Омеги Серпеи

Надо было отпилить Джебу руку и попробовать поднять в воздух проклятый кар. Рэй ведь не безнадёжно тупой! По крайней мере, с устройством связи должен был разобраться. Или собрать всю взрывчатку в одном месте, где-нибудь на склоне вулкана, и взорвать. Визиозаписи спутников просматривают люди, и их наверняка заинтересует природа взрыва. Пришлют сюда перелетки или дроидов, а Рэй запалит сигнальные костры и будет поддерживать их сколько нужно. Или, на худой конец, запастись картой, едой и лазерным карабином: до ближайшего поселения двести миль, конечно, да и хромота дает о себе знать, но всё же шанс добраться до людей есть. Шансы были. Их было даже больше, чем Рэй мог сразу обдумать… Вот только для этого надо было действительно думать – сесть и решить, что сделать в первую очередь, что во вторую… Вместо этого Рэй пришёл в себя в сельве, один эон ведает где. Как он сюда забрался – Рэй не помнил. Как долго он шёл?... Темно, в просветы туч видны оба спутника – глубокая ночь. Несколько часов шёл, наверное, хотя неизвестно, сколько провалялся лицом в прелом дерне… Упал. Он упал – вон как нога разнылась. Ребёнок хнычет… Уж не придавил ли Рэй его, когда падал!? Малыш копошился под боком, то за волосы дергал папу, то пытался просунуть ручонки ему под грудь. Стоило Рэю перевернуться на спину, как плач прекратился, а ручки малыша принялись теребить разрез рубашки. Он всего лишь был голоден, хоть и исцарапан местами и весь чумазый – тоже хорошо извалялся в мокром дёрне. Рэй приподнялся со стоном и усадил мальчика на колени. - Лесс, что я натворил, а? Почему я такой невезучий? – горько сказал омега. Ребенок присосался к груди и затих, но на ощупь он был весь мокрый, грязный, в курчавые волосики набилась прелая листва. Рэй заплакал от жалости. Когда рассвело, неподалеку от того места, где Рэй свалился, обнаружился мешок с теми вещами, что собирались по приказу Грюта. Бездумно собирались, бездумно были захвачены. В мешке нашлись пара баночек с молочным концентратом, стопка бумажных полотенец… на этом всё полезное заканчивалось. Ни ножа, ни зажигалки, ни кусочка хлеба - только детские и омежьи рубашки и яркие погремушки, звоном которых разве что шнырков распугаешь. Рэй открыл одну баночку концентрата и выпил. Попробовал подняться и охнул от боли в ноге. - Так, Лесс, паниковать не будем, - сказал он. – Первым делом подыщем мне какую-нибудь подходящую под костыль ветку. Потом… потом поищем дорогу назад к хижине, быть может, мы не так далеко ушли. И наверняка я ломился через сельву, как слонец, так что следы должны остаться. Ветка нашлась быстро, Рэй уверил малыша, что полдела сделано. Сел на землю и осторожно стянул мягкий ботинок с ноги - нога выглядела неважно. Рэй крепко перемотал сустав полотенцами, из них же соорудил слинг и усадил в него сына. Осталось найти обратную дорогу. Следы их передвижения, вопреки ожиданиям, всё не находились, зато Рэя начала донимать жажда, передвигаться с опорой на костыль и с ребёнком на шее было тяжело, а ко всему этому добавился вой лика где-то неподалёку. Выл один зверь, но лики редко ходят в одиночку. Вскоре Рэй наткнулся на два полуобглоданных трупика личьих детенышей – совсем крохотных, им и месяца не было. Стало понятно, отчего так тоскливо выл зверь, только непонятно, как это стая допустила гибель детенышей, ведь лики очень заботливые родители. Вой звучал совсем рядом, и Рэй постарался прибавить шагу. Но через сотню шагов наткнулся на лика. Это был омега, очень крупный, и это именно его детей недавно растерзали – на землю падали капли молока с сосков зверя. Лысая морда, жуткая от того, что на ней были почти человечьи глаза, выражала боль и тоску. Рэй зарычал и поднял над головой палку, чтобы казаться выше. Морда моргнула человечьими глазами и отступила в заросли лиан. Когда пошёл дождь, Рэй смог утолить жажду. Затем снял с малыша рубашку и начал обмывать его тельце под дождевыми струями. - Ты такой холодный, ты замерз, маленький? – омега принялся ощупывать сына, не сразу сообразив, что это он сам слишком горячий. У Рэя начинался жар, виной тому была больная нога. Пришлось делать остановку и искать лечебные травы и мицелий. Первыми на глаза попались соцветия росянки, но Рэй поборол соблазн слизать такие манящие клейкие капельки: лик обязательно воспользуется его беспомощностью, да и без лика хватает хищного зверья, те же лазки запросто нападут стаей на младенца. Тонкая, как паутинка, пурпурная травка обладала слабым анестезирующим эффектом, но была и неплохим противовоспалительным средством. Рэй сжевал её довольно много, трава была чуть кислая и приятная на вкус. И как только боль стала отступать, он заснул – просто прикрыл глаза, а открыть смог только через час или того больше. Проснувшись, не сдержал отчаянного крика – слинг был пуст, ребенок исчез. - Где ты? Лесс, отзовись, просто заплачь, и папа услышит! Сельва отозвалась сотней голосов и других звуков, а в тяжелой голове били барабаны, но голоса ребенка омега не услышал. Он заметался между деревьями и наткнулся на клочок голой земли с отпечатком личьей лапы. - Как же я не почувствовал, эон? – ползая по земле, бормотал Рэй. - Нажрался травы и позволил лику украсть ребенка. Никчёмный! Он выискивал и вынюхивал след, и, в конце концов, дополз до логова, откуда на него зарычали. - Отдай, - разрыдался Рэй, - эоном заклинаю, отдай моего сына! Он ползал вокруг и ныл, время от времени пытаясь проникнуть в логово, но лик был настроен не отдавать добычу и глухо, злобно рычал. Тогда омега ложился возле норы и грозился не выпустить из неё лика. - Сдохнешь от голода, понял! – хотя даже неразумному зверю было понятно, кто тут сдохнет первым. Рэй проклинал свою неосторожность, называл себя никчемным, каялся эону, что не любил сына, как дОлжно, и обещал исправиться. Из норы временами веяло теплым и любимым запахом ребенка. А лику запах не нравился: в темноте лязгала челюсть и хлюпал слюнявый язык – зверь старательно вылизывал человечьего детёныша, и тот тихонько смеялся. - Лесс, иди к папочке, я так соскучился по своему мальчику, - зашептал в нору омега. После долгих уговоров в норе шумно завозились, и Рэй различил смутные очертания ползущего к нему малыша. Когда его головка уже показалась в просвете норы, личьи челюсти ухватили подол детской рубашонки и потянули обратно. - Моё! – взревел Рэй и выдернул малыша из захвата. Торопливо прихрамывая, уходил он подальше от логова, а вслед ему смотрели слезящиеся глаза зверя. Альфёнок был цел, сыт личьим молоком и вылизан до блеска. По-хозяйски похлопав Рэя по груди, он быстро заснул. Рэй хромал, сцепив зубы, с каждым шагом всё сильнее наваливаясь на ветку, пока не сломал её. К тому времени стемнело, Рэй ужаснулся от мысли, что теперь уж точно не найдет дороги к хижине. Оставалось двигаться на закат солнца в поисках поселения, но омега понимал, что надолго его сил не хватит. Он туго примотал к себе ребенка, лег прямо на мокрую траву и погрузился в полусон-полубред. И то чудилось ему, что по лесу ходят спасатели – ищут его, а он ни пошевелиться не может, ни голос подать, то слышались шаги лика, и звериная морда дышала ему в лицо. Утром Рэю показалось, что земля под ним мягко качается. Его сильно лихорадило, но было ощущение, что нога болит меньше, и он сможет ступать на неё. Однако стоило размотать тряпки, как энтузиазм пропал – сустав безобразно раздуло, кожа над ним была горячая и багрово-синяя. - Ничего себе! Ну вот, теперь мне точно конец, - недоуменно воскликнул Рэй. В голове не укладывалось – спасение было таким реальным, а он в привычной своей манере всё испортил. Болезненную апатию сменила злость. - Нет уж, не сдамся! Ещё скажите: Лесса лику отдать, а себе брюхо вспороть, чтобы лазкам не пришлось долго до ливера добираться! Да идите вы все в черную дыру! Кто эти «все» он вряд ли бы мог объяснить. Но сознание рисовало тёмное и огромное чудовище с несколькими головами – одна голова была обугленная и скалила безгубый рот – это был Джеб, так что вполне вероятно, что другие головы принадлежали остальным старателям. Запала злости ему хватило надолго: отталкиваясь от каждого ствола, Рэй упорно двигался вперед. Хлынул сильный ливень, сбивший жар тела, голова прояснилась, и Рэй услышал, как громко плачет альфёнок. - Ну что ты? В сельве нельзя шуметь, - увещевал его папа. Но малыш устал сидеть в слинге, был голоден, а в груди омеги молоко стало горьким от лихорадки. На самом деле они уже давно привлекли к себе внимание – целая стая харров перелетала за Рэем с ветки на ветку, чуя скорую поживу. Прекрасный дымчатый ильвар подошёл совсем близко, втянул в себя запах омеги и прикрыл изумрудные глаза в раздумье: надо бы добить собрата, чтоб не мучился, но он выглядит как-то… хм, вряд ли они одной крови…пусть остается добычей харров. Развернулся и растворился в сине-зеленых зарослях. Потом Рэй вновь лежал на земле без движения, а ребёнок, устав плакать, ползал рядом и тем отпугивал падальщиков. Омега был в сознании, просто обессилел. Он наблюдал за передвижениями малыша, и думал о том, что ребенок получился удачным. Сын мог бы вырасти в очень красивого альфу, у него были русые кудрявые волосы (как у Брена) и серые рэевы глаза. Папа омеги всегда говорил, что глаза у него хороши: - Ах, ильварчик, у тебя радужка как цветок энатиса, альфы голову будут терять, глядя в твои глазки… - Что, совсем мозги потекли от глупых глазок твоего омеги? – сердито сказал па Лесса, когда сын сообщил ему, что очень скоро у того будет ещё один внук. – У вас у обоих ветер в голове, Джею и года нет, а вы нового заделали! Хотите на учёт соцслужбы попасть? «Вот теперь, па, скажи, что мы сглупили, родив Дюма, - вступил в мысленный диалог с отцом Рэй, - от сына тебе трое внуков осталось, разве плохо? А Лесс, скорее всего, действительно не вернётся. Надеюсь, ты простишь Брена и вернёшь домой. Детей надо прощать». «Никчёмный ты омега, Рэй, я ради тебя от сына отрёкся, а ты…» - грустно вздыхал па и отворачивался. Ребёнок залез к нему на грудь и заглянул в глаза. «Красивый… жаль, что не вырастешь. Жертва Иви тоже была напрасной». Малыш положил головку на грудь омеги и затих. А тот всё больше погружался в горячечный бред, говорил непонятно с кем, тянул руку, чтобы дотронуться до родных лиц. В какой-то момент эти лица сменились желтым глазом неизвестного чудища, зрачок которого сверкал и щелкал, когда менялся в диаметре. Глаз не имел век, а ещё был просто огромным – с голову младенца. «Ну, такому мы на один зубок» - подумал Рэй перед тем, как окончательно проститься с сознанием. А неизвестное Рэю чудище, оно же хорошо известный спасателям поисковый дроид «Глазок», отключил антигравитацию, пристроился рядом с омегой и раскрыл зонтик – кремневые пластинки на высокой подложке, так как в скором времени ожидался рассвет, и надо было подпитаться солнечной энергией для обратного полёта. На пульте перед оператором зажегся красный индикатор. Оператор перенаправил сигнал на мониторы, и перед его глазами замелькали изображения омеги в ночной сельве. Омега равнодушно смотрел прямо в глазок объектива и казался неживым. Но на следующем снимке он был с закрытыми глазами. А ещё несколько кадров зафиксировали спящего на его груди ребенка. Рэй пришёл в себя в палате столичного госпиталя и огляделся с легким беспокойством. Но увидев рядом Лесса, короткостриженного и в унылой серой пижаме, успокоился и прошептал потрескавшимися губами: - Ну… это и к лучшему. Зато мы снова вместе. Лесс страшно обрадовался и стал целовать мужу руки. - Вместе, вместе, Рэй! Навсегда. - Только малыша жалко, - вздохнул омега. - А с малышом всё хорошо, не переживай. Как, кстати, его зовут? - Лесс-младший, - смущенно ответил Рэй. – Если ты не против, конечно. - Нет, разумеется, это ты хорошо придумал. Па сказал, что Брена мы больше не увидим, но где он, не говорит, - альфа сощурил глаза и пытливо посмотрел на мужа, - а ты, случаем, не знаешь? Рэй нахмурился. - Зачем тебе это? Лесс, наверное, лучше всё простить… иначе… так и застрянем здесь, не переродимся. Брови альфы взметнулись вверх. Какое-то время он смотрел Рэю в глаза, потом сказал неожиданно: - А альфёнок мне понравился. Я ему, вроде, тоже. - Мне многое нужно рассказать тебе, - сглотнув, сказал омега. – Брен только первый, кто… Лесс затряс головой, с мольбой глядя на него: - Не надо, маленький, ведь те мертвы, верно? - Ты знаешь? - Что-то знаю, о чем-то догадываюсь. И ты мне всё расскажешь, чтобы пережить и оставить в прошлом, но только не сейчас, хорошо? Рэй кивнул. Ему стало нравиться происходящее: нравилось присутствие мужа, то, с какой нежностью тот целует его руки. И почти не болело ничего, только слабость неимоверная. - А мне что-то и не хочется перерождаться, - поделился он с мужем, - вдруг мы не встретимся в следующей жизни? Лесс наморщил лоб: - Ага, считаешь, что мы умерли и застряли по Ту сторону? - Ну не живы ведь… - Ох уж эти омежьи сказки! Мы живы и мы в больнице. Двое суток назад тебя нашли в сельве и переправили в столичный госпиталь, так как срочно требовалась сложная операция, а таких специалистов на всей Серпее не больше десятка. - Ага, - передразнил его Рэй, - вот так взяли и нашли. В сельве. Долго искали? - Больше суток. После того, как перехватили твоё сообщение по рации. Случайно совершенно, пилот перелетки перехватил. Рэй ехидно усмехнулся краешком губ: вот ты и прокололся, милый, никакой рации не было. - Повезло мне, - сказал омега, - ну а ты как здесь оказался? - Меня сюда отправили с космической станции. Не улыбайся, пожалуйста, я, между прочим, память терял. Да, так то! Рэй кивнул подбадривающе, мол, продолжай. - Я на погрузке работал – ничего интересного. А потом познакомился с землянином Уле, он хорошим парнем оказался, мы частенько с ним в баре зависали и болтали обо всем на свете. У Уле работа была покруче моей – второй пилот челнока, на планете он нечасто бывал и ненадолго. Он и предложил мне: «Хочешь космическую станцию посмотреть? Нет ничего проще»… А, главное не сказал! – он высоченный по меркам землян, да и на меня похож… был. Жалко его, хороший парень, веселый. Отдал мне свой комбинезон, сам в мою робу переоделся. И только я вышел на стартовую площадку, как сработало устройство связи, а мне орут в наушники: «Уле, взлетаем немедленно!» Шторм налетел неожиданно, такого мощного никто не предвидел. И мне кажется, что я видел в иллюминатор гребень волны, хотя это было похоже на облака. В любом случае, стартовали мы с опозданием, волна задела сопла челнока. Рэй, я ведь только и вспомнил потом, как трясло жутко и горело всё вокруг. Я задыхаться стал и отключился. Каким-то чудом челнок дотянул до орбиты станции, но Серпея начала притягивать его обратно. Спасатели челнок перехватили, но из живых только я и остался. Очнулся в госпитале с перебинтованным лицом, воздух мне лёгкие обжигает, и понять не могу, кто я и где нахожусь. Все вокруг называют меня Уле, а я соглашаюсь с ними. Доку, разумеется, сказал, что самого себя не помню. Он взялся успокаивать – вспомнишь, говорит, просто у тебя гипоксия длительная была, но мозг восстановится. А сам вызвал начальника по орбитальным полётам: тот посмотрел на меня внимательно (с меня бинты уже сняли) и говорит: «Уле, тебе нос неправильно собрали, но ты и так хорош, не переживай». Вроде как других причин волноваться и нет. Начальник мне досье Уле показал, принёс карманный визор пилота, где визио было с Земли и фото его родных. И я, вроде как, вспоминаю всех, и родителей и сестру (это брат-сигма), даже имя этой сигмы вспомнил – Ева. На самом деле настоящий Уле не раз мне эти фото показывал, а я показывал ему фото тебя и детей. Из госпиталя меня выпустили и к челнокам повели, а я смотрю на них глазами жирка, как будто вообще впервые такое вижу. Залез вовнутрь, панель управления глянул – нет, не помню ничего! Расстроился жутко. А мне опять говорят: ничего, Уле, восстановишься, а пока на погрузчиках поработай… Понятное дело, там я на своём месте оказался. И вот работаю я… месяц, другой, полгода… восстанавливаться и не думаю, наоборот, мне всё муторнее, тоска непонятная, бессонница. Вроде мелькают в голове какие-то образы, но, как не напрягаюсь, а вспомнить толком никого не могу. Все мне чужим было: люди, техника, панорамы земных мегаполисов в каждом отсеке станции. Так страшно это, малыш, чужим себя чувствовать! Я снова к доку пошёл, тот заволновался, какие-то тесты взялся проводить. Потом говорит, что надо меня срочно на Землю возвращать, иначе совсем рехнусь. Перед отправкой устроили мне сеанс связи с «родными» - штука страшно энергозатратная, мне только три минутки и дали, чтобы я подготовил их к своему возвращению, рассказал о потери памяти. Я увидел эту самую Еву, обрадовался ей… а она плакать взялась, говорит, ты не Уле, где мой брат? Связист своё начальство вызвал, а те – охрану станции. И, знаешь ли, меня арестовали. Вот охранники почему-то сразу поняли, что я альфа, а не землянин. Дока позвали: а почему, спрашивают его, он (я, то есть) всё время кашляет? А елду (прости, маленький) в его штанах вы, случаем, не приметили? Допытываться стали, что я сделал с настоящим Уле. - Вот это да, - флегматично заметил Рэй и зевнул, - как же ты выбрался? - Я… я лучше сразу тебе признаюсь… Там женщина одна была, возлюбленная Уле. Я не знаю, почему она так поступила, почему смолчала, когда впервые увидела меня. А я же считал себя землянином, ну и… Ильварчик, ты ведь единственный для меня, ты же знаешь - если я и виноват, то… не виноват я! В общем, эта женщина пришла к начальнику охраны и показала ему фото, где я вместе с Уле в баре сижу, это фото он сам ей передал. Она сказала, что Уле накануне шторма связался с ней и попросил встретить меня и провести по станции, показать там всё. Рэй добродушно улыбнулся мужу. Совсем недавно в его ногу стала возвращаться боль, под ухом пискнул какой-то датчик, и очень скоро боль прошла, вновь стало спокойно и хорошо. Рэй нащупал над своей ключицей иглу катетера и понял, что медицинская техника сканирует его состояние и вводит анальгетик при необходимости. - Тебя отпустили? - Ну да, им только и оставалось, что поверить той женщине на слово. С меня толку не было: как бы упорно мне в башку ни лезли, ничего я вспомнить не мог, только буянить начал. Меня накачали снотворным и перевезли на Серпею, в госпиталь. Здесь тоже со мной долго мучились, ток в мозги запускали, да и вообще, как только не издевались. Потом видят, бесполезно всё, наконец-то взялись мой родной клан искать. И вот слоняюсь я по госпиталю, голова моя болит, на душе тяжесть неимоверная… и вдруг голосок меня окликает: «Па!» Поворачиваюсь, и вижу своего малыша Нуму. Рэй, я в тот же миг всё вспомнил! Космос, это… это такое потрясение было – словами не описать! - Складно у тебя получается, - снова зевнув, сказал Рэй. – Только не понятно, что наш Нума в госпитале делал? - Ох, омежка наш! Ты бы знал, что он учудил! Как ты пропал, тебя же искали, да нашли взорванную перелётку с двумя трупами. Вызвали в Столицу па, они вместе с Элисом прилетели, детей из «Защиты» забрали. Им говорят: нашли трупы беты и пилота-альфы, а омеги нет нигде, мы ищем, но, скорее всего, его останки зверьё сожрало. Через неделю поиски свернули, па решил домой возвращаться. А Нума говорит: «Папа жив, надо дальше искать». И от еды стал отказываться, представляешь? Папу найдут, говорит, тогда и есть буду. А потом и разговаривать перестал. Отец едва не помер от переживаний, потащил ребенка к врачам. Нуму в госпиталь положили, несколько мозгоправов над ним бились, пугали малыша нашего, что кормить будут через дырку в животе. А наш омежечка, оказывается, поупёртей иного альфы будет. Есть он стал, только когда меня нашёл… Лесс неожиданно замолчал и склонился к мужу – Рэй спал, дышал тихо и ровно, и лицо у него было умиротворенным, хоть и совсем бледным. У альфы заныло сердце – так стало жаль своего любимого. - Никуда больше не уеду от тебя, - прошептал Лесс, - пусть меня черная дыра поглотит, если слова не сдержу. Рэй слабо улыбнулся во сне, и Лесс разрыдался. В палату вошёл пожилой омега-доктор и возмущенно воскликнул: - Это что здесь происходит?! - Не знаю, доктор, - плача, сказал Лесс, - он какой-то странный, словно не в себе. А вдруг и правда спятил после пережитого? - Я спрашиваю: кто тебя впустил в палату интенсивной терапии? Безобразие! - Никто не пускал, - поджал губы Лесс, - но вы сами виноваты – понабрали в персонал одних омег, я просто отставил этого котенка у дверей в сторону и зашёл. - А теперь убирайся в свою палату, живо! Выпишу за нарушение режима. - Нет-нет, только не сейчас, - распереживался Лесс, - меня нельзя от мужа выписывать. О! А можно, я вместо того омеги у дверей сидеть буду! Доктор возмущенно фыркнул и указал альфе на выход. - Это действие обезболивающих, - неожиданно мягко сказал он уже в спину Лесса, - всё с твоим мужем будет хорошо, ему только выспаться надо. Рэй действительно проснулся уже с ясной головой. К нему ненадолго пустили Лесса, и омега убедился, что разговор накануне не был сном. Он даже вспомнил, что действительно вытащил из кармана Джебхарда портативную рацию, слишком крохотную, чтобы сигнал выходил за радиус в пятьдесят миль. Но он упорно переключал каналы, повторяя одно и то же: «спасите нас, мы в Предгорьях!» Рация отвечала Рэю тишиной, и он догадался выйти из хижины и подняться повыше - например, на крышу. Наткнулся на сложенные вповалку трупы альф, но в панику ударился не из-за этого: на металлическом каркасе хижины опасно поблескивали кругляши радиоуправляемых мин. Рэй метнулся в дом, схватил в охапку малыша и побежал в неизвестность, лишь бы уйти подальше от опасного места… На этот раз глядя на Лесса он плакал, они оба плакали, но от счастья. Лесс повторил, что с ребенком всё хорошо, за ним Элис присматривает. Все их дети живы и здоровы, и Рэй увидится с ними, когда его переведут в общую палату. Когда же омегу действительно перевели, желающих увидеться с ним оказалось слишком много, всех в один день не пустили. Во-первых, приехали родители Рэя. Со своим омежечкой они поговорили очень ласково, но за стенами госпиталя поскандалили с Лессом. Совсем было рассорились, однако старому па как-то удалось разрулить ситуацию. Сам же он только на миг показался в дверях рэевой палаты, тут же на глаза его навернулись слезы, он погрозил Рэю пальцем и ушёл. На самом деле старого па расстроил болезненный вид омеги, сердиться-то на него он не мог. Естественно, приводили детей, но по одному. Дюм смотрел с явным сомнением, что Рэй действительно его папа. Он слишком привязался за это время к Марсии, которая тоже навестила омегу. Пришли Сиру и Муи с мужем, доктор Уни. Пришёл Форис и протащил с собой Дага. Медицинский персонал выражал недовольство, что больничный покой всё время нарушается. Но Рэя через неделю выписали, назначив, однако, длительный курс реабилитации, пройти который можно было только в Столице. Отец Лесса больше не мог оставаться в Столице, так как всю огромную усадьбу Дюм тянул в одиночестве, Элис тоже рвался домой и предлагал забрать в усадьбу детей. Но ни Лесс, ни, тем более, Рэй не захотели разлучаться с детьми. От Рэя скрыли, что старый па долго наседал на сына с уговорами отдать Лесса-младшего ему на воспитание. «Ты не сможешь полюбить его», - говорил он. Лесс сердился и недоумевал: как так он не сможет полюбить рэева ребёнка? Па с Элисом уехали, Лесс снял небольшой коттедж в пригороде. Кредитки у него были, торговая компания землян, на которую он работал, выплатила крупную страховку. Рэй планировал на время реабилитации плести на дому памповую мебель и сбывать её через «Защиту». Лесса возмутили его планы - он сам искал временную работу, а Рэю намеревался нанять какого-нибудь молоденького омегу в помощь. Совершенно неожиданно их финансовые проблемы разрешились. Сначала организация волонтёров Права выплатила Рэю пять тысяч кредиток «за помощь в ликвидации опасной преступной группировки». Рэй сильно удивился, но безмерно обрадовался премии. Лесс нашёл работу в строительной компании с весьма средней оплатой… Как вдруг, по истечении трех месяцев их проживания в Столице, на имя Рэя пришло уведомление о переводе на его кредитную карточку неприлично огромной суммы от земной Федерации бирж драгоценных и поделочных камней. Сумма показалась Рэю нереальной, он не сразу поверил, что это не ошибка. Да и как связаны между собой он и какая-то земная Федерация? Рэй отправил мужа выяснять правду в офис «Ассоциации торговых компаний Земли». Лесс вернулся потрясённый до глубины души и объяснил мужу, что тот предотвратил вселенский кризис на рынке драгоценных камней. Рэю это объяснение казалось чушью… но теперь их семья стала очень богатой. Стоило проболтаться об этом Муи, как все столичные друзья разом набились в их маленький коттедж и наперебой стали убеждать Рэя и Лесса окончательно перебраться в Столицу, завести огромный дом с постоянным няней и садовником и с шиком прожигать жизнь. Лесс смотрел в глаза своему милому и говорил: «Все будет так, как ты захочешь». «Ты не скучаешь по нашему дому?» - спросил Рэй. «Скучаю» - ответил Лесс. Курс реабилитации был окончен, Рэй больше не хромал, а искусственный сустав в его ноге полностью прижился и никак не намекал на свою чужеродность. Настал день, когда они распрощались с друзьями и отправились домой на новом семейном антигравном каре, полет в котором был чистым удовольствием. Их ждали с нетерпением – Элис вычистил дом до блеска, па навёз в него уйму дорогих игрушек (самые дорогие были для Нумы и Лесса-младшего – теперь у старого па было два солнышка и ильварчика), Дюм расчистил огород от диких зарослей и вновь подсоединил охранный периметр. Этот дом… Рэй и Лесс строили его вместе. Дом был свидетелем тяжелых событий, но светлых и радостных воспоминаний хранил куда больше. Дети радовались своим комнатам и кроваткам, новым игрушкам и праздничному ужину, приготовленному Элисом. Все сели за стол и праздновали до второй луны. Сидели бы и дольше, но Лесс крутился на своем месте, так как ему не терпелось проверить, не рассохлось ли супружеское ложе за долгое время его отсутствия. А потом… потом все было замечательно, Рэй и Лесс больше не разлучались и тряслись друг над другом, как над самым ценным сокровищем во всем Космосе. Конец.