Слишком много, чтобы помнить

Слишком много времени, чтобы помнить. Время, словно преступник, не желающий оставлять улик, стерло из памяти не только тех, кого хотелось забыть, оно неумолимо отобрало лица и голоса тех, кого хотелось спрятать, сохранить в скорбящем сердце, там, где темноте нет места. Навечно. Слишком много вечности для того, чтобы чувствовать. Покой пришел не сразу. Ее собственный призрак метался от стены к стене, взывая, моля, проклиная. Она часто видела ее – маленькую, хрупкую, сломленную, безумную, с растрепанными прядями волос, смазанной тушью, убитую горем, но все столь же прекрасную и … молодую. Она говорила, что хочет забрать все. Была ли она вообще? Было ли это все на самом деле или это лишь когда-то кем-то прочитанная история? Воображаемое прошлое… Возможно ли это все? Иногда ей казалось, что она порождение самой Пустоты. И это тело, лишь тонкая стенка сосуда пустоты внутренней и внешней. Ничего не изменится в пространстве, если ее разрушить, но стены его были настолько прочны, что даже если вся внешность канет в небытие – пустота внутренняя останется, как некий элемент мироздания. В ее доме больше не было зеркал. Ее самой не стало однажды, и она не хотела этого видеть. Но был единственный день, которым молодая королева исчисляла годы небытия под стук сердца заточенного в хрустальный ларец. Ей нравилось думать, что когда-то она любила это мягкое и ровное биение и в эти мгновения, казалось, ее холодные пальцы чувствовали тепло. Регина бережно держала сердце в руках, столько, сколько могло выдержать ее собственное. Тепло не было спасением, и оно не убивало. Оно просто отмеряло еще один год, вознаграждая единственным воспоминанием: старческая рука в россыпи рыжеватых пятен, сжимающая ее собственную, узловатые иссушенные пальцы, усиливающийся захват, а потом он перестал сжимать. - Генри – вздыхает она, имя непривычно звучит из собственных уст. Она возвращает орган в коробку из хрусталя и удаляется с ним в заброшенный сад. В это время года сад выглядит особенно обветшалым и пугающим. Его искореженные ветви, лишенные листьев сплелись между собой так плотно, что не представляется возможности пройти сквозь этот лабиринт шипов и сучьев, но стоит королеве сделать шаг, как деревья послушно расступаются, принимая хозяйку в свои объятия, ведя незамысловатой тропой к единственному неувядающему цветку этого места. - Эмма, – пальцы вожделенно касаются бледной кожи, под которой струится жизнь, и сердце неистово бьется о стенки хрусталя, это заставляет Регину одернуть руку. И она лишь заботливо поправляет светлый локон. - Я не могу этого сделать, – шепчет она, почти прижимаясь к холодной щеке девушки – он не простил меня. Женщина вдыхает такой знакомый запах волос, прикрывая глаза и медленно отпрянув, думает о том, чтобы вернуть сердце на законное место, взгляд падает на алеющие губы. Всего мгновение, чтобы представить… - Ты меня даже не слышишь! – раздраженно бросает королева, поспешно забирая сундучок с умоляюще стучащим сердцем, и решительным шагом направляется прочь. --- За целую вечность, я привыкла к кромешной тьме и холоду и каждый раз жду твоего прихода. Но тебе проще считать, что я тебя не слышу.