Тьма и лицемерие

У меня вновь бессонница. Я вновь сижу в кресле перед окном и думаю о своем. Она заметила мой уход, пришла в зал. Тихонько подходит сзади, обвивает шею руками и нежно шепчет: -Пойдем спать, милый... -Уже иду, дорогая. Она, томно вздохнув, ласково целует меня в щечку, и, до последнего момента соприкасаясь пальцами с моей шеей, идет обратно в комнату. Я слышу, как прогибается кровать и как она укутывается в одеяло. Решаю все-таки пойти к Ней, раз уж Она отвлекла меня от мыслей. Подхожу к кровати. Тихо смотрю на Нее. Она спит, мирно посапывая, время от времени запинается дыхание. Что-то снится, то ли пугающее, то ли предвосхищающее. И снова мои мысли, снова не дают мне покоя. А ведь в прошлый раз Она помогла. Неожиданно, дерзко, словно животные в тот день проснулись в нас. Но помогло. Подхожу ближе и протягиваю руку, чтобы разбудить Ее, чтобы снова пробудить в себе эту... и отдергиваю. Она спит, а я не насильник. Всхлип... Еле слышный, еле заметный, но всхлип. Не удерживаюсь и прикасаюсь кончиками пальцев до ее щеки. Она вздрогнула, на секунду застыла, медленно вытащила руку из-под одеяла и прижала к моей. Пара секунд тишины. Она поворачивает ко мне голову, направляя на меня свой тоскливый взгляд. Она смотрит на меня с надеждой, с желанием, непонятным, но нарастающим. Наклоняюсь и нежно целую. Долгий успокаивающий поцелуй, за который я ложусь с Ней рядом и обнимаю. Прижимаю к себе, Она сильно сжимает меня. Мы все так же целуемся, но теперь Она на мне, а я снимаю с Нее ночную рубашку на пуговицах. Медленно, но верно. Мы все так же целуемся. Откидываю ненужные вещи подальше, сильно прижимаю Ее обнаженное тело и заваливаюсь на бок, теперь я сверху. Целуемся, все так же целуемся, немного более страстно, но все так же нежно. Снимаю с Нее шелковые шортики и трусы, которые только что облачали такие прекрасные нежные ноги, которые я так люблю. Все делается нежно и медленно, и мы все так же целуемся. Я хочу искупить вину, какой бы она ни была. И плевать, всегда виноват буду я, и я не против, ибо мне придется искупать вину. А как только она искупится, Она просияет и станет словно тысячи солнц, и такой теплой и нежной. Я ее люблю, но гниль во мне не позволит отдастся ей без конца. Страшна не тьма, а бездумный свет. Тьма лишь предостерегает и помогает познать тьму, но в оплату она лишь не пускает тебя к нему. А я приступился. Я пошел к нему, к Ней, единственной и любимой... пока. Рык вырывается из меня. Опять это "пока". Уйди из меня, тьма. Ты не имеешь права быть здесь, не имеешь права на мою веру и любовь. "Я имею права на все. Я лишь предостерегаю. Я поглощаю. Ты просил пожрать все, что может изничтожить тебя. Я поела страх, поела гордыню, обиду, радость, хандру и боль. Я пожру и твою любовь, как делала это сотни раз. Зато твое сердце цело. Благодари, а не проклинай. И пусть длится это "пока". И снова ушла... Рык усилился и смолк. Я ненавидел себя за то, что когда-то продался ей, тьме, продался без остатка, пожелав один раз спасения. Благодаря Тьме я научился прощать и помогать. Да. Тьма - не зло. Она умеет учить благодетели и состраданию, и очень хорошо учит. И учеба приносит понимание мира. А мир во всех формах рвет тебя и поедает, даже когда ты поедаешь мир. Человек - уничтожитель не потому, что ему так надо, а потому, что мир пожирает человека, а человек в страхе пожирает мир. И так без конца. И я с новой силой возненавидел себя. Она отдернулась от меня и закрылась руками. Я испугал Ее. Испугал свой свет, и понимание этого снова приспустило оковы, что держали Тьму. Она еще сильней вгрызлась в мое "пока". И лишь сестра Тьмы - Лицемерие - приобняла меня за плечи. "Люби, скоро ты сгоришь в любви. А сердце превратится в золу. Не бойся, я подарю тебе новое сердце, если захочешь, снова полюбишь этот свет. Только мой подарок - это не подарок Бога, это сердце биться не будет. Это станет новым ключом к твоей роли. Ты ведь любишь театр. Ты не пошел в него лишь потому, что тебя не интересует теремок в замке. Всё вокруг тебя - театр, а ты - один из величайших актеров этой сцены. Скоро ты снова будешь играть свою роль, но играть, а не жить ею. Жди, скоро и приду к тебе, мой любимый". И ушла -Любимая, прости, я не хотел, это я от возбуждения, - Лицемерие, уходящее за моей спиной, обернулось и посмотрело не на меня, в меня. Ее не сильно интересовала оболочка. И ухмыльнувшись ушла. -Дорогой, не надо так делать. Ты ведь не злишься? -Конечно не злюсь, - улыбаюсь как можно нежнее, знаю, не получится, я не перестану считать ее таковой, но Она говорила, что она прекрасна, и я решил поверить или хотя бы попробовать поверить. И я смог научиться улыбаться чуть искренней. -Тогда давай продолжим. И мы снова целуемся, уже сидя на коленях. Она обнимает меня за талию, я ее за плечи. Вымолвив как можно четче в своем поцелуе и объятьях прощения, я уложил Ее и медленно двинулся вниз, покрывая ее тело поцелуями. Шею, ключицу, ее грудь и соски, прикусил их слегка, от груди провел языком к пупку, поцеловал в нижней части живота и медленно, стараясь не делать резких движений, нежно мучая ее, ласково прикоснулся кончиком языка ее промежности. Стон. "Пытать - это твое призвание, садист", - усмехнулась Тьма и больше вгрызлась в "пока", а щупальца ее тела уже разорвали страх. Тьма не позволит своим детям пожрать такое. Ведь все дети Тьмы - это мы. Но Тьма, как носительница истинного милосердия и сострадания, передает детям свой дар. А дети, с рождения, познавшие это, живут в грехе, но только они способны любить и быть добрыми. Поэтому со страхом можно смириться или сдружиться, как и с болью. Только лицемерие будет стоять за спиной на правах тетушки. Я ее люблю. И пусть это будет моим "пока". И как бы я хотел Ей показать, что это я, никчёмнейшее из существ, научился любить и полюбил Ее, и что я не могу противиться Тьме и ее сестре, и как бы я хотел, чтобы Она поняла меня. И тогда я бы спокойно ушел. Да, да, ушел. Ведь "пока" стало мной, а с пропажей его уйду и я, а на смену мне придет кто-то другой, не умеющий любить, не умеющий жить, только существовать. Такой же извращенный и опасный, как Тьма. Вот они, мысли у окна. И лишь Она смогла прогнать их, пусть и средствами Тьмы. Кто сказал, что Свет не может сделать что-то подобным образом. Все, что мы делаем, - лишь сосуд, а мы наполняем его либо светом, либо тьмой. Она наполнила похоть светом и стала мечом любви. А я все так же наполняю секс тьмой, и он становится лишь извинением, прощанием, передачей о том, что я дался, просьбой простить меня. Черт, почему Свет и Тьма так похожи и так разнятся? В душе снова пусто. Неееет. Снова представляю, как бьется мое сердце сейчас, и меряю эти чувства с теми, что были раньше, когда я ее только встретил. И снова расползается сладкое тепло золота под ложечкой от сердца до живота. В голове становится так легко. И я снова люблю. "Это мое", - шепнуло было Лицемерие. "Ты тоже можешь стать светом. И я тоже могу использовать тебя, как свет с примесью тьмы. Хоть так, но все-таки это будет отчасти свет" "Вот поэтому ты мой. Ты не поймешь прелесть Света, поскольку ты пуст. Ты будешь к нему стремиться, в то время, как он сам приходит. И я не боюсь сказать тебе это, ведь пока ты это не поймешь, ничего не изменится", - засмеялась Тьма внутри.