это значит, что однажды все ваши действия вами же и обесценятся, однако вас это уже не будет волновать. — Он вальяжно обошёл меня со всех сторон: — Вы боитесь? — Я не боюсь… Кажется, я не понимаю… — Вы идеальны. — Спасибо. 2. Обыск — Мистер Шпагет, вы верите мне? — Что за вера? Я не могу понять, о чём вы мне тут толкуете!? Где те вещи?! — Пожалуйста, смилуйтесь над нами!.. — Смилуйтесь? Откуда вы набрались таких словечек? Они мне противны, как и само ваше существование! — Существование? О чём вы говорите? Вы понимаете, о чём вы говорите?.. — Я понимаю лишь то, что вы хотите от меня скрыть! Не пудрите мне мозги! Где те вещи?! — Вы себя слышите? Вы уже стали таким же, как и все здесь! Только вы продолжаете ещё во что-то верить! — Какая вера? О чём вы говорите? Вы пытаетесь меня запутать! Где те вещи? — Вы не должны этого делать! Не обязательно убивать нас, мы хотим жить! Пожалуйста, одумайтесь!.. Скольких вы уже убили? И какое у вас оправдание?! Где ваши чувства?.. — Чувства?.. Незаконное слово! Стреляйте!.. И молчание... Тишина пронзила мою душу. Я часто слышал подобные слова, но никогда не придавал значенья им. А теперь мне кажется, что я что-то упускаю, и я что-то начал понимать. Но не до конца… Получается, что я изменник?.. Я видел их, этих изменников. Почему их так называли? Потом в них летели пули и пронзали тела их насквозь. А дальше? Они переставали быть изменниками! Они освобождались от этого бреда! И я так же что ли должен освободиться? Чёрт, что со мной? О чём эти мысли?.. Я слышу стук сердца. Когда эта забава перестала быть игрой? Я не понимаю, что со мной происходит?! Откуда эти чёртовы мысли? Прозвучал выстрел. — О боже!.. — Мистер Шпагет, что с вами? — Для вас это не должно иметь значения. Лучше обыщите эту квартирку. Мы точно здесь найдём что-то! — марионетки исчезли, а я тихо стёр слезу, выпавшую из левого глаза. «Теперь мне стало стыдно...» Бездыханные тела лежали всюду. Кажется, это тело было дочкой изменника. А это — его женой. И его жизнь!.. Здесь, за стеной. В дыре… Почему они называли это жизнью?.. Эти картины, эти тряпки, эти книги?.. Зачем они им нужны?.. Эти жизни… Что в них такого? И что со мной не так? Что это за бред, вертящийся в моём черепе? Почему это происходит?.. Всё кружится… Я слышу стук сердца. 3. Сон Я открываю глаза в огромной белой комнате. Пустота ощущается снаружи и внутри. Действий никаких не хочется. Кто я? Зачем я здесь нужен? Кто они?.. Ко мне подошли непонятные существа, похожие на нелепых монстров. Где-то я их уже видел. Эти чучела несут меня куда-то... Но я не могу им ничего сказать. «Что с языком моим? А что со ртом? И куда они несут меня?» Ничего не видно. Вокруг бело... Внизу, вверху. Всё белое. Внизу, вверху… — Просыпайтесь! Что с вами? Вам плохо? — эти чучела растворились, зато теперь передо мной стояли другие, такие же страшные рожи ещё живых людей, моих марионеток. — Со мной в порядке всё! — я поднялся и стряхнул с себя пыль: — Я надышался этой заразы, видимо. — и я резко кашлянул в их сторону, а они разбежались, словно тараканы. Я засмеялся. — Что? От неё можно упасть в обморок? — испугавшись, спросил один из них. — Почему вы смеётесь? Разве это разрешено? — подозрительно спросил другой. — Как видите, — ответил я обоим, но понимая, что скоро возьмутися и за меня. — И меньше вопросов, товарищи... как вас там?! Неважно! — Хорошо, мистер Шпагет, — они отошли чуть назад. — Так что вы нашли? — вспомнил я вдруг свою роль. — Всё то же: картины, украшения, мозаики, книги, ковры. — Не перечисляйте! Не хочу слышать. Сожгите! — продекларировал я свой текст. — Так точно, мистер! «Шпагет забыли!..» — прозвучало в голове. Сожжённые книги дымились, а горящие картины покрывались чёрной плёнкой, которая ещё секунду держала их изображение. Трупы горели там же, вместе с такими же неживыми вещицами, ненужными давно уже в этом обществе. Горели плёнки с когда-то придуманными фильмами, а их авторы в последний раз напоминали о себе тонкими струйками дыма и искрами, которые, подобно фейерверкам, развлекали и людей, проходящих мимо. Но те даже не смеялись и не прыгали от счастья. Они не смели делать такого, поэтому лишь молча проходили мимо. Но в их потухших и немых глазах заметен был едва тёплый огонёк, который всё никак не мог вырваться наружу. А внутри меня начинало что-то ныть и жалить, но я сдерживался. А что жалить-то? Душу? Сердце моё? Тело? Это бред какой-то! Я не хотел в это верить. Я не хотел верить в то, что какие-то мёртвые вещички смогут так сильно зацепи ть. А чем цепляют-то? Нет в них ничего такого! Или есть? Во всяком случае, они смогли затронуть мои мысли. А это уже попахивало изменой… — Нет, нет, ты должен сосредоточиться. Слушай своё дыхание! Один, два, три… Я открыл глаза в какой-то огромной белой комнате. Пустота ощущалась внутри и снаружи. Действий не хотелось. Кто я? Зачем я здесь нужен? Кто они? Ко мне подошли какие-то непонятные существа, похожие на нелепых монстров. Где-то я их уже видел. Эти чучела понесли меня куда-то. Но я не мог им ничего сказать. Возникло чувство, будто у меня больше нет языка, или я просто разучился говорить. Куда они несут меня? Ничего не видно. Всё белое. Внизу, вверху. Всё белое. Внизу, вверху… Это было уже мне знакомо, но я не мог вспомнить откуда. Может быть, я и правда надышался этой заразы… И где я это уже ощущал? Что это за монстры? И куда они вообще меня волокут? — Кто вы? — попытался спросить я, но звук будто засел внутри, где-то между лёгкими и языком, тяжело давя на горло. Я смог лишь выдохнуть. Однако я почувствовал какое-то нелепое давление. Где-то рядом с сердцем или в мозгу… Я задумался: «Как можно такое перепутать?» Я засмеялся: «Я что, схожу с ума?» — Кто вы? — попытался я спросить ещё раз, но уже широко улыбнулся, думая, что это лишь сон. И, кажется, они смогли меня услышать. Или просто поняли моё стремление и желание им что-то поведать. Они резко остановились и покосились друг на друга. У каждого из них был лишь один глаз, но по четыре конечности, как и у нас, людей, только опирались они на все эти члены; сзади торчал какой-то огромный неестественный хвост. — Что вы за существа? — спросил я. Они посмотрели мне в глаза: — Мы хотели бы знать, что вы за существо! — один из них подошёл ближе, и, видимо, слышал я именно его: их ртов я так и не смог найти. — Что вы за существо, вы сможете нам рассказать? И почему вы сжигаете достояние неких… людей? Что они сделали вам плохого? — Я ведь тоже человек! — ответил я и посмотрел уже подозрительно на своё тело. «Действительно, я же человек!» — Нет. Вы и сами, похоже, не знаете, кто вы! На самом деле, вы даже внешне очень сильно от них отличаетесь. Вы слишком худы для человека. — Он быстро взял мою голову в свои конечности и повертел ею, как какой-то пустой коробкой. — У вас слишком длинный череп для человека. — Потом он сильно надавил мне на руку и ногу, но боли я почему-то не почувствовал. — У вас слишком мягкие кости для человека. — Потом он откинул меня, опять взял за ногу своей конечностью и поволок дальше: — Вы лишь жалкое его подобие. Мы прошли в тишине какое-то время. Моя голова была пустой — без всяких мыслей. Так мы шли очень долго, а я пытался оглядеть пространство, что расположилось подо мной, да и вокруг. Эта белая пустыня квадратов: мы находились, будто бы, в какой-то огромной белой комнате, где нет ни столов, ни кроватей; даже потолка здесь нет, а небо куда-то испарилось. Здесь не было деревьев и птиц, которых мои марионетки так яростно ненавидели и постоянно бегали за ними, за этими голубями, а винтовками пытались расстрелять даже деревья, на которых сидели эти птички. «Что это за место... Что это? И где?» Но мне никто не отвечал, и мы скитались по этим пустым местностям долгое время, как вдруг одно из существ вновь заголосило: — Так кто вы, и зачем сжигали, помните, достояние человечества? Портите то, что вам даже не принадлежит? — Я ничего не портил! Я просто знал, что это зло. Я знаю это и сейчас. Я знаю, кажется. Я знаю… Я… — в этот момент я посмотрел на свои руки, которые почему-то стали длиннее, как и пальцы, которые больше уже походили на спицы. — А где эти линии? Где отпечатки?.. Кто же я? И что с моей памятью... Мне страшно. — Кто вы? — он резко встал и посмотрел в упор, и я впервые увидел своё отражение в его глазу. Ужасное, скользкое существо смотрело на меня через этот наинелепейший глаз. Я сам был этим существом в отражении. «Но почему я не видел себя таким раньше? Почему? И кто я?» — Кто же я? — кричалось внутри, но рот так и не открылся. — Вам виднее. Когда вы родились? — другие существа, которые были рядом, куда-то исчезли или ушли. От волнения я этого даже не заметил. — Кажется, несколько дней назад. Я появился в каком-то кабинете. И смотрел на стену. Белую стену… — А что было до этого? — и он повернулся в мою сторону, продолжая топать по странному полу этого пространства: иногда появлялись какие-то странные узоры, фракталы, а потом они испарялись, а существо это продолжало издеваться: — Разве вы не помните? Если вы утверждаете, что являетесь человеком, почему же вы не помните своего детства, своего рождения? — Рождение я помню, но детство?.. — я задумался над этим новым словом, которого раньше никогда и не слышал. — А что такое детство? И как мне его вспомнить? — Детство — то, что должно было быть с вами до того, как вы потеряли память, но после того, как вы родились. Его мало кто помнит: обычно о нём вспоминают в первую очередь. Особенно, когда оказываются у нас... — Что? Значит, я первый такой, непомнящий детство, который оказался здесь у вас? — Мы не имеем права обсуждать эту тему. Но, собственно, да — вы первый, кто не помнит своего детства. Даже с такой отвратительной внешностью, как у вас, стоило бы его вспомнить. Это же лучшие воспоминания перед смертью! — Смертью?.. Какой ещё смертью? О чём вы говорите? — Вы не знаете, что такое смерть? Или вы просто расстроены, что умираете? — Я умираю?.. И что же такое смерть? Что происходит? — цвета резко изменились, а потом всё стало чёрно-белым. — Вы слишком требовательны к нам, мистер. Вы, во-первых, не первый раз уже бываете у нас. Во-вторых, вы слишком критично относитесь к искусству. Ну а в-третьих, вы прожили слишком много, судя по вашей шкале. — Шкале? — Вы довольно-таки глупы для человека. Вы уверены, что вы он? — Он?.. И я потерялся. Будто сон начался в той реальности, где я сжигал все эти книги и картины. Я вспомнил вдруг, как меня учили искать дыры в стенах, которые вели к этим запретным темам, а потом я осознал, что я сам себе когда-то лгал!.. Я так и не вспомнил, почему вдруг возненавидел эти книжки и ковры; почему они так меня мучали?.. И вдруг я появился где-то. Сочные деревья расположили кроны вокруг меня, а ветер их укутывал, а потом трепал, стараясь вырвать из земли, да освободить этих заключённых. Наверное, ветер не знал, что тогда эти деревья погибнут... Как и мы погибнем без всего, что сами создаём. — Вы видели людей в своей жизни? Вы читали их книги? Вы смотрели их фильмы? Вы пытались понять их мысли? Человеческие мысли — это вирус в сознании таких существ, как мы. Люди, бывало, вырывались из наших лап и опять оживали, считая всё это кошмаром. Сейчас, конечно, мы научились удерживать их: мы вырываем языки! Но вы смогли заговорить с нами. Это впервые. Но и это, к сожалению для вас, ничего не значит. Вы умираете, и ваши знания о нас и о нашем мире умрут вместе с вами. — Но я о вас ничего и не знаю. И где ваш мир? Я ничего не вижу. — Просто у вас два глаза, — укоризненно посмотрел он на меня. — Зачем вам второй глаз, ответьте? — Я не знаю. А зачем вам хвост? — С помощью этого хвоста мы общаемся. — и он небрежно ударил меня этим самым хвостом. — Передаём друг другу знания. А вот глаз вам второй действительно ни к чему! И два глаза очень глупо смотрятся на столь огромной голове. С одним глазом было бы гораздо лучше. Но я вам не советчик. Я лишь веду вас к концу. — И где же этот конец? И что там? — Конец близок. Там — пустота. Однако некоторые люди тешили себя странными, но глупыми надеждами, что там есть что-то. Одни называли это раем, другие говорили, что их ждёт ад. Третьи хотели попасть в нирвану. И знаете, мнений было огромное множество. Однако все пытались вспомнить своё детство. Кроме вас… Это меня и насторожило больше всего. — Поэтому вы со мной заговорили? — Я не знаю. Человек бы сказал, что я поддался эмоциям. Но мы существа интуитивные. Даже наша с вами беседа сейчас понятна лишь нам двоим. Другие, такие же как я существа, её не поняли бы. — И сколько вас, таких существ? Много? — Знаете, мы никогда об этом не задумывались. И не станем. Только глупец начнёт распоряжаться числами. Числа же нам неподвластны! Как и вам, людям. А что вы за существо? Таких, как вы, я ещё не видел. Но это честь для меня, что именно я смогу вас уничтожить! — А много ли вы видели людей, не таких, как я? — Сложно сказать. Вы все были как один. Однако именно в вас есть что-то особенное, что-то загадочное. Несмотря на ваше уродство. Мне кажется, вам сложно бы жилось среди настоящих людей. И вам очень повезло, что «там» лишь пустота. Иначе эти люди сожрали бы вас. — Они злые? — Скорей, они глупые. Им хочется всё разузнать и выпотрошить. Они называют это правдой, истиной, знанием. Странно, что в вас этих понятий я совершенно не вижу. — Просто теперь я и сам запутался, кто же я. — Теперь мне жаль, что вы этого не узнаете. Но даже я не смогу с этим ничего сделать. Мне неподвластны импульсы и эмоции, которые у вас, кстати, начали проявляться буквально перед смертью. Вам повезло, что мы забрали вас до того, как всё стало бы ещё хуже. Они бы вас сожрали изнутри, эти эмоции. И чем бы вы заполняли эту пустоту? — Я бы что-нибудь нашёл... — Вы многое находили. Но всё это сгорело. Остался дым, который растворился, и прах, который давно исчез; возможно, ветер унёс его на новое место; а, может, кто-то из людей вдохнул его и заразился этой чистотой. — Я не понимал, что делал! Мне казалось, что я иду правильной дорогой. Но сейчас я понял, что сам причинял зло. Не нужно было рушить надежды этих людей… Они смотрели на меня так жалобно. Я убивал их близких: детей, матерей, жён, любовниц. Я убивал даже их животных, а потом и их самих. Забивал их ногами, топтал их кости, уничтожал их прах, плевал на их могилы. — Зачем вы так делали? — Мне велели так делать. Но кто? — Если не бросаться в суеверия, то это были вы сами. Ваши инстинкты. — Суеверия? Инстинкты? — Мне кажется, что я общаюсь с ребёнком. Было такое несколько раз. Хотя вообще они крайне молчаливы, эти дети. Я и сам пытался с ними заговорить — они боялись; им просто нечего вспомнить, поэтому они оглядывают вокруг всё, а глаза их так расширяются от удивления, что лопаются. Лишь несколько смельчаков смогли открыть рот... — Вы говорили с детьми? Но я же первый?!.. — Вы первый из взрослых. А ребёнок вообще, можно сказать, не похож на человека. Его можно расценивать как особый вид. Можно было… — Так куда же подевались все эти люди, эти дети? — Они все были здесь. Рядом с нами, пока мы беседовали. Некоторых вёл лично я, но вы не могли этого видеть, пока мы с вами общались. Вы были зациклены лишь на себе. Понимаете?.. Да и эту мою фразу вы, скорей всего, воспримете неправильно, да забудете. — Что?.. — я думал о чём-то, пока тот говорил, но мне было интересно, поэтому я переспросил: — Так куда же подевались эти люди?.. — Они все были здесь, и их число было очень большим, понимаете? — я одобряюще кивнул, а он осторожно продолжил: — Кажется, после этого мы перестали вести счёт; сбились. В любом случае, бесконечность можно приравнять к единице. Если мы будем, конечно, говорить об одном виде. А человек — это один вид. Уже исчезнувший… — Значит, я первый?.. — я медленно повернулся назад: белая пустота. Это существо всё ещё куда-то меня тащило. Я не знал, сколько прошло времени, но его было достаточно, чтобы мне это всё наскучило. Казалось, что тянулись дни и даже недели, а потом — месяцы и годы. Тишина мне не мешала, но иногда мне хотелось что-то спросить. Однако с каждым вопросом всё становилось лишь непонятнее. Вопросы о времени мой спутник тут же обесценивал или вообще игнорировал. Информацию об этих существах я забывал моментально. Я о себе-то уже и не помнил ничего. Что уж говорить о чём-то необычном и постороннем. Закрывать глаза не получалось — всё было белым даже с закрытыми глазами. И куда мы шли, я тоже не понимал: назад, вперёд, в бок, вверх — для меня это не имело значения, видимо, как и для моего неизвестного друга. Я пытался о чём-то размышлять, но мне казалось, что размышлять вовсе не о чем. Иногда я, правда, видел образы. Но они тут же пропадали. А мой неизвестный провожатый иногда лишь оборачивался и смотрел на меня. Он шёл как-то безустанно, волоча моё бездвижное тело по этой пустоте. Я что-то опять увидел! Может быть, это детство? Может быть, я — человек? Или нет? Тогда кто я? — А что ты видишь? — спросил я. — Что я вижу? А ты любопытный. Я вижу то, что ощущается тобой и твоим мозгом. Сейчас всё вокруг белое, но иногда проскальзывают моменты из твоей жизни. Кстати, она очень короткая. Как ты смог так вырасти за несколько дней? — Я и был таким, кажется. Может быть, меня кто-то создал? Ты можешь об этом узнать из моей памяти? — Я могу это узнать, я это знаю, но тебе эта информация не понадобится. Ты же всё равно окажешься в пустоте. Я задумался… — А как выглядит эта пустота? Ты сам-то её видел? — Я её видел. И в ней ничего интересного нет. Гораздо интересней прогуливаться здесь перед тем, как ты решишь туда отправиться. — Решу? — Да. Ты должен принять свою смерть прежде, чем сможешь оказаться «там», в пустоте. — Но я даже не знаю, что такое смерть. — Дети были и то смышлёней, чем ты. Но я не могу тебе ни о чём говорить. Я могу лишь поддерживать беседу, хотя я уже и так отклонился от некоторых правил. — Правил? Даже здесь есть правила? — А как же. Они есть везде! Только вы, люди, их не ощущаете. Однако это не мешает вам их придумывать. Они у вас есть. Нелепые, но всё же правила. И у нас они тоже есть. Однако у нас нет наказаний за то, что кто-то их может нарушить. — Так нарушь! Скажи мне, что в пустоте?! Скажи мне, что в моём прошлом?! — Я не могу. Это мне не по силам. Это всё равно, что попросить тебя не сжигать те картины или книги в твоём прошлом — ты их всё равно сожжёшь... — Возможно, я не смог бы изменить прошлого, но на будущее я могу повлиять?! — Уже нет. Представь, что в той реальности ты давно уже умер. — Но я мог бы не сжигать те книги и те картины! Если бы я сейчас смог вернуться, то постарался бы этого не повторять!.. Погоди, — вокруг всё стало тёмным, а мой путник остановился: — А что значит «умер уже давно»? — Сейчас не существует той Вселенной. А ты хочешь вернуться. У тебя одна дорога — пустота. А ты до сих пор не можешь в это поверить и свыкнуться. Мы и так уже ходим здесь тысячелетиями, а ты просто этого не понимаешь! Ты сразу обесцениваешь эту информацию, потому что считаешь её ложью, но, поверь, я не умею лагать! Ты думаешь, что прошло очень мало времени. Понимаешь? На самом деле… — Мне просто кажется, что я боюсь. — Люди тоже боялись этого. Ещё сильнее! Но они не могли продержаться и сотни лет. А мы с тобой уже ходим здесь бессчётное количество тысячелетий. Я и подумать боюсь о той цифре. — А что будет, если ты о ней подумаешь? — я не понимал уже, о чём он говорит, но слова сами создавались в моём воображении. — Я не знаю. Может быть, меня ожидает та же самая пустота. А может быть, вселенная ещё раз взорвётся. Этого не угадать. Но и проверять я не осмелюсь. — То есть ты тот ещё трус? — и я сам трусливо улыбнулся. — В твоём представлении это может быть и так. Но твои оскорбления для меня ничего не значат. — Выходит, мне придётся смириться?.. — Ты должен делать так, как должен. — Но хочу ли я этого?.. И кому я это должен?.. Почему-то он мне так и не ответил, и мы ходили ещё очень долгое время с ним по этой бездыханной белой пустыне без песка и ветра. Биение своего сердца я не слышал, а звуки дыхания пропадали где-то в пустоте. Мой неизвестный друг всё шёл, а я волочился следом. Я надеялся до последнего, что когда-то мы остановимся, но надежды таяли. Вместе с ними таяли и последние мои мысли. Я больше никогда не смог проснуться, а мой разум не смог никогда больше противостоять этой пустоте, которая поглотила его; разум... И стоило ли искать здесь смысл, если я всё равно забыл о нём и не только о нём… — Так кто же я?